Расстрелянный генералитет.

<<«Новая» военная элита, сложившаяся к лету 1931 г., вплоть до конца 1935—начала 1936 г. не претерпела сколько-нибудь заметных и значительных структурных и персональных изменений. Ее основные внутрикорпоративные группировки, некоторые из них зародились еще в 1926 г., в основном сложились и упрочились в первой половине 30-х. Всем им была присуща более или менее отчетливо выраженная оппозиционность по отношению к наркому К.Ворошилову и его ближайшему окружению, но в не меньшей мере вызванная и соперничеством с другими внутрикорпоративными группировками.
Обусловлено это было не только личными настроениями или амбициями, но и противоречиями, возникшими в ходе решения фундаментальных проблем оперативно-стратегического характера, военного строительства, боевой подготовки войск, военной политики.
Устойчивая неприязнь возникала и по социокультурным признакам.
«Красные партизаны» из бывших солдат, унтер-офицеров, командиры, так сказать, «рабоче-крестьянского» происхождения и воспитания ревниво, часто с откровенной неприязнью, даже ненавистью, относились к «золотопогонникам», «белой кости», «аристократам», бывшим офицерам. Такая позиция была достаточно типична, и генетически она была связана еще с настроениями «классовой борьбы» периода Гражданской войны.//

Одна из группировок образовалась вокруг М.Тухачевского. Ее нельзя назвать «группой Тухачевского», однако это были «генералы», чаще всего склонные поддерживать Тухачевского по важным военным вопросам. Среди них были друзья, давние соратники и единомышленники в служебных вопросах. В нее можно включить самого М.Тухачевского, С.Каменева, А.Корка, С.Пугачева, B. Триандафиллова, Б.Фельдмана, В.Путну, Е.Шкловского, а также К.Калиновского, А.Наумова, отчасти И.Халепского. Однако, за исключением С. Пугачева и отчасти Е. Шиловского, ни один из названных «генералов» не принадлежал прежнему близкому окружению М.Тухачевского.
Из названных «генералов» близким другом Тухачевского и его «креатурой» являлся лишь Б.Фельдман.//

Вполне определенно можно выделить внутри «новой» военной элиты «группу Якира — Гамарника». Она сформировалась на основе преимущественно военно-земляческих отношений и включала в основном соратников Якира, ветеранов 45-й стрелковой дивизии, прославившейся своим знаменитым рейдом в 1919 г. Кроме Якира и Гамарника, в нее входили их близкие друзья: И.Дубовой, И.Гарькавый, П.Княгницкнй, С.Туровский, В.Бутырский.
Тяготели к этой группировке и «червонноказачьи командиры» вместе с В.Примаковым. Близок к ней был и Г.Котовский со своими «котовцами». Особенностью этой группировки было то, что в ней наряду с «генералами» было много «комиссаров»: Я.Лившиц, Л.Картвелишвили, И.Акулов, Ф.Левензон, Н.Голубенко, Н.Орлов. //

Третья — вокруг А.Егорова. В нее входили А.Егоров, С.Буденный, М.Левандовский, П.Дыбенко, И.Федько, В.Левичев, С.Меженинов, А.Тодорский, отчасти С.Урицкий.//

Четвертая группа состояла из М.Великанова и Н.Каширина.//

Самостоятельную группировку составляли И.Уборевич, Н.Ефимов, С.Венцов-Кранц, отчасти С.Урицкий.//

«Креатурами» Сталина в новой военной элите совершенно определенно являлись нарком Ворошилов, его 1-й заместитель начальник ПУ РККА Я.Гамарник, командующий УВО И.Якир.
Эти люди по своему политическому опыту и ментальному настрою были и в разной мере оставались «политическими комиссарами».
Одним из «молодых лидеров» РККА, явно протежируемым Сталиным, являлся В.Блюхер. А.Егоров, давний соратник Сталина, несомненно, был заинтересован в «патронате» со стороны Сталина, особенно в обстановке хронических и «глухих» трений с Ворошиловым.
Во всяком случае, Сталин мог в политическом плане полагаться в то время на Егорова. Очевидным расположением и доверием Сталина пользовался Б.Шапошников.
Сталин и Ворошилов протежировали и способствовали продвижению И.Белова. И можно констатировать, что непосредственное влияние Сталии оказывал или мог оказывать лишь на вышеуказанных 7 «генералов». Однако через них «просталинские» настроения формировались у приятелей этих «генералов». Поэтому влияние Сталина на «генералитет», входивший в новую военную элиту, было более масштабным. В сфере этого влияния в 1931 г. находились до 20 «генералов»//>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<Таким образом, недовольных «генералов» было много, и список этот можно было бы продолжить. Однако возникал вопрос: кто должен стать на место Ворошилова? В решении этого вопроса достичь единства мнений оказалось весьма трудно. Во всяком случае, очевидное реальное лидерство в высшем комсоставе и военной элите Тухачевского было недостаточно убедительным фактором при решении вопроса о замещении должности наркома обороны в случае отставки Ворошилова.
Отголоски каких-то кулуарных обсуждений кандидатуры «генерала» для замены Ворошилова, видимо, нашли отражение в показаниях В.Примакова на следствии, который говорил, что: «Троцкистская организация считала, что Якир наиболее подходит на пост народного комиссара вместо Ворошилова».
Некоторые называли комкора В.Путну.
На должность наркома претендовал и А.Егоров.
Таким образом, в военной элите не было единства.
Раздробленная на «генеральские группировки», раздираемая персональным соперничеством, в военно-политическом отношении она была весьма рыхлой и не могла проявить себя как самостоятельная политическая сила.
<<Однако в основном она состояла из профессионалов, которые были озабочены не только карьерными проблемами. Осложнившаяся к 1935 г. геостратегическая ситуация обнажила весьма серьезные проблемы оборонного характера. В их постановке, вариантах решения, принятие которых неизбежно поднимали кадровые вопросы, личные амбиции органично переплетались с объективными запросами и потребностями армии.
Единственное, что объединяло все «генеральские группировки», — это постепенно приобретавший ясность и категоричность вывод: нарком К.Ворошилов, как несущий основную ответственность за сложившуюся кризисную ситуацию в армии, в силу своей некомпетентности должен быть отставлен и заменен более компетентным человеком. //

1. Низкий уровень боевой подготовки Красной Армии был, образно выражаясь, одной «ахиллесовой пятой» советских Вооруженных сил.

Точки над «i» были поставлены 1-м заместителем наркома обороны СССР и начальником Управления боевой подготовки (с 9 апреля 1936 г.) маршалом М.Н. Тухачевским в его специальном докладе, посвященном боевой подготовке Красной Армии, на заседании Военного совета при наркоме 13 октября 1936 г.

"техника требует подготовки и красноармейцев, и командного состава и большей слаженности общевойсковым управлением. И здесь сталкиваешься с таким фактом, что целый ряд требований, приказов наркома, не только приказа 0103, но и других приказов, из года в год не выполняются...

Разведка является слабым местом и это дело надо наладить. Это повторяется положительно каждый год. Недостаточно организована противотанковая, противовоздушная и противохимическая работа — это повторяется каждый год. Повторяется каждый год и то, что ОСП отстают в условиях быстрого наступления и отстают не только в плохих частях, но и даже в хорошо подготовленных частях...

нет строго разработанной программы по разным дисциплинам, которые обязаны преподать красноармейцам, за исключением политической подготовки. В политической подготовке здесь дело поставлено лучше. Имеется двухгодичная программа, которая рассчитана для красноармейцев, и политруки усиленно следят, чтобы эта программа выполнялась в частях, что и удается.
Что касается специальной, военной, тактической и строевой подготовки, то здесь программ нет ни по строевой, ни по тактической, не сделано наращивающейся программы для различных годов красноармейцев. Если не будет сделано этой программы, нельзя будет поставить работы внутри частей. Обслуживание орудиями, пулеметами и т.д. требует перемещения годов красноармейцев и наращивающейся подготовки, чего в настоящее время не сделано. Вот этой годичной подготовки, строго разработанной, мы не имеем...
Нужно, чтобы младший командир сдал экстерном все те предметы, которые требуется знать учащемуся в средней школе. У нас техника настолько сильно представлена в армии и требует настолько квалифицированного руководства от командного состава, что нельзя допускать послаблений. В 1936—37 г. нужно предъявлять строгие требования, лучше поработать лишний год и сдать экзамен экстерном с тем, чтобы быть настоящим хорошо подготовленным лейтенантом.
Значительно хуже обстоит дело с подготовкой лейтенантов запаса во втузах и вузах гражданских...
Нужно хорошо организовать дело в смысле отбора квалифицированных преподавателей. Во втузах и вузах имеются преподаватели, которые из армии ушли или потому, что слишком стары, или по другим причинам. Но этим они делают для нас плохую службу. Они готовят для нас плохих будущих командиров. Повторяю, нужно подобрать квалифицированный преподавательский состав. И для того чтобы в течение зимнего периода, который длится с октября по апрель месяцы, чтобы в течение этого периода слушатели вузов были бы подготовлены по строевой линии, нужно дать и строевых командиров, которые могут обучить строю...
у нас до сих пор командирская подготовка ведется по очень общей программе, общеобразовательной, конечно, значительно поднимающей уровень общей подготовки командира, и в этом отношении успехи мы имеем в смысле значительного поднятия уровня командира, но это не дает ему по-настоящему командовать своей частью и в конце концов заниматься тактической подготовкой части...
слишком много расходуется сил командным составом и на разного рода клубную работу, массовую и т.д. Конечно, здесь нельзя решить этот вопрос как-нибудь радикально, совсем запретить участие командира в этой работе и т.д., — это было бы неправильно, — но нужно найти разумные размеры, которые позволили бы командиру по-настоящему заниматься военными вопросами...
Причем я замечал следующее:
если, скажем, участвуешь в подготовке какого-нибудь учения в войсках, то оно проходит очень хорошо. Мне приходилось наблюдать действия батальона с артиллерией, с боевой стрельбой из пулеметов и винтовок и все проходит очень грамотно и хорошо.
Но,
когда же этих командиров выводишь сам на занятия и ставишь перед ними задачу, получается положение гораздо менее отрадное: командир батальона начинает плохо ориентироваться по карте, штаб батальона тоже путается по карте. Задачи для разведки ставятся недостаточно грамотно, я бы сказал, что, пожалуй, из всех действий батальона задача постановки разведки для захвата какого-нибудь пункта противника, задача такого порядка, чтобы языка поймать, заглянуть по ту сторону ската, изучить, что делается на переднем и на заднем скатах пр[отивни]ка, — эта задача поставлена исключительно скверно. Поставлена она скверно и в дивизиях — о чем я скажу ниже, но здесь вы имеете дело с первой единицей.

