Помните о нас ....

За три года существования лагеря было выкачано более 3,5 тыс. литров детской крови.


ДЕТСКАЯ ФАБРИКА КРОВИ Саласпилс - Латвия

Большинство детей в Краснобережном лагере долго не задерживалось: их кровь нужна была на западе.

В крытых брезентовых машинах их отправляли в другие лагеря.
Ближайший — Саласпилс.
Этот концентрационный лагерь был создан нацистами в 1941 году на территории Латвии.
Сюда привозились дети из Белоруссии, Псковской и Ленинградской областей, захваченные во время карательных операций.

Официальное название — Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания.

Здесь находились малолетние узники, которых нацисты использовали в своих медицинских экспериментах.
Нередко малолетние узники становились «полными донорами».
Это означало то, что кровь у них брали до тех пор, пока они не умирали.
Трупы уничтожали в печах крематориев или сбрасывали в утилизационные ямы.

В одной из них немецкая женщина случайно нашла еле дышащую белорусскую девочку Зину Казакевич: после очередного забора крови она уснула.
Её сочли умершей.
Проснулась она уже в доме сердобольной немки: фрау проходила мимо утилизационной ямы, заметила шевеление, вытащила девочку и выходила её.

Мацулевич Нина Антоновна вспоминает: «Когда началась война, мне было шесть лет. Мы очень быстро повзрослели. Перед моими глазами — несколько мотоциклов, автоматчики. Стало страшно, и мы сразу забежали к маме в избу. Мы попытались бежать от полицейской облавы, мама спрятала нас в овощную яму. Ночью мы ушли. Долго бродили по пшеничному полю в надежде найти хоть кого-нибудь знакомого. Ведь никто не думал, что война будет такой долгой. А в лесу нас нашли немцы. Они набросились на нас с собаками, толкали автоматами, вывели нас на дорогу и привели на железнодорожную станцию. Жара. Есть хочется. Пить хочется. Все уставшие. К вечеру пришёл состав, и нас всех затолкали в вагон. Никакого туалета. Только в правой стороне вагона была вырезана какая-то маленькая дырка.

Ехали мы бесконечно долго.

Так мне казалось.
Состав всё время останавливался.
Наконец, нам скомандовали выходить.
Оказались в лагере города Даугавпилса.
Затолкали нас в камеры.
Откуда время от времени выхватывали и приводили обратно избитых, израненных, измученных насилием семнадцатилетних девочек.

Бросали их на пол и никому не разрешали подходить.

Там у нас умерла младшая сестренка Тоня.

Не помню точно, сколько прошло времени — месяц, неделя.
Через какое-то время нас опять вывели во двор тюрьмы и затолкали в машины.

Нас привезли в лагерь Саласпилс.

Немцы неофициально называли его «фабрикой крови».
Официально — воспитательно-трудовой. Так окрестили его немцы в своих документах.

Но о каком воспитании труда у детей можно вести речь, когда там были дети трёхлетнего и даже грудничкового возраста!

На шею нам надели жетоны, с этой минуты мы перестали иметь право называть свои имена. Только номер.
Мы недолго пробыли в бараке.
Нас построили на площади.
По биркам определили и забрали моих двух сестёр, их забрали и увезли.
Через какое-то время снова нас построили на площади и по номеркам снова забрали мою маму.
Остались мы одни.
Когда забирали мою маму, она идти уже не могла.
Её вели под руки.
А потом взяли за руки и ноги, разболтали и бросили в кузов.
Также поступили и с другими.

Выпускали нас на улицу погулять.

Конечно, хотелось плакать и кричать.
Но нам этого не разрешали делать.
Мы ещё держались тем, что знали: за нашими бараками есть бараки, где военнопленные, наши солдаты.
Мы тихонечко к ним спинами станем, а они нам тихо говорили: «Ребята, ведь вы советские дети, потерпите немного, носы не вешайте. Не думайте, что мы здесь брошены. Нас скоро освободят. Верьте в нашу победу».

Мы себе записали в сердце, что нам плакать и стонать нельзя.

