ИСТОРИЯ ГЛАЗАМИ ХУДОЖНИКА (+ВИДЕО)Встреча 1-я с народным художником России Василием Нестеренко
Елена Козенкова
Василия Нестеренко называют самым удачливым художником нашей страны. Уже в 37 лет он удостоился звания народный художник Российской Федерации. И вот сейчас у него – собственная картинная галерея в Москве на Малой Дмитровке, пусть небольшая, но ведь это только начало!
Приверженец классического направления в искусстве, Нестеренко с поистине голливудским размахом живописует родной, навеки любимый край. Но среди его работ не только пейзажи, натюрморты, портреты, но и исторические полотна. И при первой встрече с художником это направление в его творчестве интересовало больше всего.
Мы перешагнули важный рубеж – 100-летие революции, гражданской войны, уничтожения царской династии Романовых. На мой взгляд, осмысление происшедшего с Россией – только начинается. И этот процесс сегодня трудно представить без исторических картин Василия Нестеренко, особенно если говорить о темах, которые он затрагивает своими работами.
Августовское чудо
– Вы написали много полотен на историческую тему. Вам есть, что сказать на тему 100 лет революции, гражданской войны, Первой Отечественной. В рамках событий, связанных со столетием октябрьского переворота, запомнилась ваша грандиозная выставка в Манеже, где в частности были выставлены и исторические полотна. Лично меня впечатлили ваши работы на тему войны 1914 года.
– Да-да. «Атака мертвецов» – под таким названием вошел этот бой в историю Первой мировой войны. А картину, где я изобразил это событие, я назвал «Мы русские – с нами Бог!» Вторая большая пятиметровая работа на тему Первой мировой войны – это Явление Богородицы под Августовом, называется картина «Небесная Заступница земли Русской».
– Давайте подробнее поговорим об этих картинах, потому что на самом деле они затрагивают два эпизода, которые неизвестны широкой публике, о них не написано в учебниках истории. А ведь это удивительные эпизоды! Расскажите, как вы о них узнали? В частности, вы сделали визуальной реальностью совершенно удивительное событие – это то чудо, которое произошло на фронте во время войны: явление Божией Матери. Итак, явление Божией Матери под городом Августов.
– Действительно, в нашей новой российской истории – это малоизвестное событие: явление Богородицы под Августовом, а также другое важное событие войны, известное как «Атака мертвецов». Хотя об этом люди знали, знали всегда. Но не было полотен на эту тему, поэтому я решил взяться и показать в живописи эти сложнейшие темы, которые очень-очень близки современному человеку, современному зрителю. У меня ощущение, что многое повторяется в наше время.
1914 год. Война идет. Ночной бой. Солнце померкшее. Похоже на то, что происходит сейчас, скажем, в Донбассе или Сирии: зловещие салюты, трассирующие пули, гранаты, взрывы. Тогда война уже очень похожа была на то, что мы видим сейчас. И вот изрытая земля под этими августовскими лесами, колючая проволока… Мы фактически загнаны были в эти августовские леса. И что же дальше?
Вдруг неожиданно перед солдатами, офицерами является небесный, неземной образ Богородицы светлым крестообразным сиянием. Это – неземной горний мир. Множество уровней в картине этой. Богородица указывает рукой на Запад.
Справка: Августовская икона Божией Матери была написана в память явления Богородицы в 1914 году русским солдатам перед началом Варшавско-Ивангородской операции (15–26 октября 1914 года) – битвой под городом Августов Сувальской губернии Российской империи (ныне на территории Восточной Польши).
