Через линию фронта с младенцем на руках. Дмитрий сменил ДНР на "сердце Курземе"Стрелять по своим? Я так не могу
Дмитрий родился в деревне, что в 15 км от печально известного по военным хроникам Иловайска. Там же женился, работал и жил неподалеку — инженером на местной тепловой электростанции. Счастливая новость о том, что в семье Шуляков будет первенец, совпала с референдумом по Крыму. Летом Дмитрию приходилось эвакуировать беременную жену к родне в Запорожье: под Донецком шли боевые действия. Когда в поселке Энергетиков сменилась власть, и война стихла, жена вернулась. Для того, чтобы получить "декретные", надо было отработать лаборантом на той же станции положенный срок. 22 декабря 2014 года, на День энергетика, на свет появился маленький Роман. Как раз в это время в Донецке шли жестокие бои за аэропорт.
"Электричество нужно всем, поэтому наш поселок ни одна сторона не трогала, — вспоминает Дмитрий. — Но соседние деревеньки пострадали сильно. Сегодня идешь с коллегой на работу, а завтра его убили или оторвало руку. Поначалу плакали по каждому. Потом уже не хватало эмоций. Узнаешь, что "всего 12 погибших" — и вроде как ничего, не так много. Но попасть в эту статистику нам не хотелось. Поэтому об отъезде мы с женой стали думать, как только узнали о пополнении семьи. Хотелось нормально отдать малыша в детский сад, отвести на первый звонок, отметить выпускной… А тут — ни конца ни края".
Украину штормило не на шутку, и Дмитрий решил, что родину придется покинуть: "Я себя считаю русскоязычным украинцем, патриотом своей страны. Но было понятно, что если просто перееду в другой конец Украины, то завтра могут позвать в военкомат, выдать оружие и приказать стрелять. По кому? По своим. На той стороне — родные, друзья, близкие. Я так не могу".
Работу Дмитрию предложили в Германии и Латвии. "Выбирал я недолго, — вспоминает он. — Особых знаний иностранных языков у меня нет. А тут с русским жить можно. К тому же, по переполненным германским приемникам для беженцев с малышом ходить не хотелось. А Латвия для меня не чужая страна. В Лиепае сверхсрочником на флоте дед служил, и остался там жить с бабушкой. Там родился мой отец. Правда, потом он вернулся в Украину, встретив мою маму. До 1991-го я каждое лето проводил у бабушки в Каросте, очень люблю те места. В Латвии живут мои родственницы по папиной линии".
В 2015 году безвизового режима с ЕС еще не было. Для того, чтобы добыть все справки из украинских служб и подать документы в латвийское посольство, Дмитрию пришлось десятки раз пересекать "линию соприкосновения". Фактически — линию фронта. Дважды — с младенцем на руках.
Мы прекрасно видели, кто такие "вежливые люди" и "ополченцы"
"В феврале 2016 года мы с двумя чемоданами переехали в Даугавпилс. Я начал работать в фирме по установке и сервису систем отопления, кондиционирования и вентиляции. На первое время нам предоставили и квартиру", — говорит Дмитрий. Ребенку предложили место в садике, но жена работать в Латвии права не имела. Она вернулась вместе с сыном на родину, где завершила образование в эвакуированном Донецком техническом университете. "Руководство латвийской фирмы даже выделило мне машину, чтобы летом съездить за женой и оставшимися вещами. Очень им за это благодарен. Увы, через год компания обанкротилась", — говорит он.
При помощи украинской диаспоры в Латвии Дмитрию удалось найти новую работу по специальности, уже в Талси. К тому времени латвийское законодательство сняло запрет на работу в Латвии членам семьи, и жена Дмитрия теперь тоже работает. На инженеров здесь спрос огромный.
"Отношение к нам везде хорошее. Общаюсь с родственниками, которые работают в Польше, и понимаю, как нам повезло. Нас ценят как специалистов. Конечно, с латышским языком пока непросто, — говорит Дмитрий. — На работе латышский нужен, учим. Процентов на 70 я уже понимаю. Увы, если в Даугавпилсе было море курсов для жителей третьих стран, то в Курземе их просто нет. Зато ребенок через год латышского садика легко общается с друзьями. Скоро надо будет учить с ним уроки — пора и нам подтягиваться".
Дмитрий следит за развитием ситуации на родине. "К Майдану в 2013 году я поначалу серьезно не отнесся. Думал, очередной: пошумят, попрыгают и разбегутся, — вспоминает он. — Но когда начались убийства, заволновался. Крым просто ввел в ступор. Именно эта история, пожалуй, пробудила во мне сильное чувство патриотизма. Мы-то прекрасно знаем, что там за "вежливые люди" и "ополченцы". У себя на родине мы видели, кто и как к нам заходил — телевизора для пояснений не требовалось".
"Моя мама жила под самым Иловайском, — говорит Дмитрий. — Даже во время бомбежек она не хотела покидать родного дома. В какой-то момент с ней оборвалась связь. Я поехал туда, не представляя, что застану. По счастью, наш дом уцелел, хотя вокруг немало повалило. Маму я забрал. Как все стихло, она снова к себе вернулась — не может без дома. Хотя у власти там сейчас совсем не местные люди".
"Не хочу я конфликтов. Видел, во что такие споры выливаются"
Дмитрий признается, что трагические события основательно перекроили и его круг общения: "Были люди, с которыми мы перестали общаться, потому что по-разному видим источники и причины войны. А с одним моим другом, когда я приезжаю домой, мы встречаемся, пьем кофе, вспоминаем детство, но о политике — ни-ни. Я считаю Донецк оккупированным, со всеми вытекающими последствиями. А он уверен, что в Украине живут бандеровцы и фашисты. Но дружба для нас — превыше всего. Еще один друг детства живет и работает в Крыму. У него там жена и ребенок. Новую власть терпит, стиснув зубы. Но боится и молчит".
Про "украинский национализм" Дмитрий говорит так: "Сам я свободно говорю и на русском, и на украинском. Никакого национализма и агрессии во мне нет. Но когда времена нестабильные, на поверхность всплывает всякая муть и грязь. Так было в 1920-1930-е годы, после революции. Сейчас то же самое: кто был ничем, пытается что-то сказать. Кто-то стал волонтером, кто-то пошел воевать, а кто-то на каждом углу грозится порезать за русский язык. При том что у меня такой же паспорт Украины, как у него. Надеюсь, это пройдет".
Дмитрий очень ценит поддержку, которую ему оказывает украинская община Латвии: "80-90% моих друзей здесь — представители диаспоры. Мы ездим в гости к ним, они — к нам. С кем еще можно так тепло пообщаться! Среди местных украинцев я пока не встречал сторонников "российских идей". Здесь все адекватно смотрят на Украину и понимают, что это независимая страна. Местные русские иногда пытаются переубедить в чем-то, но мы научились уходить от таких тем. Не хочу я конфликтов. Видел, во что такие споры выливаются".
"Я разочарован в сегодняшней украинской власти, — говорит он. — После выборов в 2015 году нам обещали, что всю эту кашу расхлебают. Но пять лет прошло, а воз и ныне там. Хочется новых лиц и идей. Мне понравилось, как Зеленский взялся за предвыборную программу — кинул опрос в соцсетях, что волнует людей. Выбрал главные проблемы — их и вписал в программу. Меня это притянуло к нему. Остальные кандидаты уже были у власти, и что?".
Свой переезд в Латвию Дмитрий считает временным — до тех пор, пока на родине не наступит стабильность. Он передает "низкий поклон местным жителям и руководству Латвии, которые дали это прибежище".