Относительно подготовки танковых батальонов. Здесь нужно различать танковые батальоны механизированных войск и танковые батальоны стрелковых дивизий и АРГК. Танковые батальоны стрелковых войск в тактическом отношении подготовлены лучше, чем танковые батальоны механизированных войск, потому что свою основную задачу с пехотой они решают более или менее удовлетворительно. Правда, здесь очень большое «но», если посмотреть, как поддерживает танковая рота пехоту. Она проделывает это разумно, не считаясь с направлением: иногда уходит вправо, влево, уходит вперед, давит пулеметные точки. Но как только начинаешь проверять схему движения с точки зрения того, какие точки она давит, показаны ей эти точки пехотой и есть ли они на самом деле, то здесь видишь много дефектов, дефекты с обеих сторон.
Во-первых, наши пехотные командиры не привыкли показывать танкам цели, начиная с младших командиров и кончая командирами рот. Танки проходят мимо. Ни один командир не догадается (мне приходилось наблюдать это много раз) показать танкистам, что именно с этого направления им мешают пулеметы, танки проходят мимо и давят не те огневые средства, какие нужно давить в эту минуту.
Что виновато в этом деле? Виноваты два фактора: во-первых, плохо разработан метод целеуказаний пехотинцу, показа танкисту. Сказать нельзя — ничего не слышно. Нет технических средств, чтобы показать направление, где мешают пулеметы, показать их танкам. С другой стороны, танкисты не обучены тому, чтобы следить за командиром, — задавил точку, посмотри на командира, не теряй из поля зрения, не нужно ли ему что-нибудь, идут ли или остановились, а если остановились, то постарайся выяснить, что им мешает. Вот это у командиров танковых рот еще не привито и в этом отношении предстоит большая работа...
Что касается батальонов механизированных войск, то мне кажется, что здесь дело обстоит хуже и хуже потому, что здесь не усвоены основы взаимодействий. Я должен прямо оговориться, что здесь в значительной степени вина заключается в том, что наше наставление устарело. Мы писали наставление и проект наставления, когда никакого опыта в действиях механизированных войск не имели. Сейчас все-таки опыт этот приобрели, но в уставную форму его не облекли. Что в первую голову бросается в глаза в действиях танкового батальона? Во-первых, они очень плохо организуют наблюдение. Можно постоянно видеть, как танковый батальон наталкивается на противотанковые пушки, на противотанковую батарею пр-ка. Наблюдение у них поставлено плохо, огня не наблюдает, шума часто не слышат. Народный комиссар присутствовал при таком случае, когда Пролетарская дивизия[8] прекрасно использовала свой танковый батальон. По-моему, блестяще использовала. Посадили стрелковый бат[альо]н на танки и выбросили вперед для занятия одной высоты. Вошли туда, все благополучно, но когда въехали, то оказалось, что через лощину стоит батарея пр-ка. Никто этого не заметил, и народному комиссару пришлось вывести половину танкового бат-на. Этот бат-н мог увидеть, когда шел на гору, целую батарею пр-ка, но он ее не заметил, а это значит, что ни вперед, ни на фланг наблюдения не было.
На Белорусских маневрах я видел, как танковый бат-н шел на тыловую полосу без всякой разведки, и хотя по нему открыла огонь противотанковая батарея и полевые орудия, он так и не остановился. Прошел мимо.
Это, товарищи, совершенно слабое место. Конечно, очень трудно организовать наблюдение. Если в пехоте его организовать трудно, то здесь гораздо труднее, и тем не менее вещь эта совершенно необходимая...
Тактика обучения такова, что она не приучает наших командиров батальонов танков обеспечить себя артиллерийским огнем, а это означает вести танки на верную гибель...>>

Далее -
http://istmat.info/node/31317

2.Другой, что делало их хромающими на обе ноги, оказался недостаточно высокий уровень оперативно-стратегический подготовки...

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<В своем выступлении Тухачевский постоянно возвращался к одному из главных, по его мнению, недостатков боевой подготовки Красной Армии — к очень плохо поставленной и организованной войсковой разведке на всех уровнях, как основы управления войсками. Этот недостаток, кстати сказать, оказался одной из главных причин тяжелых неудач советских войск летом 1941 г.

Резкой критике, конечно, не понравившейся Буденному, 1-й замнаркома подверг боевую подготовку кавалерийских частей и соединений. Весьма критично отозвался он и о подготовке авиадесантных частей, заметив, что «не всюду сбрасывают парашютистов с оружием», нередко без артиллерии, без минометов и т. д… «Очень часто приходится наблюдать, — отметил Тухачевский, — что авиационный десант выбрасывается для того, чтобы доказать, что мы умеем производить авиационные десанты. Но этого очень мало, надо, чтобы эти авиационные десанты сбрасывались с более оперативной или оперативно-тактической задачей».
Тухачевский констатировал также отсутствие должного боевого взаимодействия наземных и авиадесантных частей с авиацией. Вообще он подверг критике боевую подготовку авиационных частей и соединений. Отметив множество недостатков в боевой подготовке и других родов войск, Тухачевский, как начальник Управления боевой подготовки, однако назначенный на эту должность недавно, в связи с низким ее уровнем вынужден был признать, что в целом боевая подготовка Красной Армии очень плохая и нуждается в скорейшем совершенствовании.
Тухачевский, как наиболее квалифицированный в данной проблеме, осветивший и проанализировавший ее, получил одобрение своему докладу и был поддержан в критике и другими высшими командирами Красной Армии. Сказанного, пожалуй, достаточно, чтобы более не задерживать внимания на этом вопросе.

Достаточно веским мотивом и поводом для выдвижения этой проблемы на первое место служили весьма существенные недостатки, обнаруженные на маневрах 1935 и 1936 гг. в КВО и БВО.

Несмотря на то что Якир был уже снят с должности командующего Киевским военным округом, на заседании Военного совета при наркоме 1 июня 1937 г. Ворошилов подтвердил свою первоначальную оценку маневров КВО в 1935 г.: «В 1935 г. маневры были проведены хорошо». Однако всем было ясно, что эти «большие маневры» готовились прежде всего как «парадные», показательные, и в первую очередь для иностранных наблюдателей, особенно французских и чехословацких. Конечно, это были первые такого рода «большие маневры» уже технически модернизированной Красной Армии, «новой армии», «армии войны моторов», и в этом отношении многие недостатки в боевой подготовке частей и соединений Киевского военного округа можно было принять как неизбежные для первого раза.
Несомненно, главную ответственность за состояние вооруженных сил, в том числе и их боевой подготовки, нес К.Е. Ворошилов. И он вынужден был оправдываться, признаваясь, что установки на отрепетированные, «парадные» маневры и учения исходили от него. «Я видел Белорусский округ в прошлом году (т. е. в 1936 г.) и маневры. Это было безобразие, — дал Ворошилов волю своей критике Уборевича. — Они заранее все расписали, расставили и, собственно, не маневры проводили, а очковтирательством занимались, заранее срепетировали учение, демонстрировали его перед иностранцами». Но далее, продолжая, Ворошилов фактически отвергает критику, причем свою же, отрепетированных маневров. «Если бы это было так, — т. е., надо полагать, если бы эти маневры были хорошо отрепетированы, — это было бы очень хорошо. А было другое: срепетированное заранее учение провалилось». Получается, что отрепетированные маневры — это, по мнению Ворошилова, очень хорошо. Плохо, что они были плохо отрепетированы. И далее Ворошилов не только признается в том, что репетиция маневров является его установкой, но без тени сомнения утверждает правильность именно такого подхода к войсковым маневрам. «Я разрешил провести такое репетированное учение, — заявляет он, — а потом показать иностранцам — итальянцам, англичанам, французам. Это была моя установка и установка начальника Генерального штаба. Но беда вся в том, что вот это репетированное учение было проведено возмутительно плохо, скверно; оно было сорвано».