По рассказам солдат, в ночь с 7 на 8 сентября они увидели на небе Божию Матерь с Младенцем Иисусом Христом на одной Ее руке, а другая рука указывала на запад. После этого разыгралось большое сражение под Августовом, ознаменовавшееся большой победой. В этом сражении ни один из свидетелей явления не погиб. Сообщение об этом было опубликовано в церковной и светской печати и вызвало воодушевление в войсках. С 1915 года появляются первые иконописные изображения этого события. Святейший Синод рассматривал вопрос о явлении Богородицы около полутора лет и 31 марта 1916 года принял решение «запечатлеть помянутое событие явления Божией Матери в памяти последующих поколений русского народа и посему определяет: благословить чествование в храмах Божиих и домах верующих икон, изображающих означенное явление Божией Матери русским воинам».
За этим явлением последовала победа русского оружия. И подобные явления Богородицы были, например, на других фронтах. Кавказский, Турецкий фронт, когда неизвестная Женщина перед окопами приводила в мистический ужас турок и русские брали малыми силами совершенно неприступные укрепления, а враги бежали, побросав оружие от ужаса мистического, говорили, что «с высшими силами мы бороться не можем».
– Об этом чуде – явлении Богородицы на фронте – рассказали иконы, написанные сразу, еще до революции, потом их активно начали уничтожать большевики. Вы как-то опирались на те иконы, которые дошли до нашего времени?
– Конечно. Богородица являлась различным войскам, повторюсь, это было не один раз. Приблизительно похожие были явления драгунам, артиллеристам, казакам, еще разным войскам, по-разному это было. Известны иконы Августовской Божией Матери, которые заказывали вдовы казаков. Одна из них находится в храме Христа Спасителя, в нижнем храме, это небольшого размера икона. Но я захотел сделать большое полотно на эту тему.
Небесная Заступница Покровом Своим заступилась за русскую армию. Офицеры в армии были уже всякие – и неверующие в том числе. И заходит солдат в палатку: «Ваше благородие, вам надо выйти на улицу». – «Как ты смел вообще зайти?» А солдат не уходит. Офицеры понимают: что-то происходит. Выходят и видят: пятнадцать, двадцать минут, полчаса стоит в небе огромное сияние – Богородицы с Богомладенцем. Этот факт явления был признан еще до революции Синодом нашей Церкви, оставлено много свидетельств очевидцев.
Живые!
– А теперь поговорим об «Атаке мертвецов». Если ваши исторические картины – для вас способ разговора с современным человеком, то что вы хотите ему сказать через эту работу?
– Называется работа об атаке мертвецов – «Мы – русские! С нами Бог!». Тогда, в 1915 году, о легендарном событии у крепости Осовец писала вся российская пресса.
Справка: «Атака мертвецов» – распространенное публицистическое название контратаки 13-й роты 226-го Землянского полка при отражении немецкой газовой атаки. Это эпизод обороны крепости Осовец 6 августа 1915 года на Восточном фронте во время Первой мировой войны. Со стороны врага, применившего ядовитые газы при взятии крепости, никто не ожидал сопротивления русских. Хотя большинство русских солдат погибло от отравления газом, атака немцев все же была отбита оставшимися в живых русскими воинами.
В частности вот что писали «Санкт-Петербургские ведомости»: «Что готовит нам просвещенная Европа, дубинки?» На моей картине немцы изображены именно так: в руках у каждого дубинка. Дубинки с тупыми гвоздями для добивания отравленных газом русских воинов. «Каинов дым» – это атака газом ипритом. У русских не было противогазов. «Культурные варвары» – так называли немцев «Санкт-Петербургские ведомости». Ну не современно ли это? Картина была написана в разгар боев в Донецке, когда мирных людей забрасывали всякими фосфорными, кассетными запрещенными бомбами, – это же тоже образ культурного варварства, образ вот этой химической страшной атаки.
– Впервые тогда был применен газ?
– Не впервые. Иприт применяли уже активно.
Осовец – маленькая крепость, держащая большой участок фронта. Ключевая. Продержалась полтора года. Подвиг воинов крепости в Осовце стал предтечей подвига защитников Брестской крепости, о которой мы знаем больше. И картина эта – о нас, о том, что происходит сейчас.
