Что происходило в Авдеевской промзоне летом 2016-гоПринято считать, что наиболее «горячими» годами войны в Донбассе были 2014 и 2015. В лучшем случае, вспоминают обострение зимы 2017 года. Но в основном люди, следящие за событиями по сообщениям в крупных СМИ или читающие журналистов, следующих информационной конъюнктуре, считают, что после подписания Минских соглашений боевые действия в ДНР и ЛНР если и продолжились, то уже в незначительной степени. Увы, но это не так.
В условно «спокойном» 2016 году, когда люди стали возвращаться в города Республики, шли ожесточённые бои в районе промзоны между Ясиноватой и Авдеевкой. В оперативные сводки попадала информация об обострении, но интенсивность столкновений была настолько высокой, что зафиксировать количество выпущенных снарядов противником было невозможно.
Несмотря на то, что корреспонденты из именитых изданий больше не освещали события в Донбассе, так как повестка переключилась на другие темы, журналисты отправлялись в наиболее опасные участки фронта, где стороны конфликта разделяли какие-то 70 метров. На этой территории нужно делать непростой выбор — оставаться журналистом или же брать в руки оружие и оказывать активное сопротивление наступательным действиям противника. Итальянский военный корреспондент Витторио Ранджелони рассказал о неделе, которую он провёл на промзоне, где буквально по несколько раз на дню приходилось прощаться с жизнью.
Суровые условияЧаще всего журналисты попадали на позиции, которые уже показывали их коллеги. Но даже туда было не так просто попасть. Необходимо было найти контакты в подразделениях, уговорить их согласиться взять к себе в окопы, а после ещё вернуть в город. Витторио попал на позиции, на которых обычно журналистов не было. Всему виной суровые условия пребывания.
«Я общался с ротным одного из подразделений, которые там служили вне Корпуса. Меня сразу же предупредили, что если я хочу туда попасть, то нужно учитывать, что я заеду туда с ротацией и покину расположение, когда будет смена. Никто специально для меня не устраивал транспорт, никто меня не собирался сопровождать, возить. Это не экскурсия. Меня предупредили, что вся ответственность ложится на меня. Если бы со мной что-то произошло, то я сам должен был с этим разбираться. Были предложены такие суровые условия. Я согласился. Командир сказал, что будет обговаривать этот вопрос с вышестоящим руководством. Пообещали перезвонить. Через время звонок – готовься, завтра утром в 6 утра выезд», - вспоминает итальянец.
Бросить камеру и взять автомат«Захватил с собой каску, броню, аптечку, камеры и приехал на место назначения. Там уже стояли бойцы, построены, готовы к выезду. Мне объяснили, что эти позиции - не дозор, куда машины каждый день подвозят необходимое. Помимо БК и оружия, бойцы грузили провизию, бочки с водой и другие вещи. Потому что там, где находились эти позиции, не было ничего: ни света, ни воды. Нужно было всё брать с собой.
Погрузились. Я привык приезжать на фронт или на обычном гражданском транспорте, или военные подвозили на собственном: на «ВАЗике», на «буханке» или «Урале». А в этот раз погрузили всё в инкассаторский автомобиль. Бронированный транспорт был необходим, так как стороны конфликта находились в непосредственной близости друг от друга – от 70 до 150 метров. Когда сели в инкассаторскую машину, я понял, что эта работа будет отличаться. Раз меня прикомандировали к этому подразделения, мне нужно было помогать: воду таскать, ящики с едой или патронами переносить», – рассказал Витторио.
Взять в руки оружие – означает поменять свой статус. Из военного корреспондента ты становишься комбатантом. Это важный аспект. Но бывают такие случаи, когда от этого может зависеть твоя безопасность. Международные документы работают в теории, но на практике в окопах мало, кому есть дело до того, что находится в твоих руках – камера или автомат Калашникова.
«Направились на позиции. Нужно было быстро перескочить железнодорожные пути. Зашли в посадку. Тут также был дачный посёлок. Дома были разбитые. Минут десять бежали. Обычно, когда с сопровождением были на позициях, можно было спокойно передвигаться, а в тот раз нужно было бежать. Снайпер под прицелом держал весь участок. Добежали до единственного на тот момент домика. Это когда-то было двухэтажное здание, но тогда остались всего половина первого этажа и подвал. Тут были бетонные плиты, они давали надёжное укрытие. Здесь находились командиры, медицинский персонал, а бойцы приходили с позиций сюда, чтобы отдохнуть, а не спать в окопе или блиндаже», – поделился мой собеседник.
Между собой бойцы начали называть эту постройку «бункером». Относительно безопасное место, если такое в принципе можно было найти на линии соприкосновения. Забегая наперёд, отмечу, что сейчас эти позиции уничтожены в ходе боестолкновений. Спустя полгода после событий, о которых рассказал мне Витторио, на промзоне в значительной степени усилились боестолкновения, что привело к тому, что окопы были оставлены и уничтожены украинской артиллерией.
