Поэзия и прочая муза

Серьезная, спокойная красавица Клер, обладательница тонких запястий, оленьих глаз, высоких скул и звонких браслетов, однажды со снисходительной, словно речь шла о давних школьных проказах, улыбкой поведала мне, что в прежней жизни убила не менее сотни человек. - Вы были наемным убийцей? - опешил я. - Нет, что вы, Макс. Это была не профессия. Так, любительство. Просто я слишком серьезно относилась к поэзии... - Если вы убивали плохих поэтов, сто - это слишком мало; если же гениальных, цифра чересчур велика, - заметил я. Клер оживилась. - Вы все очень правильно понимаете. - Она дружески сжала мою руку, чего за ней прежде не водилось. - "Сто - слишком мало" - о, еще бы! Но у меня не было задачи убить всех плохих поэтов. Я - здравомыслящий человек, я прекрасно понимала, что это невозможно. Но плохой поэт - это полбеды. Существуют гораздо более опасные типы. Они пишут стихи к именинам, свадьбам и юбилеям. Стихи ко дню окончания средней школы. Стихи в честь Пасхи. Высокопарные стихи по поводу любого торжества, какое только может случиться в их бессмысленной жизни. - Знаю, как же, - хмыкнул я. - И этих безобидных дурачков вы убивали? - Именно эти "безобидные дурачки" уничтожили магическую составляющую поэзии, - жестко сказала Клер. - Их трудами поэзия стала обычной ритмически организованной речью. Эта разрушительная техника описана еще в Библии и называется "поминать всуе". Понимаете ли вы, что это значит - потерять магическую составляющую? - Догадываюсь, - горько усмехнулся я. - Я сам, кажется, потерял свою "магическую составляющую"... Впрочем, горечь моя прошла почти сразу. Секунду спустя я и сам удивлялся собственному пафосу. - Вам виднее, - сухо заметила Клер. - Но речь сейчас идет не о вас, а о поэзии. В юности я была достаточно наивна, чтобы полагать, будто дело еще можно поправить... - Вы убивали людей, которые писали стишки к праздникам? - удивленно уточнил я. - К праздникам, и не только... Но суть вы уловили верно. - И вас не поймали? - недоверчиво спросил я. - С чего бы? - Она пожала плечами. - Меня невозможно было заподозрить. С точки зрения следствия, у меня не было решительно никаких побудительных мотивов. В нескольких случаях их смерть была мне чрезвычайно невыгодна: ущемлялись мои материальные, карьерные и прочие интересы... К тому же я была очень ловка и осторожна - сейчас сама удивляюсь. - И чем это закончилось? - осторожно поинтересовался я. - Как видите, ничем. Поэзия так и осталась ритмически организованной человеческой речью. Сотня трупов ничего не изменила. Мне следовало родиться на тысячу лет раньше - тогда еще можно было что-то исправить...