Куда же делись эти культурные варвары, которые браво маршировали на зачистку маленькой крепости, где осталось в живых 57 человек? А шло 8000 немцев, целая дивизия ландвера под командованием генерала Людендорфа. И вдруг из этого чада, из этого ада кромешного, выплевывая собственные легкие, ринулись в бой оставшиеся в живых бойцы Землянского полка гарнизона Осовца. Атака мертвецов.
– А враг был совершенно уверен, что они всех умертвили этим газом…
– Да. И убежали в страхе. Говорят, зло падет от одного вида добра. Вот зло – в виде этого врага с дубинками, в виде немцев (кстати, современные немцы говорят, что не было Курской дуги, ничего не было, что всё это «сказки»). И вот это зло в виде браво марширующих солдат вдруг увидело добро – русского солдата, в совершенно неприглядном виде, с кровавыми масками из тряпок. И была полная победа! Единственный случай в мировой истории: горстка людей обратила вспять семь или восемь тысяч немцев. И всё это – послание нам.
– Сколько атак на Россию…
– Те же самые силы осуществляют. Вот мы и хотим, чтобы наши мертвецы, падшие герои, были за нас, это наши живые мертвецы.
Актуальная история
– Перед «Атакой мертвецов» за несколько лет я сделал совершенно судьбоносную работу «Отстоим Севастополь». Картина была написана в 2005 году к 150-летию обороны Севастополя. Казалось бы, она о событиях 1853–1856 годов. 1854–1855 годы – это оборона Севастополя, длившаяся 349 дней, историческая тема. Но все же понимали и в Крыму, и во всей России, что картина «Отстоим Севастополь» обозначает отстаивание Севастополя сегодня, сейчас. Она сейчас везде репродуцируется, она и на майках, где хочешь.
– То есть история – это живой участник нашей сегодняшней жизни?
– Конечно. Потому что действительно всё повторяется. Очень бы не хотелось, чтобы события 1917 года повторились, и, главное, последовавшая за ними страшная война. Когда был ужасный раскол в обществе, в умах людей, когда брат стал врагом брата, сын пошел на отца. Павлик Морозов – таким был долгое время наш герой.
– Кстати, мы и сейчас всё время думаем, размышляем: что же с нами произошло 100 лет назад? Что для вас эти события?
– Октябрьская революция – это совершенно страшные страницы мировой истории. Но это и история, которая перевернула весь мир. Великой Французской революции и не снилось, чтобы вот так всё перевернуть, разрушить, чтобы убить десятки миллионов человек! Да и Великая Отечественная война – это было наказание стране за богоотступничество, за убийство царя, за всю эту гражданскую войну, в конечном итоге. И эти жертвы тоже надо приплюсовать сюда. И даже шире: падение уже Советской империи. Как бы мы все ни любили Советский Союз и как бы ни гордились всеми нашими достижениями, но наша великая страна была обречена, потому что она была создана в 1917–1918 годах на крови.
Осень, ноябрь 1917 года в Москве. Патриарх Тихон обращался: «Люди, не проливайте кровь! Неважно, какое у вас мировоззрение, – не проливайте кровь! Не добивайте! Победившие, не трогайте побежденных!» А уже не могли остановиться. И в 1922 году – образование СССР, конец гражданской войны. Но такая страна неизбежно должна была разрушиться рано или поздно. И 90-е годы XX века, все жертвы этих уже наших лет – это тоже в копилку жертв гражданской войны и революции. Сколько людей не родилось, скольких мы потеряли! То, что все развалилось, – это последствия 1917 года. Поэтому, конечно, это не просто трагедия под названием революция, это можно сравнить с евангельской историей, с распятием Христа.
– Как, по-вашему, в обществе обсуждается 100-летие революции? Осмысляем ли мы происшедшее?
