<<Бывший полковник Генштаба, бывший советский Главком И.И. Вацетис не скрывал своего враждебного отношения к «власти жидов», каковой он считал власть советскую. В приватном разговоре в Берлине в сентябре 1923 г., прекрасно понимая, что дни Ленина, уже окончательно покинувшего политическую арену, сочтены, он с уверенностью и оптимизмом ожидал установление в Советской России военной диктатуры. «В качестве диктатора, — информировал фон Лампе врангелевский штаб, — он называет Тухачевского», потому что «считает» его «выдающимся по воле и энергии».
«Сейчас готовится в России и какой-то новый, не предусмотренный нами этап, — писал о том же В.А. Маклаков, проинформированный Е.Д. Прокопович- Кусковой, в июне 1923 г. — Ленина нет, все остальные слишком слабы. Тогда и является фатальная надежда на силу военного диктатора. Если бы какой-нибудь Тухачевский разыграл роль, скажем, даже не Бонапарта, а Муссолини».
А в начале 1924 г. резиденту генерала Врангеля в Берлине, генерал-майору фон Лампе, из надежного источника, как он считал, поступили сведения о «группе Тухачевского», организовавшей в Красной Армии «заговор против Троцкого» для осуществления «государственного переворота», который не удался, поскольку его участники, включая Тухачевского, были арестованы в марте 1924 г…
...Дыбенко утверждает, что вечером того же дня, когда на квартире Тухачевского был написан этот доклад, он уехал в Москву. Это произошло также между 29 и 31 декабря 1923 г. В Москве (30 декабря 1923 г. — 1 января 1924 г.) он сначала обсудил доклад с Федько и Урицким. Затем на квартире у Каширина все 14 перечисленных командиров подписали этот доклад (за исключением трех, находившихся в войсках Западного фронта, но ранее подписавших первый вариант доклада). После этого Дыбенко имел разговор со Сталиным, в ходе которого сообщил последнему о докладе, а затем «в кабинете Сталина» все 14 командиров изложили Сталину содержание своего доклада. Из приведенных фактов можно сделать вывод, что Сталин познакомился с докладом до 15 января 1924 г.
В этом письме-заявлении было фактически три основных положения-требования, хотя формально они сведены к двум: введение единоначалия в Красной Армии; критика всего центрального аппарата военного ведомства, руководившего Красной Армией, а следовательно, Троцкого, который его сформировал; требование удаления из руководства Красной Армией «военспецов-генштабистов», поскольку именно они- то и составляли этот аппарат. Введение единоначалия в Красной Армии было, несомненно, главной целью составителей доклада, чего можно было бы достигнуть, по их мнению, удалением с командно-строевых должностей всех бывших военспецов. Именно в этом вопросе мнения Тухачевского и Дыбенко расходились. Дыбенко выражал позицию «краскомов». Тухачевский, всецело выступавший за единоначалие (об этом можно судить по его статьям еще с 1920 г.), проявлял сдержанность.
Однако текст, написанный Дыбенко, который было предложено подписать Тухачевскому, его не устраивал именно требованием удаления «военспецов». В частности, его не устраивала мотивация этого требования: «В течение часа (Тухачевский) доказывал мне, что я во многих случаях не прав». А «не прав» он был, утверждая, «что идет сейчас изгнание молодого командного состава, насаждение старых офицеров, которые отчасти не только дезертировали из Красной Армии, но которые боролись против нас». В качестве более веского аргумента против позиции Дыбенко Тухачевский «доказывал нашу неграмотность». Иными словами, Тухачевский считал, что, во-первых, никакого изгнания молодого комсостава нет, во-вторых, что никакого насаждения старых офицеров нет, и, в-третьих, нет оснований утверждать, что большинство «военспецов» «дезертировали из Красной Армии» и «боролись против нас». В-четвертых, исходя хотя бы из практических соображений, удаление «военспецов» и их замена «краскомами» нецелесообразна в силу недостаточной профессиональной образованности последних.
Другим косвенным свидетельством, указывающим как минимум на обсуждение военно-политических вопросов в высшем руководстве Западным фронтом в конце 1923 г. — начале 1924 г., является фрагмент следственных показаний командарма А.И. Корка от 16 мая 1937 г..