Продолжая отстаивать именно такой подход к боевой подготовке войск, используя маневры и войсковые учения, Ворошилов мотивирует свою позицию в этом вопросе следующим образом.

«По существу, допустимо такое репетированное учение? — задается вопросом Ворошилов и отвечает на него: — Допустимо и полезно, потому что, когда вы имеете пять механизированных бригад, три кавалерийские дивизии, три пехотные дивизии на небольшом участке (а такие случаи будут), когда вы просто будете маневрировать, не проделав такого большого учения, все равно вы будете два-три года маневрировать и не добьетесь того, чтобы у вас все было слажено. Слишком большое количество войск на небольшом участке. А что тут плохого?»

Таким образом, отрепетированные маневры, в том числе Киевского военного округа в 1935 г. и Белорусского военного округа в 1936 г., руководством Наркомата обороны и Генштабом в лице Ворошилова и Егорова считались правилом и основным методом обучения войск в полевых условиях. Критике подвергалась недостаточная отрепетированность таких учений, а не сам метод их предварительной «репетиции». И если это квалифицировалось как «очковтирательство», надувательство, самообман в вопросах боевой подготовки, то такая установка на самообман исходила от самого наркома Ворошилова. И она, в общем, принималась и Якиром, и Уборевичем, и другими командующими. Во всяком случае, вопрос «кто виноват?» — Якир, Уборевич или Егоров, Седякин или Ворошилов — в этом деле резко обострялся, приобретая политический смысл.
Низкий уровень боевой подготовки Красной Армии был, образно выражаясь, одной «ахиллесовой пятой» советских Вооруженных сил.
Другой, что делало их хромающими на обе ноги, оказался недостаточно высокий уровень оперативно-стратегический подготовки.//>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

Вернусь чуть назад, редактирование опять отобрали... (

<<Мы этим делом удовлетвориться не можем и не можем назвать удовлетворительным настоящее его состояние. Почему? Потому что прежде всего выступает на сцену тот самый факт, что очень плохо ведут разведку.

Штабы: 1. Плохо ставят задачи по разведке. Разведывательные действия не используются для того, чтобы знать о противнике все, что там есть. С передним краем более или менее благополучно, но наблюдение за тем районом, который захвачен, очень скверно поставлен, и это я наблюдал, например, во многих случаях и в Московском округе, и в Белорусском округе. Тут у нас достижения в части разведки очень несущественные, если они и есть, и эту работу нужно усиленно продолжать и в будущем.

2. Плохо дело обстоит и с информацией вышестоящего штаба, соседних штабов и т.д. Больше того, вы очень часто не знаете ничего об обстановке. Это между прочим очень хорошо можно заметить и по руководству на маневрах. Руководство на маневрах очень поздно имело данные о том, какое же было фактически положение на местах, потому что войска не знают, им трудно определить, и войска не знают, и посредники об этом не знают, и пока все это утрясется, проходит очень много времени. Это совсем неблагополучно.

3. Наши штабы слишком медленно передают свои приказания. Наши штабы очень часто повторяют одни и те же разработки, одни и те же распоряжения, и, наоборот, внизу вместо того, чтобы полученное донесение сразу же доложить начальству, их накапливают, делают из них общий вывод и потом доносят. А старшие штабы мало интересуются тем, чтобы получить нужные им сведения.

Делегатская служба поставлена тоже недостаточно. Но здесь нужно сказать, что просто людей не хватает для того, чтобы иметь делегатов, а делегаты — дело крайне необходимое во всех штабах...

Мне думается, что все же для конницы остается большой грех, еще не изжитый и по сие время. Это — в атаках конница занимает слишком сомкнутое, слишком густое пространство. Это дело дорого на будущей войне обойдется, и мне кажется, что нужно очень серьезно поработать над тем, чтобы боевая атака была более разрежена и путем сосредоточения больших средств воспринимала удар, потому что механизированный полк, который имеется при кавалерийском дивизионе, он требует большей качественной подготовки, иначе противотанковая система его разобьет, а артиллерии кавалерийские дивизионы имеют маловато для того, чтобы обеспечить безусловный успех такого подразделения. Так что здесь нужно искать пути такого комбинированного удара, который бы наносил противнику возможно большие потери.

В отношении защиты от авиации — тут конница очень умело, надо сказать, то, что я наблюдал, — хорошо применяется к лесам и от авиации, и от танков, но это очень относительное средство. Ведь если нужно воевать в поле, то всегда в лес уходить не представится возможным, наконец, в лесу авиация может конницу уничтожать зажигательными бомбами, ипритом, т.е. что отсюда вытекает, что необходимо по-настоящему, по-серьезному поставить дело противотанковой и противовоздушной обороны конницы. Эта часть еще по материальному оснащению и по тактической разработке не достигла нужного уровня...

Гайлит....Последний вопрос в отношении комсостава. Мы провели учебу в условиях резкого некомплекта среднего комсостава. Особенно остро стоял вопрос с младшими командирами. Младших командиров у нас в ротах, как правило, были одиночки, а отдельные взводы их и вовсе не имели. Это положение, товарищ народный комиссар, повторяется из года в год. В прошлом году было то же самое положение. Поэтому я докладываю, что нас не удовлетворяет то количество мл[ад-шего] комсостава, который мы готовим, не только для текущей учебы, но и для мобрасчетов. Нам нужно готовить двойной комплект младшего комсостава.

Ворошилов. Кончайте, ведь вы же не докладчик, а оратор. Товарищи, давайте установим строгий регламент. Мы все говорим об организации работы, а здесь не можем организовать свою работу. Если времени мало, давайте уговоримся сколько нужно 15 или 10 минут, но с таким расчетом, чтобы не пришлось «выводить с милицией». Поэтому давайте на сегодняшний день установим 15 мин. на выступление, если будет не хватать и народ желает слушать, продлим на 1—2 минуты....

Смирнов. ...Я не хотел бы согласиться с Михаилом Николаевичем Тухачевским, когда он говорил, что командира взвода надо освободить от групповода. Безусловно, надо разгрузить, лучше организовать учебу. Верно, много загружают командиров зря, много их мотаем, а знаний не так много даем. Я вам скажу, назову одну дивизию. У нас 85-я дивизия, там около 200 групп бывает (нормальный полк — до 70 групп). Полный штат — политруков 16 человек. Если решать вопрос механически, то в ряде групп лишаемся возможности проводить политические занятия. Опыт, который провели в одной дивизии, было положено занятие только на политрука. Когда политрук руководит 3 группами — успехи неплохие, а когда 4—5 группами — успехи уже не такие, слабые, он всех людей охватить не может. Поэтому волей-неволей мы физически поставлены в необходимость назначать групповодами командный состав. Вредно ли это? Нет, это даже полезно, дает возможность расти человеку, сталкивая командира с красноармейцами не только как человека, который командует, но воспитывающего, но и интимную связь дает. Ведь политзанятия у нас — это не изучение только дисциплины, это круг политических сведений современности, которые должны давать и которыми воспитываем бойца. Это цементирует нашу армию, это наше отличие и это большое достоинство нашей армии, так что надо оставить прежнее положение, пускай командир взвода работает групповодом. Резервов, где мы должны искать время для того, чтобы лучше учить командира, у нас еще много и эти резервы надо искать в нашей неорганизованности и неумении работать...

Дыбенко. ..Можно ли комвзводов лейтенантов совершенно освободить от обязанностей быть групповодами по проведению политзанятий? В ответ на доклад маршала т. Тухачевского по данному вопросу начпу-окр Л ВО т. Смирнов прочел целую политическую лекцию о вредности этого нововведения, что с тех пор, как комвзвод перестанет быть групповодом, он будет терять связь с бойцом. Это абсолютно неверно. Лейтенант с бойцом во время проведения политзанятий бывает в шестидневку два-три часа. А все остальное время он бывает с бойцом на тактических и чисто технических занятиях. Не этим определяется отрыв командира от бойца. Но вот т. Смирнов совершенно упустил сказать, сколько же времени лейтенант тратит на подготовку к политзанятиям, и эту подготовку он ставит в первую очередь в ущерб подготовке тактической и чисто технической. Почему? Потому что, если лейтенант плохо подготовится к политзанятиям, ему в первую очередь влетит по партийной линии, но были случаи, особенно в этом году, когда проходила поверка партдокументов и обмен, когда отдельным лейтенантам угрожали за плохую иногда подготовку к политзанятиям — лишиться партбилета.
Смирнов. Как фамилия этого командира?
Дыбенко. На политподготовку лейтенант тратит как минимум 4—5 часов. Такие угрозы были. Это может подтвердить начпуокр. (Шум в зале.)

