никто их не расстреливал. (с)

Выдержка из протокола допросов

Допросы архимандрита Феогена продолжались с 29 июня по 11 сентября
1938 года.
– Вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении? – спросил его следователь.
– Виновным себя не признаю.
– Вы проводили контрреволюционную деятельность. Дайте показания по существу! – требовал от него следователь.
– Контрреволюционной деятельности я не проводил.
– Следствием установлено это. Почему вы это отрицаете?
– Отрицаю потому, что контрреволюционную работу я не проводил. – Вы клеветали на советскую власть, заявляя, что сейчас идет гонение со стороны советской власти на религию. Признаете это?
– Нет, этого с моей стороны не было.
– Ваша контрреволюционная деятельность следствием вполне установлена. Почему вы отрицаете?
– Этого не было, поэтому и отрицаю.
– Следствием установлено, что вы имели связь с епископом Знамировским. Последний вам оказывал материальную помощь. Почему отрицаете это?
– С епископом Знамировским я лично знаком не был. На квартире его я не бывал, и он тоже у меня не бывал. Деньги в сумме пяти рублей от Знамировского получил через незнакомую мне женщину.
– Вы имели разговор со Знамировским на регистрации?
– Не имел.
– Следствием установлено, что, встречаясь на регистрации, Знамировский,
опасаясь много говорить, сказал вам, что вы еще ему понадобитесь. Признаете это?
– Не признаю. Такого разговора со Знамировским не имел.
– Вы даете противоречащие показания. Вы подтверждаете, что от Знамировского получили материальную помощь, и в то
же время утверждаете, что с ним не были знакомы и связи никакой не имели. Дайте правдивые ответы.
– Мои показания правдивы. Когда Знамировский посылал мне деньги, то в записке писал, что он больной и просил помолиться за него. Лично разговоров с ним не имел.
– Если вы не были знакомы со Знамировским, то откуда он мог вас знать и оказывать материальную помощь?
– Меня, как духовника духовенства, знают многие. Возможно, Знамировский обо мне слышал от кого-нибудь.
– Вы вели агитацию против обновленцев, называя их еретиками и раскольниками и что они действуют заодно с советской властью и всячески притесняют тихоновцев. Признаете это?
– Не отрицаю, что обновленцев я действительно называл еретиками, потому что они нарушают церковный устав, допускают брак епископов и двоеженство священников.
– В конце марта 1938 года вы распространяли контрреволюционные слухи, что в Алма-Ате арестовано все православное духовенство. Признаете это?
– Не признаю. Этого я никому не говорил.
– Прекратите запирательство. Следствие предупреждает вас, что все это установлено, и предлагает вам давать правдивые ответы.
– Другого ответа я дать не могу.
Был вызван в качестве свидетеля священник, который об архимандрите Феогене сказал: «Он мне прямо поставил вопрос, чтобы я поступил священником Кочпонской церкви и в своих проповедях призывал верующих не ходить в
обновленческую церковь, ибо там служат еретики, которые работают заодно с советской властью... Козырев в резкой форме обвинял советскую власть, что она путем гонения на религию и духовенство хочет уничтожить религию, но это не
удастся, он своих волос и креста на шее никому снимать не разрешит...»
10 сентября 1938 года следствие было закончено и материалы дела направлены на рассмотрение закрытого суда.
16 марта 1939 года епископ Стефан (Знамировский) направил в Верховный суд Коми АССР заявление, в котором, в частности, писал: «С Козыревым у меня не было близкой связи: ни я у него, ни он у меня не бывали. Видался я с ним
несколько раз на отметке в помещении НКВД Коми АССР, где, как всякому понятно, совершенно немыслима никакая контрреволюционная агитация. Посылал ли я ему пять рублей в виде материальной помощи с письмом при этом,
я совершенно не помню... Я же со своей стороны определенно заявляю одно – никакой контрреволюционной демонстрации в виде помощи именно административно-ссыльному или каких-либо запретных
целей я здесь преследовать не мог по причине своей лояльности в отношении советской власти.
Да и что могли дать эти пять рублей и этот дряхлый полуслепой старик Козырев?
Одно уже это обстоятельство делает возведенное на меня обвинение совершенно неосновательным...»
На суде, начавшемся 23 марта 1939 года, архимандрит Феоген категорично отверг все выдвинутые против него обвинения. На следующий день был зачитан приговор. Архимандрит Феоген был приговорен к пяти годам лишения свободы с
последующим поражением в правах на пять лет. 27 марта он отправил в Верховный суд кассационную жалобу; он писал, что не признает себя виновным, кроме того, никто в судебном заседании не подтвердил ведшихся будто бы им
контрреволюционных разговоров. Он просил учесть его престарелый возраст и снизить меру наказания, как слишком суровую. Архимандриту Феогену было в это время семьдесят семь лет.
15 июля 1939 года Верховный суд отклонил кассационные жалобы осужденных, так как по мнению суда «их просьба удов
летворению не подлежит, так как мера наказания судом определена с учетом личностей осужденных», что означало их принадлежность к Православной Церкви.
Архимандрит Феоген (Козырев) скончался в тюрьме 12 июля 1939 года в день празднования памяти первоверховных апостолов Петра и Павла и был погребен в безвестной могиле.