«Тухачевский говорил мне, — вспоминал Корк разговор, имевший место в первой половине 20-х гг. — «Наша русская революция прошла уже через свою точку зенита. Сейчас идет скат, который, кстати сказать, давно уже обозначился. Либо мы, военные, будем оружием в руках сталинской группы, оставаясь у нее на службе на тех ролях, которые нам отведут, либо власть безраздельно перейдет в наши руки».
«Вы спрашиваете, «майн либер Август» (он так продолжал разговор, похлопав меня по плечу), куда мы направим свои стопы? Право, надо воздать должное нашим прекрасным качествам солдата, но знайте, солдаты не всегда привлекаются к обсуждению всего стратегического плана. Одно только мы с Вами должны твердо помнить: когда претендентов на власть становится слишком много, надо, чтобы нашлась тяжелая солдатская рука, которая заставит замолчать весь многоголосый хор политиков». Хотя Корк и не датирует точно этот разговор, позволяя лишь из всего текста его показаний понять, что он имел место, во всяком случае, до 1925 г., по ряду признаков («русская революция прошла через свою точку зенита», «претендентов на власть становится слишком много», «многоголосый хор политиков») ясно, что он имел место на рубеже 1923–1924 гг., точнее, не ранее 29 декабря 1923 г. и 1 января 1924 г..
Надо сказать, что, согласно «спецсообщениям ГПУ», к ноябрю 1923 г. «антисоветские группировки комсостава отмечены на Запфронте — одна монархическая в частях 4-го армкорпуса и анархо-интеллигентская в 37-й дивизии». Отдел полпреда ГПУ и Особый отдел Западного фронта действительно «вели дело разработки на группу высшего комсостава 4-го корпуса во главе с Павловым. Эта группа оценивалась как монархическая и, следовательно, контрреволюционная, готовая участвовать в свержении большевиков». А.В. Павлов, о котором выше уже говорилось, весьма способный военачальник, давний соратник Тухачевского еще с 1919 г., когда на Восточном фронте он командовал 27-й стрелковой дивизией, по существу своему неофициальной «гвардией» «красного Бонапарта». Тогда, осенью 1923 г., Павлов был исключен из партии, хотя и оставлен во главе 4-го стрелкового корпуса. Его исключение из партии было связано с указанным делом о «монархической группировке».
Возвращаясь к датировке разговора между Туханевским и Корком, отмечу, что «верхняя дата» — 1 января 1924 г. — определена нами в связи с еще одним, уже вполне официальным, до недавнего времени совершенно секретным документом из архива ФСБ.
«С. секретно. Т. Менжинскому, в связи с данными о наличии в армии Зап. фронта к.-р. сил и подготовке необходимо обратить на Зап. фронт сугубое внимание. Полагаю необходимым: 1) составить срочно сводку всех имеющихся у нас данных о положении на Зап. фронте, использовав и весь материал, имеющийся в ЦКК — РКИ (Гусев-Шверник), 2) наметить план наблюдения и выявления, а также мер по усилению нашего наблюдения и по предупреждению всяких возможностей. Меры должны быть приняты по всем линиям нашей работы Ос., От., КРО погранохрана, губотделы, а также по линии партийной — ЦК и губкомы. Нельзя пассивно ждать, пока «Смоленск» пожелает «продиктовать свою волю Кремлю». Прошу этим заняться, использовав пребывание здесь Апетера. Я думаю, кое-какие задания можно было бы дать Благонравову и Самсонову и Межину по линии ж.д. и их влияниями, и их смычки».
В силу исключительной значимости процитированного выше документа, полагаю целесообразным сделать ряд уточнений и дать необходимые комментарии.
«Смоленск» — это, разумеется, размещавшийся в Смоленске штаб Западного фронта и Тухачевский, его командующий. «Кремль» — это, разумеется, Сталин, Зиновьев, Каменев, Троцкий.
«Контрреволюционные силы» «в армии Западного фронта» — это, следовательно, силы, направленные против советско-большевистской власти (как и в сведениях, сообщаемых фон Лампе).