Ворошилов. Это правильно.

Дыбенко. Я считаю, что в терчастях в линейных ротах политрук с ведением непосредственно политзанятий справится. Трудно будет в полковой школе, где больше трех групп. Но надо твердо установить, чтобы политрука не таскали на занятия, где этого не требуется, как, например, во время одиночной подготовки бойца, занятий с отделением, взводом..

В отношении производства из сверхсрочников в лейтенанты. Мне кажется, надо разделить на два вопроса: выпуск тех лейтенантов, которые остаются служить в войсках, может быть сделан только при условии сдачи всех зачетов за нормальную военную школу. Совершенно другие требования надо предъявить к выпуску лейтенантов запаса.
Голоса. Неверно. (Шум.)
Ворошилов. Ваше предложение сочувствия не встречает.
Дыбенко. Все зависит от того, как подбирать курсантов в школы и отделенных для командования взводом. А практически младшие командиры и сейчас командуют взводами...

Ярцев...В этом году 77-я Азербайджанская дивизия им. Серго Орджоникидзе совершила поход на Эльбрус.
Ворошилов. Ходила или думает ходить?
Ярцев. Мое личное мнение, этот путь не совсем правильный.
Ворошилов. Я говорю не об этом. Была ли дивизия на Эльбрусе, стреляла ли, как докладывали, или нет?
Ярцев. По существу поход предпринимался 77-й Азербайджанской дивизией на Эльбрус два раза в количестве 168 человек. Первый поход был организован неудачно. Подбора и подготовки совершенно никакой не было, командование дивизии понадеялось на природные богатства бойца, что он горный человек, а отсюда и трудности взятия Эльбруса нипочем. Задачу они не смогли решить, и первый поход закончился тем, что задачу не выполнили, до самой вершины горы Эльбрус не дошли 150-200 метров.
Ворошилов. Первый раз не были на седловине?
Ярцев. Так точно, не были. Во второй раз поход был организован более тщательно с тем же составом, но с некоторым добавлением. Второй раз отряд решил задачу, которую должны были решить первый раз.
Тухачевский. А сколько человек было?
Ярцев. Около 168 человек.
Ворошилов. Они трехдюймовую пушку втащили?
Ярцев. Без лафета, но стрелять не стреляли.
Тов. народный комиссар, этим я хочу сказать, что это дело, конечно, полезное, но мне кажется, что мы не осваиваем в первую очередь горного театра нашей будущей войны, не осваиваем горы, которые находятся в нашем округе, на которых нам придется драться с противником....

Халепский.... Тов. Тухачевский, давая оценку боевой подготовки механизированным частям, сосредотачивал свое внимание на вопросах разведки, задачи которой остались недостаточно отработаны в прошедшем учебном году. Мне думается, что причины в этом разделе боевой подготовки две
1-я причина — делу ближней тактической разведки и дальней оперативной разведки командный состав сверху до низу недостаточно учил механизированные части. Командный состав недооценивал эту важнейшую отрасль — уменье разведать противника, определить его силы, характер боевой деятельности. Командный состав недооценивал опасности введения в бой крупных механизированных соединений, не разведавши противника.
2-я причина — неуменье организовать разведку; для целей разведки выделял слишком слабые разведывательные части.
...Некоторыми товарищами поднимался вопрос о том, что механизированные бригады и войсковые танковые батальоны имеют недостаточно разведывательных средств. Считаю, что организация разведывательных органов в бою и операции зависит от командира части и командира соединения. От последних зависит определить состав разведывательных органов из числа находящихся боевых машин всех видов в составе механизированной бригады и войскового танкового батальона.Если мы в настоящее время наши недостатки в боевой подготовке по разведывательной службе отнесем исключительно за счет якобы отсутствия в боевом расчете так называемой специально разведывательной машины, повторяю, — будет неправильно.
Поэтому дело не в особой конструкции технических средств управления в механизированных частях, а главным образом в их умелом использовании того, что есть в настоящее время. ....>>
http://istmat.info/node/31317
Так потихоньку хоронятся "мифы". (

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

ПРОСЬБА К МОДЕРАТОРАМ ВЕРНУТЬ ПРАВО РЕДАКТИРОВАТЬ.
МНОГОЕ, ВИДИМО, МОЖНО УЖАТЬ.

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<Уборевич.
Я хочу коснуться 5 вопросов:
1 — итогов,
2 — предложений Михаила Николаевича на новый учебный год,
3 — о терчастях
4 — о тактических вопросах
5--об оперативной подготовке высшего начсостава.

Итоги 1936 г. Белорусский округ, кроме маневров, на которых я вывел 100 тыс. войск, 6 мехбригад, 600 самолетов, было проведено еще 3 маневра, где участвовало 8,5 дивизий и все остальные мехбригады, почти вся авиация. Осталось отманеврировать еще двум новым кавдивизиям. Это будет сделано в зимних условиях.

Общая оценка боевой подготовки нам рисуется, как удовлетворительная. Не выше. Имеется очень много недочетов. Сейчас дорабатываем огневую подготовку с красноармейцами весеннего призыва, а их мы получили несколько десятков тысяч. Дорабатываем подготовку во всех школах, учебных подразделениях младшего командного состава с тем, чтобы выпустить в ноябре возможно лучшего качества. Срочно организовали подготовку сверхсрочников для командования стрелковыми взводами. Это, конечно, не так просто для них подтянуться до этого уровня...

Михаил Николаевич и все мы, кто переживал маневры этого года, кто наблюдал за вводом в бой танков, смотрим с тревогой на тактические действия танкового батальона и танковой бригады.
Учитывая, что в течение последних двух лет, очевидно, под влиянием развития танкового дела в нашей армии, немецкая армия поставила совершенно по-иному противотанковую оборону.
Введение до 60-70, при этом более подвижных, чем танк, противотанковых орудий, введение их в дивизии ставит вопрос о вступлении в бой нашей мехбригады в очень затруднительное положение — можно нарваться на щит противотанковых орудий прямо с хода.
Наш танковый батальон не имеет права нарываться на этот щит.
Но этот щит ПТО трудно разбить. Ведь противотанковое орудие имеет слабые места. Если я по этому орудию ударю с двух километров с закрытой позиции гаубичной артиллерией, то противотанковое орудие будет сметено.
По живой цели это противотанковое орудие также является слабым снарядом. Если я на машинах пехотной части с пулеметом, быстро выбросившись, буду вскрывать эту противотанковую систему пр[отивни]ка, тогда под прикрытием артиллерийского огня, под прикрытием смешанных пулеметов, выброшенных для боя с этими противотанковыми орудиями, — танковый батальон может атаковать.

Но наш танковый батальон гол..

Я придерживаюсь того взгляда, что мы в целом ряде случаев должны танки ДД пускать под прикрытием артиллерийского огня сильными группами и сразу за ними — пехоту с тем, чтобы использовать массовые действия танков и артиллерийского вала для успеха пехотной атаки..>>

///По ПВО. Мы не можем далее находиться в таком состоянии. Мы имеем корпусные зенитные дивизионы, но они у нас неподвижны — они не имеют ВНОС, не имеют средств наблюдения, не имеют тракторов....

Тухачевский. А ранец не натирает?

Уборевич. Люди любят этот ранец, он вполне пригоден. Шлем — вызывает сомнения, слишком большие поля. И, наконец, кирзовые сапоги лучше, чем ботинки. Вот об этом я хотел сказать.

И последнее, о пехотной атаке, на чем «якобы» провалился Белорусский военный округ и за что нас ругают.
Есть два вида атаки: первый тип атаки — по инициативе мелких подразделений, когда развивается очаговый бой,
и второй вид атаки — массовой атаки, когда целый корпус двинул на километр фронта 30-40 танков под прикрытием не менее 300[15] над ним, когда первая волна пехоты идет во весь рост, быстро примыкая к осколкам снарядов и своим танкам. В крайнем случае, ложатся отдельные точки этих людей.
Если бы сказать нашим пехотинцам: атакуйте с перебежками и ползите только на животе, то надо признать, что они это умеют делать и всегда будут делать.

Таким образом, зависит от понимания этого вопроса — тут два разных случая и два разных способа действий.

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

Комменты кончились, что жаль.
Впрочем молодёжи от ельцыно-горбачёвской истории, впрочем как и от сталинистской линии - позволит сий материал надуть мозги.
Надеюсь на имхо, конечно.
Но, правки постов прошу, от админов, как ведущий ветки.
Околесием, но к сути - подхожу.
Не всеми пусть принятой, но к в е р с и и.
ПравоЧесть, в этом отношении, имею.

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<2.Другой, что делало их хромающими на обе ноги, оказался недостаточно высокий уровень оперативно-стратегический подготовки...>>

<<Большая стратегическая игра в Генеральном штабе РККА, впервые в обновленной, технически модернизированной Красной Армии, проводилась с 19 по 25 апреля 1936 г. Игру проводили по инициативе Тухачевского для того, чтобы проверить действия советских войск на начальном этапе военных действий в случае войны между СССР, с одной стороны, и Польшей в союзе с Германией — с другой. Таким образом, предполагалось, что против советских войск Западного фронта будут действовать союзные германо-польские войска. Далеко не все высшие руководители Красной Армии поддерживали инициативу Тухачевского и в их числе самые на то время авторитетные — командующие Белорусским и Украинским военными округами Уборевич и Якир.
Это следует из выступлений некоторых высших командиров Красной Армии на заседании Военного совета при наркоме 1–4 июня 1937 г.

