О киевском хосписеДолго я на этот текст смотрел, но всё же решил опубликовать. Редкостное пробивание днища, на мой взгляд
Коронавирус несет смерть. Этим и страшна пандемия. Но люди умирают не только от COVID-19, умирают в эти же дни и от других болезней. А еще в результате врачебной ошибки или неправильно назначенного лечения. Но на Украине создана система, когда вы не сможете узнать, от чего умер ваш родственник. И, возможно, никогда не узнаете
Эту, без преувеличений, страшную историю о работе киевского онкоцентра и хосписа нам рассказала Женя — внучка полковника санавиации, инвалида воинской службы, героя Чернобыля, заслуженного врача Украины Ивана Яковлевича Мантура, который умер 28 июня нынешнего года при очень странных обстоятельствах. Правдивость рассказа подтверждается рядом документов, фотографий и видеозаписей, которые имеются в наличии у издания Украина.ру.
Весна 2020 года, Киев, карантин в связи со вспышкой коронавируса. Ивану Яковлевичу плохо. Четыре скорых ничего не выявляют, и тем не менее человек чувствует слабость, температура 37, пропал голос. Семейный врач по звонку в амбулаторию не реагирует. В начале июня пятая скорая обнаруживает хрипы в легких и с диагнозом «пневмония» увозит в инфекционную больницу на Рижской, 1 для проверки на ковид. Рентген, диагноз «рак легких, 4-я стадия» с метастазированием.
10 июня, онкоцентр на Верховинной, 69. Внучка Женя везет туда Ивана Яковлевича, поскольку среди врачей этого заведения — его друзья по бывшей работе. Встречают главврач Александр Клюсов, его зам Андрей Кондратенко и заведующий торакальным отделением Сергей Завертиленко. Все — крупные специалисты, что вызывает надежду. Но…
— Мы не можем его госпитализировать, он лежал в ковидном отделении.
— Так ведь сделали обследование, у него нет коронавируса.
— Возможно, он вообще не наш пациент. Для диагностики рака нужен не рентген, а компьютерная томография.
Удивительно жесткий ответ, в руки — справка, где тем не менее указан диагноз «рак легких» и указание снова везти деда в терапию на Рижской, 1, «долечивать пневмонию».
Горбольница на Рижской, 1, состояние ухудшается. На компьютерной томографии — «рак верхней доли правого легкого с метастазированием в надпочечники и средостение". По сути это 4-я стадия рака, то же самое, что показал рентген. На всякий случай Женя несется в Национальный институт рака.
— У деда было очень крепкое здоровье, сдавать он стал буквально совсем недавно, — объясняет она.
Там подтверждают диагноз, предупреждают об опасности биопсии в его возрасте и советуют патронажный уход и паллиативную терапию. В международной израильской клинике "Lisod" говорят, что нужно делать УЗИ сердца — паллиативную терапию пережившему два инфаркта человеку нужно корректировать. «Too early», т.е. слишком рано, — пишут они о направлении Ивана Яковлевича в хоспис.
Снова онкоцентр на Верховинной, 69. Несмотря на выводы Национального института рака и израильской клиники, оттуда отправляют… в хоспис.
Отделение паллиативной терапии хосписа. Заведующий Алексей Калачев.
— Вот мой номер телефона и номер телефона сестер на случай патронажа.
— Проведите анализы до назначения паллиатива! — в недоумении требует Женя, но с тем же успехом можно выдвигать требования бетонной стенке.
Тем временем никакой пневмонии нет, и Иван Яковлевич выписан из городской терапии. Дома его состояние продолжает ухудшаться, уже нужны уколы, но Жене схему паллиативного лечения онкоцентр не дает. Тогда заслуженный врач Украины решает лично ехать в онкоцентр, чтобы поговорить со своим знакомым и коллегой главврачом Клюсовым.
— Я встретился с вами только из уважения к вам, — с необъяснимой грубостью заканчивает тот по сути не начавшийся разговор. — Езжайте в хоспис к Калачеву, он сделает все анализы и, возможно, потом переведет в терапию.