– Начнем с того, что я – советский человек, как и все мы, и совершенно не хочу отказываться от того, что я был пионером и комсомольцем, что знамя Победы – это знамя с серпом и молотом. Все это наша история. С одной стороны. С другой стороны, гражданская война, к сожалению, продолжается в наших умах: да, внешне все замирились, но внутренне-то всё это идет, раскол в обществе наблюдается.
– По сути, мы и сейчас наблюдаем элементы гражданской войны, но уже на Украине. Вы ведь и сами происходите родом из Павлограда Днепропетровской области?
– Да, совершенно верно.
– И, наверное, переживаете сугубо?
– «Сугубо» – это «вдвойне». Есть такое слово «трегубо» – это обозначает «втройне». И я переживаю втройне, поскольку я ведь еще и внесен в «Список 80 врагов Украины», единственный художник там. Так что я «невъездной».
– Но ведь на Украине вам еще совсем недавно давали звания…
– Совершенно верно, причем при «оранжевых». Тем не менее вот так они меня выделили. Мне обидно, конечно, от того, что происходит. Но откройте роман Алексея Толстого «Хождение по мукам». Похожая картина: Киев в 1918 году. Или, например, роман «Бег» Михаила Булгакова. Там, где сейчас Донбасс, было Гуляй-поле, и батьку Махно в Днепропетровской области вспоминают до сих пор. Есть люди, которые еще помнят его. Чем отличается ситуация? Ничем! Только немцев, слава Богу, еще пока нет. А тогда немцы были.
– Наверняка есть люди, которые смотрят исподлобья на ваши картины, упрекают вас в излишней патетике, пафосе. В русском обществе вообще всегда есть люди, желающие поражения собственной армии, собственной стране…
– Как Ленин говорил в свое время: «Желаю поражения собственной армии».
– Как думаете, могут ли ваши картины изменить человека, который, скажем, любит искусство, но ненавидит Россию?
– Я не знаю. Дело в том, что язык моих работ – тоже своеобразный. Почему мы боремся за чистоту русского языка? С чего начали большевики – они стали реформировать русский язык. Сейчас тоже очередные нападки на русский язык. Почему? Очень важно, как ты пользуешься родным языком, культура родного языка и родной речи. Надеюсь, что язык моих работ таков, что даже если ты не любишь русскую культуру или не понимаешь ее (например, ты – китаец), все равно просто так мимо не пройдешь, не отмахнешься.
– Хорошо, что вы в это верите.
– Да, конечно. Люди, которым не близко то, что я делаю, все равно что-то находят в моем творчестве, потому что оно у меня очень разнообразно, у меня есть не только исторические работы, есть и пейзажи, и портреты, и натюрморты – что хочешь. Достаточно разные вещи я делаю. Если бы я делал только патриотические работы, это одно, но мой взгляд и мой язык распространяется на всё. Потому что духовным можно сделать и пейзаж, и портрет – так же, как и бездуховным можно сделать всё, в том числе любую историческую работу. Ты вкладываешь то, что у тебя в душе. А живопись – как лакмусовая бумага: сразу ясно, что думает художник, тут уже от зрителя не скроешь никак.
«За все надо платить покаянием»
– Но ваше искусство не просто ради искусства, оно наполнено содержанием, идеей. И собственно, ваша последняя грандиозная выставка, как вешка этой даты – 100-летия революции, – проходила под девизом «Наша слава – русская держава». Один слоган уже обозначает то мировоззрение, в котором вы работаете, и именно этим мировоззрением вы наполняете свои работы.
– Эта выставка чуть позже прошла в немного измененном виде в Санкт-Петербурге, в Манеже. Для чего живет художник? Для чего вообще человек живет? Живет для спасения души. Нас учили совершенно другому в свое время: надо думать в первую очередь обо всех, обо всем человечестве. Нет, надо думать о себе, о своей душе. А путь художника – это очень своеобразный путь спасения души. По крайней мере, многие работы, которые я делаю, они как раз, на мой взгляд, подпадают под этот путь.