«В 1936 г. в первый раз Генштаб решил привлечь этих «героев», чтобы они были в роли играющих, и в первую очередь Уборевича, — вспоминал заместитель Уборевича по БВО комкор Апанасенко. — Получилось так, что эти «герои» звонили из Киева и Смоленска и всячески сопротивлялись, чтобы только не поехать. Кто нас, мол, будет учить там?..» Если не обращать внимание на ситуацию, порождавшую оскорбительный тон в адрес арестованных «генералов», сам факт не оспаривался никем из присутствовавших других военачальников, среди которых находились и не столь враждебно настроенные против Уборевича. Следовательно, он имел место.

Буденный своей репликой дополнил Апанасенко: «На военной игре упал в обморок Уборевич». Ворошилов, демонстрируя якобы объективность, вроде бы смягчил, уточняя: «А во время игры заболел». Апанасенко продолжал описывать детали «недостойного» поведения Уборевича:

«Когда т. Егоров его взял в эту самую игру, он ввязался прямо в драку. Командиры возмущались, что начальник Генерального штаба не возьмет его в работу. Он дрался с вами, т. Егоров. Когда у него не выходит, как ему хочется, у него припадок, он остается дома. Заявил, что не выйдет, и не вышел. Это второй сигнал. После этого мы на даче у Семена Михайловича вместе с т. Егоровым остались втроем. Я докладываю. Тов. Егоров, вы помните? Доложите народному комиссару, что это за командующий фронтом! Истерик, трус и т. д.».

Учитывая несомненные преувеличения в описании поведения Уборевича, можно тем не менее констатировать, что Уборевич не хотел принимать участия в стратегической игре. Мотивация выше была указана единственная: «Кто нас будет учить там?» Имелся ли в виду в данном случае Тухачевский? Очевидно, в первую очередь речь шла о Егорове и Ворошилове, поскольку и разработку игры, и руководство игрой осуществлял маршал Егоров, а его авторитет у значительной части тогдашней советской военной элиты был весьма низкий. Но и Тухачевский, поскольку именно он был инициатором проведения такой стратегической игры. А Уборевич считал себя никак не менее компетентным в таковых вопросах, чем Тухачевский. Их соперничество к этому времени было достаточно заметно. Видимо, именно этими соображениями мог объяснять свое нежелание принимать участие в игре командарм Уборевич, да и Якир. Но были и другие, более фундаментальные стратегические соображения, которыми можно объяснить отрицательное отношение Уборевича и Якира к планируемой стратегической игре.

Уборевич и Якир не считали Германию противником № 1, а Западный театр военных действий — первостепенным. Наоборот, все их внимание было обращено на Дальний Восток. Они, особенно Уборевич, и в 1936 г. считали, что стратегически наиболее важным является Дальневосточный театр военных действий. Повторяя тезис Сталина о «двух очагах военной опасности на сегодняшний день: Японии и Германии», Уборевич считал, что «острее сегодня является Япония. Мы с вами, товарищи, должны на Дальнем Востоке ждать войны в любой момент». Что же касается угрозы войны со стороны Германии, то, хотя, по мнению Уборевича, ее можно ждать «неизбежно в этом году или следующем», он допускал при этом столкновение и «через 2–3 года».

Уборевич и Якир, судя по контексту имеющихся документов, поддерживали существующий оперативный план Генштаба и тот проект заданий и условий по игре, который был утвержден начальником Генштаба Егоровым. Они полагали, что все это вполне соответствует сложившейся геостратегической обстановке и пока не нуждается в изменениях.

Уборевич продолжал придерживаться этой концепции и в сентябре 1936 г., реализуя проект маневров БВО. «Главной целью маневров являлась отработка встречного сражения, прорыва сильных оборонительных линий и контрманевра. Маневры получили отличную оценку у наркома и штаба РККА». Однако этот отзыв, пожалуй, не совсем верно отражает реальное мнение указанных должностных лиц о проведенных маневрах.

Во-первых, обратим внимание на последнее замечание: «отличную оценку у наркома и штаба РККА», но не у Тухачевского (!), который присутствовал на этих маневрах. А ведь именно он считался с 1931 г. негласным главнокомандующим всех советских войск, которые в случае войны будут действовать на Западном театре военных действий.

Согласно заданию, разработанному полковником Г. Иссерсоном и утвержденному начальником Генштаба РККА маршалом Егоровым, в этой стратегической игре советским Западным фронтом командовал Уборевич (командующий Белорусским военным округом), «германской стороной» — Тухачевский, а «армией буржуазной Польши» — Якир. Однако в самом начале этой игры возникла достаточно острая дискуссия между Тухачевским и Егоровым по некоторым условиям игры, принятым по решению Генерального штаба на основании существовавшего оперативного плана.

Тухачевский, во-первых, «возразил против расчета сил германской армии, полагая его преуменьшенным. Он сказал, что если немцы в начале Первой мировой войны выставили 92 дивизии, то теперь они смогут выставить вдвое больше, т. е. примерно 200 дивизий, и что, не обеспечив себе таких превосходящих сил, они никогда не ввяжутся в большую войну, которая, так или иначе, перерастет для них в войну на два фронта. Поэтому он считал, что к северу от Полесья может появиться одних немецких 80 дивизий».

Убежденный в неизбежности для СССР войны на два фронта, Тухачевский настаивал на срочном и значительном увеличении армии и количества ее соединений. Он считал, что самое малое «общее число потребных для РККА стрелковых дивизий поднимется до 207. На самом деле эта потребность значительно выше». Тухачевский полагал, что количество стрелковых дивизий в РККА должно быть доведено примерно до 250, «мы же разворачиваем всего только 150 стрелковых дивизий». В связи с изменившейся геостратегической ситуацией СССР маршал обращал внимание на «исключительно слабое развитие артиллерийского и танкового резерва Главного Командования». Он вообще считал необходимым срочно наращивать число механизированных соединений, предостерегая оптимистов ссылками на быстрое развитие бронетанковых сил у немцев, выражая при этом свое скептическое отношение к боевым возможностям красной конницы. То же самое говорилось им и по поводу авиации. Принятие предложений Тухачевского означало новый рывок в модернизации оборонной системы РККА и СССР и, следовательно, резкое увеличение бюджетных расходов на оборону.

Один из самых способных молодых «генералов» (в 1936 г. ему было 38 лет) комдив Д.А. Кучинский напомнил присутствовавшим на упомянутом заседании Военного совета, что в игре он «участвовал начальником штаба у Гитлера, у Тухачевского». Будучи порядочным человеком, в своем выступлении, касаясь этой игры, он старался быть объективным и пытался представить реальную обстановку на этой игре. Поясняя позицию и поведение Тухачевского, он сообщал: «Я должен сказать, что в эту игру Тухачевский вносил необычайную страстность. Он говорил, что у германцев должно быть больше сил. У него должно быть еще 30 резервных дивизий, он требовал на 20-е сутки дать ему еще 20 дивизий. Шла речь о пяти механизированных дивизиях». Кучинский заострил внимание на этом обстоятельстве, поскольку Ворошилов, явно «передергивая», обвинял Тухачевского в подтасовке хода игры. «Он очень хитро дал себя разгромить, — выразил свои подозрения нарком. — Его совершенно разгромил Уборевич. Уборевич командовал своим Западным фронтом, а тот командовал за Гитлера объединенными польско- немецкими силами. Уборевич его совершенно разгромил. Как он мог дать себя так громить?»..//>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<Кучинский, таким образом, пытался наивно объяснить Ворошилову, почему Уборевичу удалось разгромить Тухачевского: из-за недостаточности сил у немцев и поляков, которых у них, по мнению Тухачевского, должно быть значительно больше. Для большей убедительности Кучинский сослался на ответственного работника Разведуправления.

«Я от Никонова слышал, — обосновывал он свои доводы. — Три механизированные дивизии, четвертая формируется и есть кадры для пятой дивизии. Говорили, что пять танковых дивизий у германцев может быть. Это было в присутствии Меженинова. Тухачевский настаивал на том, чтобы возможно больше дать сил германцам. Я считаю, что эта военная игра, которая проведена в 1936–1937 гг., должна быть как следует продумана и выводы из нее надо делать не только прямые, но и от обратного. От обратного надо сделать выводы». В сущности, Кучинский, как и Тухачевский, независимо от своей дальнейшей судьбы, стремился убедить руководство Красной Армии в необходимости прислушаться к предложениям и доводам, которые они высказали еще в апреле 1936 г.//>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<Якир-Гамарник+Уборевич.