А самое страшное было, когда немцы заходили в бараки и раскладывали на столах свои белые инструменты.
И каждого из нас клали на стол, мы добровольно протягивали руку.
А тех, кто пытался сопротивляться, привязывали.
Бесполезно было кричать.
Так они брали кровь от детей для немецких солдат.
От 500 граммов и больше.

Если ребенок не мог дойти, его несли и забирали всю кровь уже беспощадно и сразу выносили его за дверь.
Скорее всего, его бросали в яму или в крематорий.
День и ночь шел вонючий, чёрный дым. Так жгли трупы.

После войны были мы там с экскурсиями, до сих пор кажется, что земля стонет.

По утрам заходила надзирательница-латышка, высокая блондинка в пилотке, в длинных сапогах, с плеткой.

Она кричала на латышском языке: «Что ты хочешь? Чёрного или белого хлеба?»
Если ребенок говорил, что он хочет белого хлеба, его стягивали с нар — надзирательница избивала его этой плёткой до потери сознания.

Потом нас привезли в Юрмалу.

Там было немножко легче.
Хоть были кровати.
Еда была практически такая же.
Нас приводили в столовую.
Мы стояли по стойке «смирно».
Не имели права сесть до тех пор, пока не прочитаем молитву «Отче наш», пока мы не пожелаем здоровья Гитлеру и его быстрой победе.
Частенько нам попадало.

У каждого ребенка были язвы, почешешь — кровь идёт.

Иногда мальчишкам удавалось добыть соли.
Они нам давали её и мы осторожно двумя пальчиками, осторожненько сжимали эти драгоценные белые зёрнышки и этой солью начинали растирать эту болячку.
Не пикнешь, не застонешь.
Вдруг воспитательница близко.

Это же ЧП будет — где взяли соль.
Начнётся расследование.
Изобьют, убьют.

А в 1944 году нас освободили.

3 июля.
Этот день я помню.
Нам воспитательница — она была самая хорошая, разговаривала на русском языке — сказала: «Собирайся и бегом к дверям, на цыпочках, чтобы никакого шороха не было».
Она увела нас ночью в темноте в бомбоубежище.
А когда нас выпустили из бомбоубежища, все кричали «Ура».
И мы увидели наших солдат.

Нас начали учить писать букву «а» на газете.

А когда закончилась война, нас перевели в другой детский дом.
Нам дали огород с грядками.
Тут уж мы стали жить по-человечьи.

Нас стали фотографировать, узнавать, где кто родился.
А я ничего не помнила.
Только название — деревня Королёва.
Однажды мы услышали, что Германия капитулировала.

Нас солдаты поднимали под мышки и бросали вверх, как мячики.

Они и мы плакали, этот день нам, очень многим, дал жизнь.

Нам дали бумаги: мы были отнесены к первой категории пострадавших.
А в скобочках было указано — «медицинские опыты».
Что делали нам немецкие врачи, мы не знаем.
Может быть, какие-то лекарства вводили — не знаю.
Знаю только то, что я пока живая.
Врачи наши удивляются, как я живу при полном отсутствии щитовидной железы.
У меня она пропала.
Она была как ниточка.

А узнать, где я родилась точно, не могла.

Две девочки, которых я знала, забрали из детского дома.
Я сидела и плакала.
Мать девочек долго смотрела на меня и вспомнила, что она знала мою мать и отца.
Она и написала на маленьком клочке мой адрес.
Я кулаками ногами стучала в дверь воспитательницы и кричала: «Посмотрите, где я родилась».

А потом меня уговорили успокоиться.
Через две недели пришёл ответ — нет никого в живых.
Горе и слёзы.

А мама нашлась.
Оказывается, её угнали в Германию.
Мы стали собираться в кучу.

Мою встречу с мамой помню во всех мелочах.

Как-то выглянула в окошко.
Вижу, идёт женщина.
Загорелая.
Я кричу: «К кому-то мама приехала. Сегодня заберут».
Но меня почему-то всю затрясло.
Открывается дверь в нашу комнату, заходит сын нашей воспитательницы и говорит: «Нина, иди, там тебе платье шьют».