Ты начинаешь видеть духовные проявления в жизни, понимать, что очень многое сначала решается Там, наверху, а потом уже происходит здесь, на грешной земле. Или что-то попускает Господь в твоей жизни свершиться по твоей воле – потому что как вразумить человека? Как можно было вразумить иудеев, которые кричали: «Распни, распни Его! Кровь Его на нас и на детях наших»? Это же мы читаем в Евангелии в двух местах. Как надо было вразумить русских людей в 1917 году, когда большинство отвернулось от Церкви?! Большинство! Только одним можно было вразумить – только тем, чтобы попустить эти бедствия, несчастья.
– Говорят: «Николай II допустил революцию».
– А как Спаситель, находясь на Кресте, допустил Распятие? Сказано: «легионы ангелов, – такая фраза есть, – могли бы прийти к Нему на помощь». А почему Он не призвал эти легионы ангелов? Почему Он эту чашу испил до дна, до конца? «Спаси Себя», – говорили Ему иудеи, ничего не понимая. Надо было, чтобы Тит разрушил Иерусалим, чтобы они наконец-то начали понимать, что такое грехи и какое наказание даже в этой жизни можно понести.
Какой смысл было Николаю II бороться, когда вся страна была против, когда народ, которого Нестеров рисовал или Васнецов, большинство народа пошло за большевиками, то есть пошло против? Как бороться с этим? Никак. Только приняв крестную смерть, которую принял Царь вместе со своей семьей. И это стало началом избавления всего народа.
Мы должны были пройти через все эти испытания, чтобы потом, уже в 1990-е годы, начать осознавать именно всем миром, что натворили. Многие люди стали понимать, что нужно покаяние. Это произошло уже после «перестройки», в начале 1990-х годов, когда вдруг Россия вся обратилась к Церкви. Это не случилось ни в 1970-е, ни в 1980-е, а именно в 1990-е. И 1990-е годы в этом смысле очень замечательные. И они останутся в нашей памяти как время возвращения, возврата, прихода к исторической России, как время нового Крещения Руси.
– Коли уж вы сами заговорили о подвиге Царской семьи и святого Царя-страстотерпца Николая II, не могу не спросить вот о чем: мы перешагнули сто лет революции. Но в 2017–2018 годах разговор на важные темы так и не состоялся, он был умело уведен в другое русло – через выход в свет и полемику вокруг клеветнического пропагандистского фильма «Матильда». Несмотря на большие протесты людей, этот фильм вышел на экраны страны. Как вы оцениваете это?
– Я хочу привести в пример другой фильм – «Последнее искушение Христа» Мартина Скорсезе. Еще был жив Патриарх Алексий II, а он вообще никогда голос не повышал и вообще никаких таких особых суждений в жесткой форме не выносил. Так вот, по моим наблюдениям, дважды он повысил голос: один раз по поводу фильма Скорсезе, второй раз по поводу бомбардировок Белграда в 1999 году. И тогда Церковь сказала: «Нельзя смотреть этот фильм». А его показывали по телевизору, в анонсах между программами, то есть ты хочешь – не хочешь, а отрывок увидишь. Ты же не успеешь переключить телевизор, когда вот уже тебе это показывают. То же – сейчас: мы все увидели фрагменты фильма «Матильда».
Достаточно развернуто показал отношение нашей Церкви к этому фильму митрополит Тихон (Шевкунов). Будучи председателем Патриаршего совета по культуре, в своем выступлении он дал исчерпывающий ответ. И наверняка, фильм талантливый, потому что его снял не последний в нашей стране режиссер. И ведь режиссера этого любили. Зачем же человеку, которого все любят, делать фильм, который приведет к скандалу и те, кто тебя любил, перестанут тебя любить? Зачем в поисках какой-то псевдославы сиюминутной лишать себя общей любви, которая уже есть?