«Наслаждается трупами»Снова хоспис, УЗИ сердца.
— Будьте внимательны с паллиативными назначениями, — сказал Жене по телефону независимый израильский врач после УЗИ, — многие препараты при состоянии его сердца смертельно опасны и могут сыграть роль эвтаназии.
Лечение назначено, но ни данных о проведенных анализах, ни названия выписанных препаратов родным не сообщают. Устав от всего, 22 июня Иван Яковлевич подписывает документ о согласии с методами лечения, о которых ему ничего не известно. Женя умоляет медсестру показать ей больничную карту пациента, анализы, но получает в ответ:
— Мы делаем все, что надо, это не ваше дело.
От непробиваемой медсестры она идет к завотделением Калачеву — дайте, наконец, схему лечения.
— Я ничего вам не расскажу, даже тот момент, когда начну колоть ему морфий, — холодно отвечает врач, давая понять, что разговор закончен.
Вязкий ужас от ощущения Кафки, который стал былью, или воплотившихся в реальности фильмов Хичкока нарастал. Выходя из кабинета, Женя думала лишь об одном — как забрать Ивана Яковлевича из сюрреалистического заведения, как будто сошедшего со страниц романов Томаса Манна или Кена Кизи.
— Деда начали закалывать без анализов, — пронеслось у Жени в голове, — значит, остаются считаные дни.
Она обращается в патронаж по месту жительства, но ответа нет.
25 июня Женя опять у Калачева, но теперь с включенным диктофоном. Взгляд врача скользит к телефону, и он меняет тактику.
— Мы ничего от вас не скрываем, — заявляет он поставленным голосом и кидает через стол размытую ксерокс-выписку без печати.
На следующий день Женя с этим листком пытается добраться до лечащего врача хосписа Юлии Федорук. В кабинете есть посетители, приходится ждать в пустом коридоре под дверью. Вдруг оттуда доносится отборный мат, и женский голос велит кому-то «закрыть хлебало». Пауза.
— Нас подслушивают, замолчи.
Юлия Федорук осторожно приоткрывает дверь кабинета и выходит в коридор.
— Вы со мной тоже будете материться?— интересуется Женя, но врач отшатывается, делая вид, что не понимает, о чем речь.
— Объясните, пожалуйста, мне схему лечения.
— Ничего я вам объяснять не буду, — грубо отмахивается Федорук.
Сам Иван Яковлевич тоже не знает, что с ним делают. Он лишь с грустью говорит Жене, что заведующий отделением паллиативной терапии "наслаждается трупами".
«Вызывайте космонавтов»
28 июня, 14:35, звонок с неизвестного номера. Из трубки раздается растерянный женский голос, представившийся «медсестрой Галей».
— Ваш дед умер сегодня в 14:10. Я не знаю, от чего, — в интонациях медсестры слышна истерика, — не похоже, чтобы от рака. Понимаете, он был активный, двигался, ворочался, шутил, морфий ему еще колоть было не надо. Он умер после моего укола внезапно.
Выходит, что с момента смерти Ивана Яковлевича и до звонка перепуганной медсестры проходит целых 25 минут. В полиции потом обратят внимание на этот факт.
Через полчаса Женя уже в хосписе, прощается с дедом. В палате только двое, ни врача, ни медсестры. Убитая горем внучка бредет к сестринскому посту и находит в себе силы потребовать название препарата, после введения которого умер Иван Яковлевич. Медсестра грудью ложится на книгу назначений, а потом убегает. Появляется мужчина, назвавшийся дежурным врачом, и выгоняет Женю за порог хосписа.
— Лечащего врача сейчас нет, вы сможете поговорить с ним во вторник, — сообщает он, стоя в дверном проходе как привратник.
— Я хочу узнать, что кололи моему деду. Спросила у медсестры, но она отказала.
— Что отказала? Кому отказала?— грубо спрашивает дежурный врач.
— Мне.
— А что вам надо было показать?
— Мне был звонок с утра от медсестры, что он скончался странным образом не от рака после ее укола. Почему вы скрываете от родственника больного…
— Что я скрываю?