Я захожу и вижу около стенки, около двери на маленькой табуретке сидит женщина.
Я прошла мимо.
Иду к воспитательнице, которая стоит посреди комнаты, подошла к ней, прижалась.
А она спрашивает: «Ты узнаёшь вот эту женщину?»
Я отвечаю: «Нет».

«Ниночка, доченька, я твоя мама», — не вытерпела мама.

А у меня ноги отказали, как ватные стали, деревянные.
Они меня не слушают, не могу двинуться.
Я к воспитательнице жмусь, жмусь, никак не могу поверить в своё счастье.

«Ниночка, доченька, иди ко мне», — снова зовёт мама.

Тогда воспитательница подвела меня к маме, посадила рядышком.
Мама обнимает, целует меня, расспрашивает.
Я ей назвала имена братьев и сестёр, соседей, что жили рядом с нами.
Так мы окончательно убедились в своём родстве.

Из детского дома мама меня забрала, и мы поехали на свою родину, в Белоруссию.

Там творилось страшное.
На окраине нашей деревни был ток.
Там молотило зерно.
Так немцы собрали всех жителей, которые остались и не сбежали как мы.
Люди ведь думали, что война продлится недолго и пережили же они финскую и первую мировую, ничего с ними немцы не сделали.
Только не знали они, что немцы стали совсем другие.

Они всех жителей согнали их в ток, облили бензином.
А тех, кто остался в живых из огнемётов сжигали заживо.
Некоторых расстреляли на площади, заставив людей загодя выкопать яму.
У моего родного дяди погибла так вся его семья: жена и четверо детей были заживо сожжена в его доме.

А мы остались жить.
У меня есть внучки.

И я хотела бы всем пожелать счастья и здоровья, а ещё — научитесь любить свою Родину.
Как следует.

Гитлеровцы сожгли архивы, но до сих пор живы те, кто видел их зверства своими глазами.

Ещё одна узница лагеря, Фаина Аугостане, вспоминает: «Кровь начали брать у детей, когда нас всех распределили по баракам.
Это было страшно, когда идёшь в тумане и не знаешь, вернёшься ли обратно.
Видела девочку, которая лежала на проходе, у неё был вырезан лоскут кожи на ноге. Окровавленная, она стонала».

Фаину Аугостоне возмущает официальная позиция сегодняшних латвийских властей, которые утверждают, что здесь был воспитательно-трудовой лагерь.
«Это безобразие, — говорит она.
— У детей брали кровь, дети помирали и их укладывали штабелями. У меня пропал младший брат. Я видела, то он ещё ползал, а потом на втором этаже его привязали к столику. Головка у него висела набок. Я позвала его: «Гена, Гена». А потом он исчез с этого места. Его бросили как полено в могилу, которая была доверху набита мёртвыми детьми».

Трудовой лагерь — это было официальное обозначение в нацистских бумагах этого страшного места.
И те, кто сегодня повторяет это, повторяют нацистско-гитлеровскую фразеологию.

Сразу после освобождения Латвии в 1944 году была создана на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

В мае 1945 года, осмотрев только пятую часть территории лагеря смерти (54 могилы), комиссия нашла 632 трупа ребёнка в возрасте предположительно от пяти до десяти лет.
Трупы располагались слоями.
Причём у всех без исключения в желудочках советские медики нашли еловые шишки и кору, были видны следы страшного голодания.
У некоторых детей обнаружили инъекции мышьяка.

Кадры кинохроники тех лет беспристрастно показывают штабеля маленьких трупов под снегом.
Закопанные заживо взрослые люди стояли в своей могиле.

В ходе раскопок нашли страшную картину, фотография которой потом потрясла не одно поколение и была названа «Саласпилсская мадонна» — заживо погребённая мать, прижимающая к груди ребёнка.

В лагере было 30 бараков, а самый большой — детский.

Чрезвычайная комиссия установила, что здесь было замучено около 7 000 детей, а всего погибло около 100 000 человек, больше, чем в Бухенвальде.

С начала 1943 года прошло несколько карательных операций, после которых лагерь и наполнился узниками.
Латышские карательные полицейские батальоны служили в немецком лагере.