«Тов. Сталин сказал, — продолжал свои воспоминания Ворошилов, — что вы здесь перестаньте препираться, давайте устроим заседание, и на заседании вы расскажете, в чем дело. («Вы расскажете в чем дело» — это было обращение, скорее всего, к Тухачевскому.) И вот там мы разбирали эти вопросы и опять- таки пришли к такому выводу. Там был я, Егоров. Группа Якира, Уборевича, она вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно. Но все это было в рамках обычной склоки и неприятных столкновений людей, которые долго друг с другом работали, могли надоесть».

Уборевич в своих показаниях на следствии подтвердил, что перед этим совещанием, когда решили поставить в правительстве вопрос об отстранении Ворошилова с поста наркома обороны, то «нападать на него, по существу, уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова». Такое выступление имело смысл, разумеется, в присутствии Сталина, а не в узком военном кругу. Это, как видно из приведенного выше фрагмента стенограммы, подтверждает и сам Ворошилов: «Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно». Итак, «атака» Гамарника на Ворошилова была подготовлена заранее. При этом главной ее целью было «свержение» Ворошилова с поста наркома обороны СССР, «отстранение», как признался Уборевич, от руководства Красной Армией.

На этом совещании, как свидетельствуют фрагментарные сведения об этом событии, активно действовала «группа Гамарника — Якира — Уборевича».
Однако Тухачевский в числе нападавших на Ворошилова не упоминается. Ворошилов и Уборевич ничего не говорят о его присутствии и участии в совещании. Примечательно, что именно «группа Гамарника — Якира — Уборевича» «поставила вопрос об отстранении Ворошилова с поста наркома обороны». Как видно по результатам этой «атаки», она не привела к отставке Ворошилова..

Ворошилов утверждает, что это совещание состоялось в июле — августе 1936 г. Если, как он говорит, «8 месяцев тому назад», то, скорее всего, в конце августа — начале сентября. Судя по реплике Сталина, он присутствовал на этом совещании.//

Однако следует учесть, что с 14 августа по 25 октября 1936 г. Сталин был в отпуске, в Сочи. Следовательно, совещание это должно было состояться не позднее 13 августа. Вопрос о предоставлении отпуска Ворошилову был поставлен на Политбюро 11 июня 1936 г., и решение было утверждено на заседании Политбюро 27 июня 1936 г. Однако Ворошилов фактически находился в отпуске в Сочи уже 15 июня 1936 г. и вернулся оттуда после 19 июля. Во всяком случае, 25 июля Ворошилов уже встречался со Сталиным в Кремле. Затем Ворошилов встречался со Сталиным в Кремле 7, 11 и 13 августа (т. е. перед отъездом Сталина в Сочи). Очевидно, Ворошилов возвратился из отпуска 24 июля и встретился со Сталиным первый раз после отпуска на следующий день, 25 июля. Якир не позднее 16–17 августа 1936 г. отправился с визитом во Францию: 19 августа он был уже в Париже. Таким образом, совещание, о котором вел речь Ворошилов, могло состояться между 25 июля и 13 августа 1936 г.

Известно также и то, что 7 августа 1936 г. у Ворошилова состоялся разговор с Уборевичем, в Москве, о переводе последнего в центральный аппарат на должность начальника ВВС РККА. «Дело в следующем, — писал Уборевич, — 7 августа т. Ворошилов заявил мне, что он решил разделить БВО на два округа (что якобы я усиленно об этом всех прошу), а меня — взять в Москву на авиацию. Я категорически возражал против назначения меня на авиацию. Я сказал, что в ЦК беспокоить тов. Сталина не пойду, но что Ворошилову достаточно ясна самому вся неделовитость и нецелесообразность этой комбинации. После этого разговора я очень много об этом думал, и мое возражение против решения Ворошилова укрепилось еще больше».

По поводу своего предполагаемого назначения Уборевич 17 августа 1936 г. из Смоленска обращался к Т.К. Орджоникидзе с письмом, в котором просил его воздействовать на Ворошилова отказаться от этой идеи. Известно также, что Уборевич в связи с этим пытался поговорить со Сталиным. «Я был тогда в Сочи, — вспоминал Сталин, — указал ему: «Не приму, у вас есть нарком». В Сочи Сталин отправился 14 августа. Однако к Орджоникидзе он писал, как сам сообщал в письме, до обращения к Сталину. Следовательно, Уборевич обращался к Сталину после 17 августа, вероятно, после того, как Сталин в своем письме Кагановичу от 16 августа 1936 г. рекомендовал дать Уборевичу должность не «начальника ВВС РККА», а «командующего ВВС РККА».

В своем письме к Орджоникидзе от 17 августа 1936 г. Уборевич ничего не говорит о каком-либо совещании, на котором Гамарник «атаковал» Ворошилова. Скорее всего, совещание, о котором вспоминал Ворошилов, произошло уже после 7 августа, но до отъезда Сталина в отпуск. Подтолкнуть Уборевича выступить против Ворошилова, присоединившись к «группе Гамарника-Якира», могло действительно какое-то особое событие, которое должно было поставить его почти в безвыходное положение.

Он понимал, что лишение его войск БВО весьма ущербно не только для его карьеры, но и, быть может, для судьбы в целом. Войска, находившиеся в его распоряжении, все-таки могли как-то вынуждать Ворошилова (да и Сталина) вести себя осторожно по отношению к Уборевичу. Поэтому задуманный Ворошиловым план мог означать в конечном итоге завершение карьеры Уборевича. У него уже был печальный опыт работы в центре на одной из самых высоких должностей. Все сказанное позволяет предположить, что совещание, о котором говорил Ворошилов, происходило после 7 августа 1936 г. Таким образом, временной диапазон суживается до промежутка между 7 и 13 августа.

В своих показаниях комкор Кутяков, арестованный в тот же день, что и комкор Фельдман, 15 мая 1937 г., воспроизводил свой разговор с Фельдманом. Кутяков утверждал, что от своего собеседника он узнал «о наличии в РККА группы лиц высшего начсостава, недовольных Ворошиловым и борющихся за смену руководства Наркомата. Фельдман сказал, что в эту группу входят Тухачевский, Гамарник и другие». Однако Кутяков, обращаясь к следствию, просил «учесть, что политически никогда не сочувствовал Тухачевскому и Уборевичу, считал их «белой костью», представителями вновь нарождающейся военной аристократии». В подтверждение этому есть свидетельство А.И. Седякина в его выступлении на заседании Военного совета 4 июня 1937 г., в котором он сообщал, что Кутяков «со страшной ненавистью говорил всегда о Тухачевском: «Это же не наш человек, это — враг. Разве можно ему доверять?»

Это значит, что он согласился принять участие в этой антиворошиловской группировке потому, что она возглавлялась не Тухачевским и не Уборевичем.

В связи с этими показаниями Кутякова уместно процитировать его дневниковую запись от 27 августа 1936 г.: «Умер главком С.С. Каменев. Старик сделал свое дело и незаметно ушел восвояси. Вопрос времени, все там будем. Наступает время, когда все ветераны Гражданской войны уйдут из жизни: одних расстреляют, другие, как Томский, сами покончат с собой, третьи, как Каменев, уйдут в могилу». Томский застрелился 22 августа 1936 г.

Нельзя не обратить внимания на то, что Кутяков 27 августа 1936 г. считает, что «наступает время», когда он либо будет расстрелян, либо ему придется «покончить с собой». К последней мысли он возвращается в своей записи от 20 апреля 1937 г. «Вот и терпи теперь, — записал он, — если хочешь есть раз в сутки щи. Не хочешь? В твоем распоряжении четыре револьвера, нажми курок, и конец». Иными словами, он набросал альтернативные варианты: «есть раз в сутки щи» в тюрьме или самоубийство. Судя по обеим записям, уже к концу августа 1936 г. у Кутякова, видимо, были определенные основания ожидать ареста и расстрела либо самому застрелиться.
Он был участником этой «группы заговорщиков», возглавлявшейся Гамарником, Якиром, а также (во вторую очередь) Уборевичем, Тухачевским. Собственно, он согласился войти в эту группу потому, что ее возглавлял не Тухачевский или Уборевич, которых он не переносил и вряд ли поддержал бы, а Гамарник и Якир.
А столь мрачные, пессимистические настроения в его записях можно понять, как следствие неудачи попытки свалить Ворошилова, предпринятой в августе 1936 г., до 25 августа.

Возникает вопрос: если поведение Уборевича можно понять как реакцию на решение Ворошилова отнять у него Белорусский военный округ, воспрепятствовать чему он в одиночку не мог, то что же побудило к антиворошиловским действиям Гамарника и Якира?///>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

Сноска...:
<<Обысов. ...Что я понимаю под самостоятельной работой? Я имею в виду главным образом чтение военной и художественной литературы. Здесь т. Кожевников останавливался и говорил, что некоторые командиры не знают, какая река разделяет Румынию от Советского Союза. У меня нашелся один помощник командира полка, который не мог сказать, с кем мы граничим на Западе и где расположена Польша.

Тухачевский. Это при высоком начальстве или вообще не знает?

Обысов. По-моему, вообще не знает. Когда мы зимой на сборах 1936 г. спросили командиров батальонов и помощников командиров полков, кто и какую книгу прочитал за последний год, то из присутствовавших командиров один только поднял руку. Литературы не читают ни военной, ни художественной.