Дзержинский пишет: «В связи с данными о наличии в армии Зап. фронта к.-р. сил и подготовке, необходимо обратить на Зап. фронт сугубое внимание». Из сказанного следует, что, во-первых, Дзержинский получил и имел к 1 января 1924 г. «данные»: 1) «о наличии контрреволюционных сил»; 2) о том, что эти «контрреволюционные силы» имеются «в армии Западного фронта» (имеется в виду, очевидно, в том числе и «монархическая организация» в войсках Западного фронта, к которой был причастен близкий к Тухачевскому командир 4-го стрелкового корпуса Павлов); 3) о том, что они находятся «в Смоленске», т. е. в штабе Западного фронта; 4) об их «подготовке». Разумеется, смысл «подготовки» «контрреволюционных сил» заключается в подготовке ими «контрреволюционных действий». Дзержинский, правда, не утверждает, что эти «контрреволюционные силы» уже готовят государственный переворот. Они «готовятся» в ожидании развития политической ситуации в направлении, благоприятном для реализации их политических намерений и возможностей. Судя по всему, никаких конкретных сведений о «подготовленном» государственном перевороте в распоряжении Дзержинского пока нет (это не значит, что такая подготовка на самом деле не велась), но полученные им сведения свидетельствуют о всех симптомах такой «подготовки». Именно недостаточность «данных» в распоряжении Дзержинского и заставляет его принимать не прямые «карательные меры», но лишь «предупредительные». «Нельзя пассивно ждать, — поясняет он свои распоряжения, — пока «Смоленск» пожелает «продиктовать свою волю Кремлю».
Из контекста этой «записки» следует, что Дзержинский не знал, что мог предпринять Тухачевский, что он мог «пожелать продиктовать», но подозревал, что командующий Западным фронтом готовится к «диктату», т. е., собственно говоря, к методу режима «диктатуры». Поэтому на всякий случай Дзержинский и дает распоряжение по железной дороге. Очевидно, он не исключает и движение войск Западного фронта по распоряжению Тухачевского на Москву, возможно, вспоминая ход событий «корниловского мятежа» в августе 1917 г.
Дзержинский приказывает «наметить план наблюдения и выявления» и повторяет далее: «а также мер по усилению нашего наблюдения». Это значит, что до этого наблюдение за Тухачевским и его окружением со стороны ОГПУ велось не столь плотно и внимательно (раз глава ОГПУ требует «усиления нашего наблюдения»), но в обычном порядке, в каком это должны были делать особые отделы. Поэтому Дзержинский требует «наметить план наблюдения», «усиление наблюдения» с определенной целью — с целью «выявления». Учитывая содержание и контекст «записки» — с целью «выявления» «контрреволюционной подготовки» командования Западного фронта.
Следует обратить внимание на требование Дзержинского, обращенное им этой запиской к Менжинскому, помеченное словом «срочно». Из этого можно сделать вывод, что какие-то особо обеспокоившие председателя ОГПУ политические обстоятельства, возникшие к 1 января 1924 г. в штабе и войсках Западного фронта, и вызвали с его стороны требования «срочных» действий от своих подчиненных.
Сведения, вызвавшие необходимость принятия «срочных» мер, Дзержинский, вероятнее всего, получил не позднее 31 декабря 1923 г. Выше мы пришли к выводу, что разговор Тухачевского с Корком состоялся не ранее 29 декабря. Из контекста цитированной выше «записки Дзержинского» следует, что Тухачевский в это время был в Смоленске.
Смутные события так не проясненного и ныне «заговора Тухачевского» 1923–1924 гг. завершились тем, что Сталину и «тройке», победившей Троцкого, удалось «победить» и Тухачевского. 6 марта 1924 г. его, так или иначе, удалось лишить войск Западного фронта и перевести 2-м помощником начальника Штаба РККА. Конечно, это было не только должностное понижение, но и лишение Тухачевского (на всякий случай) возможности влиять на политические дела, что он мог делать, имея в своем распоряжении войска Западного фронта. Вскоре началась и «чистка» всего ближайшего окружения Тухачевского, о чем уже достаточно много писалось...>>
_________________ Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...
|