Вместо того, чтобы признать чёрную страницу истории, Латвия начала свою председательство в Евросоюзе с того, что запретила в 2015 году проведение выставки, посвящённой памяти жертв Саласпилса.
Свои действия официальные латвийские власти объяснили довольно странно: якобы выставка вредит имиджу страны.

Цель предельно ясна: во-первых, латышские националисты пытаются обелить себя потому, что их роль в геноциде людей очень велика.

«Население, взятое в плен во время нашествия на партизанский край, частично угоняется в Германию, а оставшиеся продаются в Латвии по две марки землевладельцам», — сообщалось в Главное разведывательное управление Красной армии.

Во-вторых, западным странам сейчас хочется Россию из страны-победительницы и освободительницы мира от нацизма превратить в союзника нацизма.
Несмотря ни на что, выставка «Угнанное детство» открылась в российском культурном центре в Париже.

Однако официальные представители Латвии по-прежнему утверждают, что нельзя сравнивать этот лагерь с Бухенвальдом.

Живой очевидец трагедии Анна Павлова, узнав об этом, говорит: «Не дай Бог испытать этим чиновникам, что утверждают обратное.

Не дай Бой испытать то, что перенесли дети и девушки, для которых немцы специально выделили отдельный барак и запускали туда солдат для утех.
Крик там стоял страшный.

Не дай Бог!

Забыли прошлую войну?
Ждите новую.

_________________
Строю русский миллиард населения.

Нас школьников каждый год возили к бывшему лагерю саласпилс, все школы, там на подходе звучал особый бой метронома, как сердца стук
Сейчас суки говорят, что это был просто рабочий лагерь, а ни какой не контрационный. Ублюдки!
А в школе у некоторых одноклассников родственники прошли через этот ад,
Кста , после того как Мачача начал умничать по теме — а кто это видел? Все вранье ! Для меня однозначно стал УРОДОМ ДАТСКИМ! Надеюсь сдох! ГНИДА !

_________________
"Башмачник" - Враг и Провокатор !

У меня одноклассник женился на дочери бывшей узницы, так Бундесвер ей платил в 92, почти 1000 марок в месяц, как пострадавшей
Много чего услышал как оно было на самом деле

_________________
"Башмачник" - Враг и Провокатор !

А теперь за Салдусом, там Где начинался Куршский котел, могилки ублюдков фашистских, Всё так частенько опрятненько, а Мемориал Саласпилс доживает последние дни, пидорье латышское, надеюсь еще при моей жизни воткнут им осиновый кол!

_________________
"Башмачник" - Враг и Провокатор !

прибалты снова кровь у наших детей качать будут.... И мы их снова простим ......, им понастроим снова заводов и фабрик.....
Ведь латыши, литовцы и эстонцы такие свободолюбивые, а мы такие плохие.

_________________
Мы купили Украину чтобы воевать с Россией" конгрессмен Джефри Сакс

Это земли славянских племен, и гражданская война, была там ничуть не менее кровавой чем где либо
И некуй всех одной краской мазать, а чо предателей из русских не было?
Так что завали

_________________
"Башмачник" - Враг и Провокатор !

проеболтамевропейсам на это срать - обычное для европейсов дело.

_________________
УкраинецЬ брешет - як дышит

Ты написал якусь куйню с обобщениями и мыканьем.

Нацепив на миллионы непричастных ответственность за не ими содеянное.

Не желаешь ли, вместе с ними заодно, понести личную этническую ответственность за подвиги Тоньки-пулеметчицы ?
Макарова, Антонина Макаровна

_________________
Хорёк-это участник информационной войны,сознательно стоящий на антироссийской стороне.(С)я

Надеюсь, латышский вариант текста уже где-то выложили?

В этом лагере на территории Латвии "работали" латвийцы. Немецкие солдаты пошли дальше, на восток....
Так кто эти зверства совершал?

_________________
«Храматыка е выскусьтво правыльно чытаты ы пысаты…»
Американская Террористическая Организация ВСУ, ИГИЛ, Аль-Каида.