Тухачевский. Хотя это терчасть. А вы еще на 200 часов хотите прибавить.

Обысов. Я предлагаю самостоятельную работу поставить под контроль старшего командира. В этом году в летний период комбатов и весь старший начсостав мы обязали прочитать по несколько военно-исторических книг и проконтролировали это путем бесед, докладов и разборов прочитанных книг. Таким путем мы добились того, что командиры стали читать; но мы здесь упираемся в недостаток военной литературы для среднего командира.

Тухачевский. Как вы думаете, если завести такой порядок, чтобы 1—2 раза в месяц делать такого рода занятия, чтобы командирам докладывали новые книги? Это было бы очень хорошо.

Обысов. Подобные доклады мы ставим и будем в дальнейшем их практиковать.

Тухачевский. Это один из способов приучать к книге.

Обысов. Это один из способов приучать командира читать литературу. А для того чтобы иметь время на чтение, я и настаиваю один день в шестидневку дать для самостоятельной работы, который нужно использовать исключительно для чтения военной и художественной литературы.

По разведке.///>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

Сноска...
:
<<Уборевич.
Михаил Николаевич мало затронул вопрос о второочередных дивизиях. Я должен сделать Военному совету прямое, исключительно тревожное заявление. В прошлом году мы собирали в каждой второочередной дивизии по одному стрелковому полку и по одному артдивизиону. В этом году мы продолжали сборы и подняли одну второочередную дивизию полностью.

Если взять дивизии по элементам: командный состав, младший командный состав, специалисты, рядовые бойцы, оснащение, танки, связисты и если взять особенно по стрельбе, то часть совершенно не боеспособна, потому что нельзя считать боеспособной дивизию, если только 50% стрелков выполняют упражнения, если 40% пулеметчиков выполняют упражнения и если только 35% ручных пулеметов выполняют упражнения.

Поэтому я считаю, что и по тердивизиям, так как нам Генштаб дал указание, что кадрирование войск больше не будет проводиться в жизнь (мы в округе остаемся на 40% территориальными), учитывая, что делается в Германии, нужно большое государственное решение, правительственное решение на 1936—37 год удлинить сборы по тердивизиям — на 2 месяца, а по второочередным дивизиям — у меня такое предложение: зимой отработать специалиста на каждый пулемет — 2 человека, 300 человек на сд, на ручной пулемет — 2 человека, 600 человек на сд, на орудие для наводчика, а также связисты и младший командный состав. Зимние сборы этих специалистов сделать 2—3 месяца, пока не выпустим отличными. Потом осенью сбор второочередных дивизий на 35 дней.

Проведя такую работу в 1937—38 г. мы изживем старую неподготовленность наших резервов и всей пехоты. Но это без общего решения правительства мы сделать не можем.

Отдельные замечания о пехоте. Я прошу решить такой вопрос: деление в нашей пехоте винтовок на активные и пассивные. Генеральный штаб делит количество винтовок на активные и пассивные таким образом, что получается одна четвертая часть в дивизии активные винтовки, и на них дается достаточно патрон во время войны, а все остальные как будто пассивные, так как они стрелять не будут, и дают им (15 патронов) на длительное время. Здесь поневоле будут стрелять связисты и целый ряд других категорий. В таком случае большее количество винтовок будет участвовать в войне.

По организации пехоты. Я прихожу к выводу, что путем утряски всей структуры частей мы должны сделать соответствующее усиление ударной силы пехоты, довести отделение до 13 человек. Это потребует 482 человека добавочно. И нужно обязательно ввести разведывательную роту в полку и разведывательный взвод в батальоне. Все это составит усиление пехоты активными бойцами больше 1000.

Я учитываю развитие немецкой тактики. Учтите, что в немецкой армии ввели в каждый стрелковый батальон мотоцикловый взвод. В каждом стрелковом полку ввели мотоцикловую группу. Мы будем страдать от недостаточной разведки пр[отивни]ка. Для разведки бойцов обычно брать не всегда целесообразно. Нужны разведчики. Это было бы очень хорошо, если бы мы могли дать много мотоциклов, но мы — не Германия. Там полтора миллиона мотоциклов, а у нас этого нет. Сделайте в батальоне 30 молодцов, сначала пеших разведчиков, а потом посадите на мотоциклы.

Теперь по отдельным тактическим вопросам.

Михаил Николаевич[6] и все мы, кто переживал маневры этого года, кто наблюдал за вводом в бой танков, смотрим с тревогой на тактические действия танкового батальона и танковой бригады. Учитывая, что в течение последних двух лет, очевидно, под влиянием развития танкового дела в нашей армии, немецкая армия поставила совершенно по-иному противотанковую оборону. Введение до 60-70, при этом более подвижных, чем танк, противотанковых орудий, введение их в дивизии ставит вопрос о вступлении в бой нашей мехбригады в очень затруднительное положение — можно нарваться на щит противотанковых орудий прямо с хода. Наш танковый батальон не имеет права нарываться на этот щит. Но этот щит ПТО трудно разбить. Ведь противотанковое орудие имеет слабые места. Если я по этому орудию ударю с двух километров с закрытой позиции гаубичной артиллерией, то противотанковое орудие будет сметено. По живой цели это противотанковое орудие также является слабым снарядом. Если я на машинах пехотной части с пулеметом, быстро выбросившись, буду вскрывать эту противотанковую систему пр[отивни]ка, тогда под прикрытием артиллерийского огня, под прикрытием смешанных пулеметов, выброшенных для боя с этими противотанковыми орудиями, — танковый батальон может атаковать.

Но наш танковый батальон гол. Танк Т-37 как разведывательная машина не годится. У нас нет разведывательных машин, нет самоходной артиллерии. Тов. Халепский здесь говорил, что будет танковое шасси с 3-дюймовым орудием, что оно решит задачу сопровождения танков в атаку. Это неверно. Нужна артиллерия, которая стреляет с закрытых позиций. Мы должны заставить наших командиров батальонов иметь разведывательные взводы и двигаться скачками, и ни в коем случае на щит противотанковой обороны противника не попадаться — или его обходить, или атаковать после тщательной подготовки.

Нашим танкистам сегодня нужно перестроить свое вступление в бой.

Ясно, что мехбригада слаба в артиллерийском отношении и в разведывательных средствах и слаба в количестве танков.

Есть интересная книга — итоги мотоучений германской армии 1935 г., из которой видно, как они построили по-новому все вопросы противотанковой обороны.

Вопрос о танках ДД. Я придерживаюсь того взгляда, что мы в целом ряде случаев должны танки ДД пускать под прикрытием артиллерийского огня сильными группами и сразу за ними — пехоту с тем, чтобы использовать массовые действия танков и артиллерийского вала для успеха пехотной атаки.

Семен Михайлович[7] ругает, что испортили пехоту, не всегда частые перебежки. В некоторых случаях есть одно «но». Почему мы первый скачек, когда 30 орудий на 1 км фронта дают огневой вал и атакует 40-50 танков, мы требуем пройти очень быстро, требуем, чтобы первые 300 метров пройти первым скачком. Нужно от пехоты требовать, чтобы она прижималась к снарядам и танкам. Из этого надо исходить.

По ПВО. Мы не можем далее находиться в таком состоянии. Мы имеем корпусные зенитные дивизионы, но они у нас неподвижны — они не имеют ВНОС, не имеют средств наблюдения, не имеют тракторов. Три батареи могут дать хорошее прикрытие для ск — две батареи впереди, одна — сзади. Они прикрывают солидный марш и боевой порядок стрелкового корпуса. Тем более наша боевая зен. артиллерия] 1931 г. неплохо стреляет. Прибор Крузо и новая пушка дают на один сбитый рукав только 22 снаряда. Нужно оснастить зенитные дивизионы средствами связи и тракторами и этим самым сделать их более подвижными. Нужно дать нам зенитные средства, пушки-автоматы. Без этого вы будете нас ругать за плохое ПВО. При данных условиях нужно учить марши совершать в военное время главным образом ночью.

По ПТО. Наше противотанковое орудие нужно сделать подвижным, самоходным и моторизованным. Я видел, Михаил Николаевич[8], это противотанковое орудие в Пролетарской дивизии. Если взять хотя бы эти танкетки как тягу, то и это уже большой сдвиг. Надо противотанковое орудие сделать более подвижным и дать в руки командира дивизии соответствующий дивизион противотанковых орудий, в котором он, используя свой танковый батальон, сможет решить очень солидно задачу борьбы против танков противника.

Об управлении было очень много разговоров, даже о специальном институте штабных командиров, отвечающих за соседа...[9]

Я думаю, что не так вопрос обстоит. Нужно считаться с тем, что у нас недокомплект в штабах и нет средств передвижения, а потому штабные командиры неподвижные не по своей вине. Как я могу добиться хорошей штабной службы в полку, дивизии, если штаб не имеет в достаточном количестве лошадей, нет командирской машины, есть колымага — автобус. Нет мотоциклов. Дайте вы командирам то, что мы просим, не машину М-1, дайте мотоцикл, дайте лошадей и укомплектуйте нас. Мы обещаем вам управление поставить должным образом.