— Что кололи больному?
— Вы знаете, где вы находитесь? Это хоспис.
— Я прекрасно знаю, где нахожусь. Если вы мне не скажете, что кололи, я прямо сейчас вызываю полицию.
— Да вы можете вызвать хоть космонавтов, — вызывающе бросает врач.
Женя достает телефон и набирает полицию.
— Я все понял, закрывай, — говорит врач охраннику хосписа и уходит внутрь. Охранник запирает двери на замок.
К хоспису приезжает полиция. Сорок минут разговоров с врачами и медсестрами, и правоохранители советуют подавать заявление в Святошинское отделение Главного управления Национальной полиции (ГУНП).
— Это где главврач Клюсов, мордатый такой?— уточняет оперуполномоченный Р. название онкоцентра. Оказывается, у него там тоже при невыясненных обстоятельствах умерла родственница, а врачи хамили, пока он не приехал в форме. Заявление принято.
— Пусть только быстрее делают медэкспертизу, — советует опер, прощаясь с Женей.
«У нас другие порядки»
Утром 29 июня прокуратура дает разрешение на вскрытие, но в главном бюро судебно-медицинской экспертизы на Оранжерейной, 9 сообщают, что с разрешением прокурора принимают тела только на специальных машинах. Нужно ехать в больницу с полицией, которая привезет тело на санитарной служебной машине. Женя спешит в больницу, звонит правоохранителям, они не приезжают, морг закрывается. Вечер.
Утро 30 июня. Снова в морге с разрешением прокурора в руках.
— Я не могу выдать тело по бумаге прокурора, — сообщает завморгом, — мне надо посоветоваться с главврачом.
Он убегает в кабинет к Клюсову, и они там шепчутся. Женя два раза вызывает полицию — она не приезжает. Пытается зайти к Клюсову с прокурорским разрешением, но получает грубый отказ выдать тело. Ее буквально выталкивают из кабинета. Женя остается возле двери, пока внутри продолжают о чем-то советоваться. Секретарь грубо отталкивает и оттуда.
— Статья 39 Закона Украины «Об охране здоровья» и статья 140 УК! Выдайте мне тело для судмедэкспертизы, — делает Женя последнюю отчаянную попытку пробиться сквозь мутное стекло булгаковской «Дьяволиады». Но броню не прошибешь.
— У нас в больнице другие порядки. Приходите с решением суда.
И тогда отчаявшаяся Женя подписывает, как потом скажут в полиции, «смертный приговор». Заместитель главврача Андрей Кондратенко по-иезуитски предлагает решение, которое должно всех устроить — подписать под его диктовку «отказ от вскрытия» в онкоцентре, чтобы можно было отвезти тело на независимую судмедэкспертизу.
— Так положено, — убедительно кивает он.
Одна единственная, но судьбоносная подпись, и буквально через 10 минут появляется бумажка — свидетельство о смерти. На ней автограф лечащего врача хосписа Юлии Федорук, той самой, которая материлась в кабинете и отказывалась предъявлять схему лечения Ивана Яковлевича. В свидетельстве — причина смерти, выписанная из диагноза, без проведения вскрытия.
Женя отправляется в Святошинское отделение ГУНП, а уголовное дело, оказывается, не возбуждено, номер утерян и вообще… идите к участковому.
— Я простой опер, так решает начальство, — оправдывается по телефону оперуполномоченный Р., у которого тоже кто-то умер в этом онкоцентре при загадочных обстоятельствах. — Медицинская мафия непобедима.
Женя идет к адвокату. Вечер 30 июня.
1 июля адвокат пытается забрать тело из больницы. Тщетно. Отправляет адвокатский запрос и заявление в полицию с требованием предоставить выписку из ЕРДР о внесении туда ведомости о совершении правонарушения. Возле полицейского участка появляется опер Р. Он снова вздыхает о непобедимости медицинской мафии.
2 июля. Адвоката приглашают на личную встречу с главврачом Клюсовым и его юристом. В присутствии Жени вручают письменный отказ предоставить данные о лечении больного — только по решению суда — и начинают откровенно угрожать.
