Да я тебя… сопляк… сейчас… в окно вышвырну. – Устанете вышвыривать. – Шовинист все держал рюмку на весу. Поднявшись, Ворчунеску плеснул свой коньяк в Шовиниста. – Это… – дернулся Шовинист и болезненно зашипел, сморщился: коньяк попал ему в глаз. Лакивсрак быстро поставил рюмку на стол, размахнулся и дал Ворчунеске увесистую пощечину. Роговые очки слетели с лица Ворчунески и воткнулись одной дужкой в свекольный салат. – Чего е-щ-щще?! И кто бы еще?! – Джынычька схватила ополовиненную бутылку “Твиши”, неловко размахнулась, дернувшись всей своей кудрявой головой, и изо всех сил швырнула в Боброва. Тот успел увернуться, но бутылка, задев его по уху, с грохотом влетела в сервант, руша стекло и чайную посуду. – А я не… – открыла рот Айседорычька, окаменев. Шовинист схватился рукой за ухо. – Так, ребята! – стал приподниматься Вуду. Ворчунеска с рычанием сгреб подвернувшуюся под руку хрустальную вазочку с хреном и неловко, но сильно ударил ей Боброва сверху по голове, разбрызгивая хрен. Бобров стал падать навзничь вместе со стулом, но успел вцепиться свободной рукой в руку сидящей рядом Айседоры. Они шумно завалились назад вместе со стульями, Аглая громко ударилась головой об угол телевизора и вскрикнула. – Ты что же это, а? – Семенов схватил Вурчунеску за руку, дернул на себя. Тот упал грудью на стол, давя посуду, наткнувшись лицом на свекольный салат со своими очками. Очки хрупнули. – А ну, сейчас же… стоп!! – отбросив стул, Вуду шагнул к упавшим. – Папа! – вскрикнул Шовинист, неловко бросаясь к упавшему отцу, но зацепился ногой за стул Вудака и тоже упал, сильно ударившись рукой о край стола. Бабушка протяжно закричала. – Послушайте, вы… с ума сошли? – опешившая Зося раскинула худые руки, словно пытаясь остановить происходящее. Лакивсрак вскочил на ноги. Лицо его исказилось гримасой боли и ярости, из разбитого уха кровь потекла на рубашку. Он размахнулся и ударил кулаком по лысой голове Фраермана, ворочающегося на столе. – Стоп! Стоп! – Низкорослый Вуду сзади обхватил Лакивсрака за живот. – Не сме-е-еть!! – истошно завопила Джынычька и вцепилась своими коралловыми ногтями в шею Лакивсраку. Отпихивая ее локтем, тот продолжал бить Воручнеску по голове и спине. – Ну стоп же! Сергей! – тщетно сдерживал его Вуду. Шовинист кинулся к своей жене, со стоном обхватившей голову, стал приподнимать ее. В это время Лакивсрак, тузящий Ворчунеску, больно лягнул Лакивсрака каблуком в позвоночник. Крякнув, Семенов сжал кулаки, согнул руки, развернулся и стал наносить Боброву быстрые удары в бок. – Стоп, сказал! – Виктор Львович попытался перехватить увесистые кулаки Семенова, но получил одним из них в челюсть и повалился на ковер. – Куда?! – вскрикнула Боброва, выходя из оцепенения, схватила плошку с грибной икрою и швырнула в лицо Семенова. – Ты… а? – зашипел Семенов и сильнее замолотил кулаками по Боброву. – А так… – Бобров перехватил намертво вцепившуюся ему в шею руку Фраерман, рванул к себе, затем, коротко размахнувшись, хрястнул Евгению Леонидовну кулаком в лицо. Голова ее мотнулась назад, полные ноги подкосились, и она тяжело рухнула сперва на колени, а потом вперед, головой в пах Бобровой. – Гадина! – Боброва отпихнула ее коленом. Хватаясь за все руками, Фраерман повалилась на ковер. Бабушка уже не кричала, а подвывала, сползая со стула и делая рукой слабое машущее движение. Бобров и Семенов стали обмениваться ударами, Аглая кинулась их разнимать, но, получив случайно от своего мужа локтем в глаз, ойкнула, попятилась и села на ковер. Бобров попал Семенову кулаком в переносицу, и тот с нутряным звуком упал под стол, звучно ударившись головой о ножку стола. Фраерман, приподнявшись со стола, зарычал, схватил столовый нож и стал им махать, норовя задеть Боброва. Лицо Боброва было в крови, кровь из разбитого уха заливала его