«Здесь командир провёл мне инструктаж. На тот момент у меня уже был богатый опыт за плечами, я знал, как себя вести в подобных ситуациях, но здесь было что-то новое. Командир напомнил свои необычные правила и предупредил, что если что-то начнётся и бойцы попросят, мне нужно было бросить камеру и взять в руки автомат. Он объяснил, что это было нужно для моей собственной безопасности. Он быстро разобрал автомат, показал, как всё устроено. Меня на скорую обучили азам военного дела, то есть правилу обращения с оружием, технике безопасности и как действовать. Нужно было слушаться старшего по позиции и беспрекословно следовать его приказам. Выбора другого не было», – резюмировал иностранец.
Первые сутки«Не успели закончить разговор, начался обстрел. Ничего страшного – РПГ или СПГ. Мы не разбирались, что прилетело. Не было времени, чтобы уточнять. Это сейчас в сводках озвучивают конкретные цифры, вроде 5 выстрелов из РПГ за день. Тогда за 5 минут прилетало столько же. Некогда было искать хвостовики и разбираться.
Расстояние от «бункера» до позиции составляло приблизительно метров 100. Бежали очень быстро. Ополчение стояло по одну сторону улицы дачного посёлка, украинские десантники – по другую. Противник видел любые передвижения на нашей позиции. Прятаться можно было только за разрушенными стенами. Добежали до позиций. Тут познакомился с бойцами, которые занимали эти позиции. Здесь также были два француза. Один из них, кроме матерных слов, ничего на русском не понимал. Второй хорошо понимал русскую речь, он и переводил своему земляку», – продолжил Витторио.
Нужно понимать, что тогда окопы были плохо оборудованы. Их невозможно было укрепить, чтобы они выдерживали снаряды тяжёлой артиллерии. Тем не менее, под непрекращающимся огнём солдаты умудрялись восстанавливать разрушенные окопы и оборудовать их всеми возможными способами.
«Бойцы предупредили, что окоп выдержит максимум 82 мм. мину. Если прилетит что-то покрупнее, то нужно было прятаться поглубже. Здесь меня инструктировал уже французский доброволец Сергей Мюнье. Не успели договорить, как начался стрелковый бой. Через несколько минут подключились АГС, воги падали непонятно где, то рядом, то дальше. А потом по нарастающей – РПГ, СПГ, мины и так далее», – объяснил Витторио.
Особенности работы военного корреспондента«Я знал, что на этой позиции буду находиться неделю. Взял с собой всё необходимое. Для меня было важно взять зарядное устройство для камеры, запасные карточки, ноутбук и всё. Заряжал устройства от генератора. Приходилось жертвовать каким-то материалом, так как понимал, что если сейчас что-то снимешь, то заряда может не хватить на следующее событие, которое может оказать значимее. Нужно было действовать по ситуации.
В тот раз я услышал, как пули свистят в 20 сантиметрах от твоей головы. По вечерам пули не только слышишь, но и видишь, так как стреляли трассерами. Голову не поднимали, учитывая, что на противоположной стороне были тепловизоры, увидеть передвижение людей им было несложно. С 9 вечера все переставали курить.
Когда «работали» внезапно РПГ и СПГ, понимал, что в любой момент можешь попрощаться с жизнью. Поэтому находишься в постоянном напряжении. Никогда бы не смог представить себе такое, но пока ты сам не окажешься в такой ситуации, очень сложно поверить рассказам. За первый день я три раза попрощался с жизнью. Я понял, что это не игрушки, и военные сводки не могут всё это передать. Военные, которые в таком ритме долгое время живут, разбавляют шутками свои истории. У них срабатывает защитная реакция. Они всё переводят в смех», – вспомнил военкор.
«Горячая» ночь«В первый вечер я решил ночевать в окопе с навесом. Это даже не был блиндаж. В «бункер» не стал идти. В окопе была выкопана койка в земле. Днём здесь заряжали обоймы, а вечером можно было расстелить одеяло и спать. Там было сыро. Даже ночью бронежилеты не снимали. По мне лазили мыши или крысы. Пытались согреться, залазили в рукав. Шла постоянная борьба, пока ты не забиваешь на это и просто засыпаешь.
Потом я всё-таки пожалел, что не пошёл в «бункер». Прилетел снаряд. Я не разобрался, что это было - АГС или вог, случайно или прицельно били. Снаряд приземлился в трёх метрах от меня. Взрыв произошел на входе в блиндаж. Спас меня тот факт, что я находился ниже уровня земли. Я просто увидел вспышку и на время ослеп. Поднялся и ударил голову об навес. Услышал какие-то крики. У бойца была лёгкая контузия. Его защитила бочка с песком. После этого я в ту ночь уже не спал.