— Вы не хотите забирать тело деда, значит, мы передадим его на кремацию коммунальным службам.
— Как не хочу? Ведь это вы целых 4 дня отказываетесь выдать мне тело!
Глас вопиющего в пустыне. Остается выбор без выбора — или забирать тело на условиях Клюсова, то есть без проведения судмедэкспертизы, или крематорий. После того, как адвокат нашла юридически ошибки в ответе онкоцентра и заявила, что возбудит уголовное дело, Клюсову пришлось пообещать, что тело будут хранить в «надлежащих условиях» до возбуждения дела.
3 июля. Юрист больницы звонит адвокату и требует срочно забрать тело, так как… «сломался холодильник». Женя мчится в морг и подписывает заявление с просьбой продержать тело до завтра. С этого момента все становятся добрыми и внимательными. Даже предлагают бесплатные услуги по подготовке с условием забора тела через государственный отдел регистрации смерти в Киеве на ул. Воровского. В полиции говорят, что дело перебросили на другого участкового и приходить к нему можно только после 7 июля.
4 июля, суббота. Похороны Ивана Яковлевича с воинскими почестями в сопровождении президентского караула — 50 лет службы в армии, ликвидатор ЧАЭС, приравненный к героям Великой Отечественной войны.
— Я принимаю решение больше никуда не ходить и отпустить своих врагов с миром и прощением, как того, наверное, хотел дед, — рассказывает Женя. — Во вторник, 7 июля, мы церковно отмечаем 9 дней и впадаем в тихое отчаяние.
8 июля, среда. Юрист больницы неожиданно звонит адвокату и на повышенных тонах заявляет, что никакие сведения по лечению покойного по официальному запросу не предоставят. Однако назначают некую тайную встречу в присутствии руководства больницы, где Женя якобы сможет посмотреть карту лечения, но «ни в коем случае не делать никаких копий и не выносить их».
После такого Женя, которая уже было готова все отпустить, все-таки решает идти к участковому. И, о чудо, оказывается он успел завести на больницу уголовное дело и даже собирался лично идти туда и забирать тело, но…
— Увы, вы уже, поддавшись шантажу о кремации, похоронили деда, — с искренним сожалением констатировал он. — Больница специально обставила все так, чтобы вы сначала отказались от вскрытия в самой больнице, а затем они не стали содержать тело до назначения независимого вскрытия. Теперь сделать ничего нельзя.
Женя поблагодарила сочувствующего участкового, закрыла дело и из последних сил вызвала скорую — уже себе. На следующий день в пятницу никакой тайной встречи не было: никто так и не позвонил.
Справка
Согласно налоговой декларации, в собственности Клюсова Александра Николаевича — автомобиль Peugeot 5008 2018 года выпуска стоимостью 1 млн 155 тыс. 730 грн, одна квартира и почти 900 тыс. грн на банковском счету в валютном эквиваленте. Полученная за 2019 год зарплата — около 205 тыс. грн.
У жены Александра Николаевича, Клюсовой Марины Валерьевны имеется следующее:
- земельный участок площадью 1000 кв. м в Киево-Святошинском районе Киевской области;
- земельный участок площадью 600 кв. м в Бориспольском районе Киевской области;
- жилой дом площадью 200 кв. м в Киево-Святошинском районе Киевской области;
- квартира площадью 43,7 кв. м Киево-Святошинском районе Киевской области;
- автомобиль Fiat Qubo 2016 года выпуска стоимостью 377 тысяч грн;
- автомобиль Mitsubishi ASX 2.0 AT Instyle 2018 года выпуска стоимостью 713 тысяч грн;
= 40 000 долларов (больше 1 млн грн) в банке.
Годовой доход — предпринимательская деятельность (1 млн 102 тыс. грн);
отчуждение недвижимости (750 тыс. грн) и зарплата (около 38 тыс. грн).
Бизнес Марины Валерьевны — розничная торговля фармацевтическими, медицинскими и ортопедическими, косметическими товарами и туалетными принадлежностями в специализированных магазинах.https://peremogi.livejournal.c ... .html