Ужас фильма «Матильда» в том, что в нем какие-то элементы правды вплетены в ложь. А когда элементы правды вплетены в ложь, она действует сильнее, чем сама по себе. Ведь и в «Последнем искушении Христа» Скорсезе тоже правды много. Но она вплетена в ложь, и она уже не как правда, а как ложь действует.
У России – открытое небо
– Вот интересно: художник Василий Нестеренко был пионером, комсомольцем…
– Был, конечно.
– А откуда вера во Христа взялась? Как это произошло?
– Она была.
– С детства была? Вы росли в верующей семье?
– В Церковь не ходили, поскольку тогда было уже сложно это осуществить. А вот мой личный приход в храм начался в начале 1990-х. Вся страна приходила к Богу в целом и каждый человек по отдельности. У меня был, конечно, свой путь. Очень большую роль для меня сыграла поездка в Псково-Печерский монастырь, общение с монахами. Там, в Печорах, был мой духовный отец. Потом были поездки на Афон, в Иерусалим. Постепенно моя жизнь как художника стала сопрягаться с церковной жизнью. Помимо этого большую роль сыграло общение с монахами, с верующими людьми – это было для меня открытие!
Господь, когда ты идешь к Церкви, тебе дает такую благодать – всё тебе открывается, тебе всё легко, у тебя всё получается. А потом уходит благодать, ты остаешься один на один со всеми проблемами в духовной жизни, и вот ты должен уже как-то выживать, бороться. Потом она, благодать, может опять прийти и приходит, но это уже сложнее. Первоначальная благодать, это все говорят, она есть.
– Другая точка в линии вашей судьбы – это Америка, куда вас послали, как я поняла, на стажировку. Что вы там поняли и увидели?
– Как это ни странно звучит, я укрепился в Православии. Очень сильно. Именно в Америке.
– Каким образом? Из-за того, что мир Америки – другой совершенно?
– Отчасти да. Но, как это ни странно может показаться, Америка – один из центров Православия. Там в Синоде Русской Зарубежной Церкви находится картина Репина «Крестный ход в Курской губернии», хранится Курская-Коренная икона.
– Которую вывезли из России.
– Да. Спускают ее в храме, к вратам, сверху вниз во время Литургии.
– Покровительница Русского Зарубежья!
– Да. Там есть Ново-Дивеево, монастырь под Нью-Йорком, а также русское кладбище с храмом. И совершенно русский мир, где похоронены очень многие эмигранты, великие представители России. Я очень часто ходил там в православный храм в Синоде и на русское кладбище, и я укрепился, вы знаете, в вере.
Вообще-то зима в Нью-Йорке – не очень хорошее время или место для жизни. Он продуваем, там небоскребы, сквозняки дуют сквозь эти страшные улицы, там, если температура минус один, это как минус двадцать у нас, плюс пять – как минус десять. А у нас, в России, тогда еще хуже было: в 1991-м очередь за сахаром, мама у меня стояла, у нее на руке был написан порядковый номер – 1223-я. Битва на Калке – 1223 год. Она мне так все это и рассказывала, про битву за сахар. А в Нью-Йорке мне сахар просто так пододвигают: на, съешь еще. Это так, деталь времени.
Так что в этой поездке я укрепился еще и в том виде искусства, которое я исповедую. Почему я такое слово употребляю – «исповедую»: потому что в искусстве надо не просто работать. Это твое исповедание, это твой образ жизни, ты не просто следуешь направлению, а именно – исповедуешь его. Вот в том, что я исповедую, я там укрепился. Как это ни странно звучит.
– Оттуда, с другого берега, какой кажется Россия? Каков ее образ?