Удивительно, как порой работает человеческая психика. Она способна приспособиться к любым условиям. Доходит до того, что перестаешь удивляться выстрелам и разрывам, а напротив – настораживает тишина. В такие моменты каждый шорох может иметь значение, так как на промке активно «работала» разведка противника. Витторио рассказал мне, что до этого на позиции заходили украинские военные и захватывали расположение ополчения. Поэтому бойцы вслушивались в тишину, чтобы услышать разведчиков ВСУ.
«Услышали, как ломаются ветки. Не знали, что это могло быть, так как животные уже все погибли к тому моменту. Раньше на позициях, везде, где я был до этого, то кошки, то собаки присутствовали, а на промке животные долго не жили. Для проверки кинули контрольную гранату, перед этим согласовав свои действия с командиром. После гранаты – тишина. Что бы это могло быть? Начали фантазировать, обговаривать версии. Это был первый раз, когда с нашей стороны было какое-то действие и очень странно, что с той стороны не последовала реакция, хотя обычно украинцы начинали бой. Возможно, не стали открывать огонь, так как понимали, что там их разведчики, чтобы они не попали под дружественный огонь», – рассуждал иностранный корреспондент.
Цель – «бункер»«Через несколько дней украинцы начали интенсивнее бить по нашим позициям. Мы поняли, что цель – «бункер». Из-за обстрела была разорвана связь. Сидело в «бункере» человек шесть: несколько бойцов отдыхали после смены, командир, я и женщины-медики. Им не давали выходить на позиции, они всю смену проводили в этом «бункере». Я посмотрел на этих женщин, они начали плакать, им было страшно, потому что дрожали и земля, и стены, сыпалась пыль, лампочка качалась на проводе, как в фильмах. Кто-то начал молиться, кто-то перебрался ближе к стенке на случай, если обвалится плита и так будет проще выбраться, а кто-то смирился и просто ждал конец обстрела или чего-то другого. Обстрел длился недолго. Выстрелов 30, наверное, но тогда казалось, что целая жизнь пролетела. Но потом успокоились. Обстрел прекратился. Командир отправился на соседнюю позицию, где ранило бойца», – поделился Витторио.
Нужно понимать, как мне объяснил европейский коллега, что со стороны ополчения не было никаких провокаций или действий, которые могли бы предполагать такую реакцию с противоположной стороны. Абсолютно ничего не было. Если бы не действия украинской армии, то на этой неделе была бы тишина.
Характерные отличия войны в ДонбассеВ фильме российского режиссёра Фёдора Бондарчука «Сталинград» есть одна сцена, которая совершенно оторвана от реальности и может существовать исключительно в художественном произведении. Советский снайпер вёл огонь по немецкому военному, который подбирался к месту, где местные набирали воду. В этот момент персонаж, которого сыграл Пётр Фёдоров, накинулся на сослуживца со словами, что якобы даже животные не нападают друг на друга у водопоя. Реалии войны в Донбассе таковы, что украинские силовики били по бойцам ополчения, которые несли провизию на позиции.
«До этого я часто слышал о том, что даже по бойцам, если они были не вооружены, не открывали огонь. Максимум могли припугнуть, чтобы поскорее пробежал. А на промке украинские силовики открывали огонь по каждому движению. Целые сутки шла борьба за выживание. Бойцы на позицию брали с собой максимальное количество еды и воды. И продовольствие там значительно важнее, чем сами патроны. 5.45 или 7.62 огромной роли в этой войне не играют, а без еды неделю сидеть – невыносимо. Бывало, что целенаправленно обстреливали не тех людей, которые несут бк, а которые шли с бочкой с водой. Если убить человека с выстрелами на гранатомёт, то будут стрелять из другого вида вооружения, а если лишить людей воды, то будет гораздо хуже», – уточнил итальянец.
Одной характерной особенностью того периода был контраст. Тогда ещё не все смирились с тем, что необходимо привыкать к постоянным обстрелам на окраинах, которые не будут приводить к изменению линии фронта. Кого-то это не устраивало, кто-то принимал участие в этих боях, а после возвращался в город, где сталкивался с совершенно новой реальностью.
«Это был какой-то сюрреализм, в особенности, когда возвращаешься оттуда в город. Всего через 20 минут можно оказаться в Донецке на бульваре Пушкина, где люди были недовольны продолжающимся шумом боя. А в окопе день начинается и заканчивается обстрелами. Там я понял, насколько люди ценят свою свободу. Не каждый бы согласился отдать свою жизнь ради неё. По сути, бойцы, которые там сидели, каждый день, становясь мишенью, защищали и тех, кто возмущались из-за звуков войны», – подытожил собеседник.