Теперь об оперативной подготовке. Я считаю, что в этом году, во всяком случае наш округ, имел возможность много поработать. Мы имели большую нагрузку на военных играх и на полевых поездках. Если бы этих занятий было больше, если бы Михаил Николаевич[10], немного освобожденный от другой работы, мог бы с нами проводить целый ряд занятий, если бы Александр Ильич[11] увеличил количество этих занятий, если бы действительно всех командиров со штабами привлечь, было бы очень неплохо.

Оперативная полевая поездка, которую проводил Александр Ильич[12], была полевая поездка рекогносцировочного типа. Надо применять два вида: и рекогносцировочные, и со средствами связи. На сборах мы не имели командного состава из других округов и из центрального аппарата...>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<Штерн....В отношении противотанковой обороны наш народ чувствует себя довольно уверенно и имеющимися средствами пользоваться умеет, но необходимо дать хотя бы восемь 45-мм пушек в распоряжение командира дивизии и тогда с танками мы будем справляться.
Тухачевский. Маловато.
Штерн. Я боюсь больше запросить.
Разрешите еще один вопрос...>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...

<<///Похоже, что толчком к этому было начало репрессий в отношении командиров, в том числе высших, на Украине.
Как известно, еще 7 июля 1936 г. был арестован по обвинению в подготовке покушения на Ворошилова комдив Д. Шмидт.
Затем, 14 августа 1936 г., арестовали его бывшего начальника по службе в червоных казаках, помощника командующего Ленинградским военным округом комкора В.М. Примакова.
Затем, в сентябре 1936 г., был арестован еще один бывший червоный казак, помощник командующего Киевским военным округом комкор Туровский. В то же время арестам подвергся и ряд офицеров среднего звена, близко связанных в прошлом с Примаковым. Формально их аресты были обусловлены якобы принадлежностью их к подпольной троцкистской организации, поскольку в 1923–1927 гг. все они долгое или короткое время поддерживали Троцкого. Но, по существу, аресты были произведены в войсках, подчиненных Якиру. Всякому мало-мальски сведущему в технологии политической борьбы было ясно, что эти аресты, рано или поздно, должны были привести к отставке и аресту самого Якира.
Почему же командарм Якир, которому с 1925 г. так доверял Сталин, к 1936 г. оказался фигурой для него подозрительной и неугодной?

Пожалуй, первые зерна ненадежности Якира в глазах Сталина были посеяны в 1930 г., когда Якир, Гамарник и Дубовой должны были решить вопрос о виновности Тухачевского: действительно ли он намеревался, при благоприятных для себя условиях, взять власть в свои руки и установить военную диктатуру (как показывали Какурин и Троицкий) или нет? Слишком много было в следственных материалах в пользу его виновности. Однако все трое, включая прежде всего Якира, заявили, что Тухачевский не виновен.

Второй случай, вызвавший уже открытое недовольство Сталина командующим Украинским военным округом, имел место в 1933 г., когда Якир вмешался в процесс коллективизации на Украине, обратив внимание на слишком жесткие способы ее проведения и трагические последствия. Сталин тогда выразил недовольство тем, что военные вмешиваются не в свое дело.

Однако первые признаки едва скрытого неблаговоления Сталина к Якиру обнаружились в начале 1935 г. Они были слишком заметны всем и, уж конечно, самому Якиру, человеку умному и достаточно опытному в политических интригах. И хотя те или иные неприятные для Якира распоряжения исходили от Ворошилова как наркома, однако трудно было не понять, что вопросы, касающиеся карьеры первых лиц в военной элите, рассматривались на самом высшем уровне, а решения принимались не без санкции Сталина, если не по его инициативе.

В начале 1935 г. на самом высшем политическом уровне рассматривался вопрос о преобразовании Штаба РККА в Генеральный штаб. Кандидатура Якира была выдвинута на должность начальника Генерального штаба. Это был весьма удобный случай убрать Якира с Украины и перевести его в центр. Ситуация, аналогичная той, что имела место на рубеже 1933–1934 гг., когда пытались выманить Тухачевского с Западного фронта, также предлагая ему высокую должность в центральном управлении РККА.
Якир отказался. Пост был очень высокий, но явно не для Якира: как начальник Генштаба он, конечно же, был бы не своем месте.

Тогда была предпринята попытка вынудить Якира покинуть Украину или, по меньшей мере, урезать масштабы его военной власти на Украине иным путем. Ворошилов решил разделить Украинский военный округ. Якир «был против деления Украинского военного округа». Этот перевод означал отрыв его от Украины и от реальных войск. Оказавшись в Москве, Якир становился в военном и политическом отношении совершенно беззащитным. То он был, в сущности, пожалуй, самой сильной политической фигурой на Украине: в его руках были самые многочисленные войска, самый сильный округ. В его руках была вся Украина. Недаром в комсоставе Красной Армии шли разговоры о «батьковщине», о «Якире-батьке», который может позволить себе даже не подчиняться решениям Москвы. «Якир не захотел — Якир не идет». Он какую-то силу имел, т. Сталин», — вспоминал Дубовой.

Однако Якира все-таки заставили согласиться на разделение Украинского военного округа на два — Киевский (оставленный за ним) и Харьковский (переданный под команду Дубового). Это, как известно, произошло в мае 1935 г. Полностью отнять Украину у Якира не удалось, но часть ее оторвать — получилось. Это было несомненное поражение Якира в уже начавшейся борьбе со Сталиным (хотя непосредственным противником Якира формально оказывался Ворошилов).

Летом 1935 г. была вновь предпринята попытка убрать Якира с Украины, лишить его и оставшейся в его распоряжении «Киевщины». Ситуация вроде бы была объективная — очень плохо шли дела с военно-воздушными силами, слишком много было нареканий к их начальнику Я.И. Алкснису. Сталин предложил Якиру оставить полностью Украину и перебраться в Москву на руководство ВВС РККА в должности заместителя наркома. Решение это изначально держалось в секрете. «В 1935 г. вы с Климент Ефремовичем в Политбюро решаете на авиацию Якира послать, — вспоминал Дубовой, обращаясь к Сталину. — Климент Ефремович мне объявляет в вагоне, только говорит: «Ты ему не болтай». Ворошилов имел в виду Якира. Следует отметить, что эту идею поддержал и Тухачевский, всячески уговаривая Якира согласиться на перевод в Москву. Трудно сказать, сознательно ли Тухачевский «подыгрывал» Сталину и Ворошилову или не очень высоко ценя оперативный авторитет Якира, но признавая в нем выдающиеся военно-организаторские способности, желал в интересах дела передачи в руки Якира руководство авиацией. Во всяком случае, это вполне соответствовало желаниям Сталина и Ворошилова.

Но Якир и в этом случае отказался, сославшись на состояние здоровья. Его поддержал Уборевич. Совместная позиция командующих двумя самыми сильными военными округами вызывала несомненное опасение.
Сталин решил не настаивать и под благовидным предлогом временно отступить. 27 сентября 1935 г. Сталин и Ворошилов (из отпуска) писали Кагановичу и Молотову: «Состояние здоровья Якира вынуждает отказаться от перевода его в Москву. Предлагаем оставить начальником ВС Алксниса. Договорились о мерах, которые должны улучшить руководство воздушными силами».

Такое упорство Якира в нежелании уходить с Украины и лишаться войск вызвало уже серьезное беспокойство у Сталина. Беспокойство было вызвано не только тем, что Якир отказывается выполнять решения Сталина и Политбюро, но и тем, что такого рода неподчинение усиливало властный авторитет Якира, который осмеливается противостоять Кремлю. «Якир не захотел — Якир не идет». Он какую-то силу имел, т. Сталин», — еще раз повторю сказанное Дубовым, невольно выразившим впечатление, которое производило поведение Якира не только на Дубового. «Он систематически не хотел уйти в Украины, — делал вывод Дубовой. — Теперь понятно, почему он не хотел». А Ворошилов, реагируя на рассуждения Дубового, проговорился о реакции Сталина на эти постоянные отказы и неподчинение Якира: «Тов. Сталин сказал, что тут что-то серьезное есть, раз он не хочет ехать с Украины. Теперь многое можно говорить. Но я не хотел этих людей иметь здесь на авиации». Примечательно окончание реплики Ворошилова: он достаточно откровенно признался, что перевести Якира с Украины в Москву — это не его, Ворошилова, идея. Он «не хотел этих людей (Ворошилов имел в виду и Якира, и Уборевича. — С.М.) иметь здесь, на авиации».
Этого очень хотел Сталин. Это Сталин считал целесообразным с политической точки зрения забрать у Якира Украину, которая вот-вот выйдет из подчинения Кремлю, и поместить его рядом, сделать легко контролируемым и послушным.
Но это понимал и Якир. Беспокойство Сталина могло вызвать, как отмечено выше, и то, что позиция Якира была поддержана Уборевичем. Это было как бы совместное выступление двух самых сильных и авторитетных командующих.//>>

_________________
Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...