– Вот образ Америки: все улыбаются, но всем наплевать на тебя. Улыбка у них такая, что кажется, что все тебе рады, но ты понимаешь, что это всё неправда. Приезжаешь в Россию – все мрачные, в метро злые, у нас же слякоть, у нас же дождь, у нас же мороз не минус один, а минус двадцать, у нас машины грязные – это там всё чисто, там даже обувь не снимают, там в обуви в доме ходят. У нас не снимешь обувь – все в следах будет, в грязи. Но – в России полностью открытое Небо – вот мой образ, который я для себя нашел. Тебе не рады, казалось бы. Но если тебе улыбаются, то улыбаются, потому что тебе рады. У нас отрыто небо, несмотря на все эти сложности, особенно в 1990-е годы – один путч за другим, есть нечего, денег нет, всё непонятно…
– То есть Россия – страна с открытым небом?
– Да. Открытое небо. Там закрыто. Полностью закрыто. Как в закрытом помещении – потолок, и всё. А тут открыто. Да, мучительно. Но открыто всё.
– Вы знаете, иногда стоит съездить в другую страну, чтобы понять образ Родины и что для тебя Родина. Это то, о чем страдали и тосковали тысячи русских людей, попавших в эмиграцию. Вы с русским миром там познакомились?
– Чтобы увидеть Россию, надо поехать на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Там такая Россия, которую здесь не найдешь! С такой любовью воссоздана природа: березы, цветочки, подсолнухи, такая красота! Вот рай на Земле – это русское кладбище под Парижем! Я столько увидел в Америке и в других странах, столько узнал об искусстве, многое прошел сам – у меня были собственные университеты. Все эти университеты я прошел, вернулся и… попал на росписи храма Христа Спасителя. И жизнь пошла совершенно иным путем.
– Об этом мы продолжим наш разговор в следующую встречу. Василий, а в какой стране, в какой России вы бы хотели жить со своими детьми? У вас ведь их трое?
– Уже четверо. В какой России я бы хотел жить? Мне сейчас нравится жить в России. Я понимаю смысл вашего вопроса. Мы идеализируем Россию XIX века – предреволюционную, Россию Шмелева, Россию Нестерова, Россию Государя Императора Николая II. Идеализируем, конечно. Это тоже было непростое время, у нас никогда не было простых времен. Единственное, мне бы не хотелось жить во время войны. Потому что я вырос в семье, которая войну хорошо помнила. И вообще наше поколение – это то поколение, которое помнило людей, прошедших войну и послевоенное время. Это то страшное, чего бы не хотелось испытать. Не хотелось бы той разрухи, которая была в 1990-е годы, чтобы это повторялось. Хочется, чтобы всё хорошо было. Но – не знаю. Та Россия, которая есть, она – наша. Надо сейчас жить.
– Что бы вы хотели пожелать нашей аудитории?
– Ходить в храм, читать Евангелие. И каждый на своем месте должен любить Россию, что-то для нее делать. Вера без дел мертва. Если ты что-то будешь делать, какую-то часть своего времени отдавать не семье, не себе, не своей работе, не своей карьере, а просто вот так – для страны.
– А какие у вас дальнейшие планы, связанные именно с историческим направлением в живописи?
– Я думаю, буду продолжать писать исторические полотна, находя в истории моменты, которые интересны для современного зрителя в первую очередь.
Постскриптум
Отзыв Святейшего Патриарха Кирилла, побывавшего на выставке исторических картин Василия Нестеренко в московском Манеже:
«Народ соединяют идеалы, ценности. И в творчестве Василия эти идеалы и ценности представлены. И в этом смысле человек, который приходит на эту выставку, может многое понять, многое почувствовать, даже просто созерцая замечательные пейзажи, нашу русскую природу или лица простых людей. Ведь в этих лицах отображается действительно идеал – идеал красоты, простоты, любви, человеческого счастья. Вот это и есть настоящая скрепа. Вот если у нашего народа будут эти общие единые идеалы, то никакие соблазны единства не разрушат».
С Василием Нестеренко
беседовала Елена Козенкова
17 сентября 2019 г.
Чудо... Случилось Чудо