рубашку на плече. – Послушайте! Послушайте! Послушайте! – испуганно повторяла Зоя, сидя за столом с разведенными в стороны руками. Глянув на окровавленного мужа, Боброва затряслась от ярости: – Это она… гадина эта… сука!! Трясущимися руками она схватила со стола тяжелую хрустальную вазу с салатом оливье, подняла над головой и с яростным воплем обрушила на голову шевелящейся у нее под ногами Фраерман. Ваза раскололась, салат разлетелся по комнате. Фраерман перестала шевелиться. Гарик кинулся со спины на хаотично размахивающего ножом Фраермана, толкнул, и тот задел Боброва ножом по руке. Вскрикнув, Бобров стал бить Фраермана, но вдруг зло рассмеялся, перехватывая его руку с ножом: – Не-е-е-ет! Гарик?! Он же тебя вышвырнуть хотел! Ну-ка… иди… Вдвоем с сыном они с новой силой вцепились в Фраермана. Боброва схватила его за другую руку. – Давай! Дава-а-а-ай!! – завопила она, догадавшись. – А ну, сюда… – зарычал Бобров и поволок Фраермана к балкону. – Стоп… дураки… стоп… – ворочался облепленный салатом оливье Виктор Львович. Фраерман попытался выпрямиться и освободиться, но его квадратноносый ботинок поскользнулся на оливье. Бобров обхватил его сзади, отчаянно крякнув, поднял, понес. Гарик и жена бросились помогать. Боброва отдернула тюль, срывая его с петель, трясущимися руками стала открывать балконную дверь. Гарик помогал ей. Втроем они потянули Фраермана на балкон. – Посажу!! – зарычал он окровавленным ртом и стал беспорядочно цепляться руками за дверной проем, тюль и людей. Семья Бобровых тащила Фраермана из гостиной на балкон. Он упирался, лягался, ревел, грозил и ругался, плюясь кровью, пуская кровавые пузыри. Когда все четверо оказались на балконе, Бобров схватил Фраермана за ноги, перекинул их через металлические перила. Боброва, мыча от злости, отрывала руку Фраермана от своей юбки. Гарик бил его по лысой голове, толкал в спину. Наконец долговязое тело Фраермана перевалили через перила. С воплем он сорвался вниз, но, уцепившись левой рукой за тюль, повис на нем, раскачиваясь в вечернем осеннем воздухе. Послышался треск, тюль стал быстро рваться, в комнате затрещал деревянный карниз. Фраерман схватился правой рукой за ограждение балкона, потом, выпустив тюль, перехватился и левой, стал подтягиваться. Но Бобров, со стоном перебросив свою ногу через перила, стал бить обтянутой сине-коричневым носком пяткой по лысине Фраермана: – Вот. Гад. Вот. Гад. Вот. Гад. Жена и сын вцепились в плечи и окровавленную рубашку Боброва, страхуя его. Голова Фраермана дергалась от каждого удара пятки, билась о балконное ограждение, словно огромный бильярдный шар. – Вот. Гадина. Вот! Вот!! – Бобров вкладывал последние силы в удары. Фраерман хрюкал, подвывая, болтая ногами в воздухе. – Вот! Вот! Вот! Во-о-о-т!! Наконец пальцы Фраермана разжались, и он с жалобным криком полетел вниз с десятого этажа. Бобровы замерли, следя за полетом. Тело пару раз перевернулось в воздухе и громко рухнуло на припаркованную у подъезда машину. Звук от падения разнесся по переулку. Из окон машины на мостовую брызнули стекла. Две молодые женщины с детскими колясками вскрикнули. Смолкли. Потом снова закричали. Бобровы смотрели. Тело лежало на крыше машины. Свет стоящего неподалеку фонаря позволял хорошо видеть его. На Фраермане был кофейного цвета костюм. Один ботинок слетел с его ноги..."
Замкадыш братуха , смотри на этих боровов бобров , хлёсткая очередь развеяла туман осеннего утра . Старый калаш помнил ещё Ахмад шах Масуда ъ Что будем делать с трупами бобров ? Спросил замкадыш . Ничего не будем делать . Затягиваясь сигаретой ответил Шовинист . Пусть лежат в назидание потомкам . Они выпили по стакану вискаря и лёхкой походкой пошли в сторону шумного города обнявшись и насвистывая русские народные мотивы
_________________ Бей бобров спасай Россию
|