|
Служившим в Советской Армии посвящается.
ГЕРОЙСКАЯ ГИБЕЛЬ ВАРЯГА
ПРОЛОГ (краткий экскурс в историю). Умники могут не читать.
23 февраля – День Защитника Отечества. Это знают все, и только старшее поколение помнит, что раньше, до псевдодемократических выебонов новых царей отпочковавшихся самостоятельно – недоразвитых во всех смыслах, мини – государств, некогда одной, но, по настоящему, великой и могущественной страны, всё переименовывать, переиначивать и трактовать историю в угоду политическому рейтингу и собственному популизму, этот день носил другое название. Он был установлен в СССР в 1922 году как День Красной армии и Флота, а с 1949 до 1993 г. именовался, как День Советской Армии и Военно-Морского флота».
Советская история в школах подробно и красочно излагала героические факты биографий полководцев – героев Гражданской войны: Буденного, Ворошилова, Котовского, Щорса…, которые лично вели свои войска в атаку, и лично же рубили шашками в капусту, а, также собственноручно стреляли из наганов и маузеров всякую белогвардейскую сволочь и прочую гидру контрреволюции.
Далее, в годы Великой Отечественной Войны, ярким примером мужества и беззаветного служения Родине были для всех людей знаменитые военачальники Рокоссовский, Конев, Василевский, Баграмян, Жуков, а, также рядовые солдаты Красной Армии и партизаны – подпольщики: Александр Матросов, Зоя Космодемьянская, молодогвардейцы…
Позже, после осуждения и развенчания культа личности Сталина, оказалось, что были у нашей великой Родины и другие герои, почему – то, до сих пор, незаслуженно забытые: Василий Блюхер Маршал Советского Союза. Кавалер Ордена Красного Знамени № 1 ! и Ордена Красной Звезды № 1 ! В 1938, в ходе массовых репрессий, он был арестован, и 9 ноября 1938 года умер от пыток на следствии в Лефортовской тюрьме. Михаил Тухачевский. Маршал Советского Союза. Репрессирован и расстрелян в 1937 году. Иона Якир. Командарм 1-го ранга. Видный военачальник времен Гражданской войны. Расстрелян в 1937 году. Иероним Уборевич. Советский военный и политический деятель, командарм 1-го ранга. Расстрелян по «делу Тухачевского» в 1937 году… Их имена вскоре внесут в священную Летопись Рабочее – Крестьянской Красной Армии…
Оказывается, Родина всегда о них «помнила», но тогда еще не пришло время их называть героями…
В то давнее время, непонятное для современной молодежи с засаленными патлами, накладными ногтями, идиотскими тату и уродским пирсингом, необразованными и безобразно неграмотными, с прыщаво – дебильными лицами – все было по другому. В детских садах, школах, техникумах, институтах, на предприятиях, в учреждениях и организациях, много внимания уделялось патриотическому воспитанию подрастающего поколения в духе беззаветного служения Отчизне и готовности встать в ряды Советской Армии и Военно – Морского Флота, чтобы дать достойный отпор любому агрессору!
НАКАНУНЕ (1-я часть)
Накануне 23-го февраля во всех воинских подразделениях, частях и соединениях ведется усиленная и целенаправленная подготовка к военным парадам, где бы ни дислоцировались войска (на суше, на море, в городах и населенных пунктах, или в самых глухих зажопинах необъятной Советской Родины). Приводится в ОСОБЫЙ порядок парадная форма, оружие и военная техника, чистятся бляхи, пуговицы и кокарды, гладятся кителя, рубашки, брюки, и запираются наглухо в личные шкафчики в каптерке с запретом под страхом смерти к ним даже прикасаться до времени «Ч»; личный состав однообразно стрижется, техника выводится из боксов, ангаров и доков, драится с моющими средствами, разъедающими кожу рук, слизистую оболочку глаз и носа, красится (не как всегда, а очень аккуратно), и окантовывается белым цветом там, где это положено.
Нашему 4-му курсу Высшего Военного… Училища День 23-го февраля 198… года сулил нехуёвое времяпрепровождение в культурно – эротическом плане. По предварительным оценкам аналитиков нашей доблестно – распиздяйской роты, перспектива сдрыснуть в увольнение в этот героический день составляла около 50 процентов по шкале армейского долбоебизма, а самые оптимистические прогнозы околачивать хером груши в родной казарме в течение всего дня, вообще колебались на отметке 70 –75 процентов с устойчивой тенденцией к росту.
Аналитические результаты появились не просто так, были взяты не с потолка, и высосаны не из грязного курсантского пальца. Основой для их изыскания послужила пламенная речь нашего командира роты майора Недельского на очередном построении за неделю до торжества.
– Никому не советую забивать хуй на службу в преддверии нашего с вами профессионального праздника… – начал свой доклад этот высокоморальный и утонченно-культурный человек в форме майора Советской Армии.
– Никакой амнистии пьяницам, самоходчикам, похуистам, залетчикам, и ебАкам всего живого на Планете Земля, командование Вооруженных Сил СССР, и я лично, в этот день, вводить не собираемся!
– Да он – контра! – тихо, и с ненавистью прошипел в строю Серега Ермолин, по кличке Угол, поскольку все вышеперечисленные эпитеты относились лично к нему, но Углу тут же дали коленом под зад, чтобы заткнулся и не мешал запугиванию личного состава.
– Но мы, тут, нахуй, не звери, и праздник вам устроим, я обещаю!
По строю пробежал неприятный холодок от яиц до головного мозга…
Последняя фраза «я обещаю» исходила от ротного, как клятва рыцаря – крестоносца на мече перед Великим походом в Святую Землю, призывая ебашить направо и налево всяческих сарацин и прочих нехристей у Гроба Господня в Иерусалиме, и не сулила ни хера хорошего ни ныне, ни присно, ни во веки веков…
– Значит так…– продолжал магистр «Ордена Мудаков» – Парад состоится на площади Ленина в 10.00 при любой погоде, включая дождь, снег, наводнение, понос и триппер участников парада! После прохождения торжественным маршем, все возвращаются в казарму. Построение – проверка. После проверки, отличники боевой и политической подготовки, местная пиздота, женатые долбоебы, и им сочувствующие, отправляются в увольнение, к хуям собачьим, с моих глаз, на радость комендантским патрулям и начальнику гарнизонной гауптвахты.
– Остальные недоноски, краса и гордость Вооруженных Сил Советского Союза, пиздуют на праздничный обед, жизнерадостно жрать курятину и заливать глотку компотом из сухих, но не тропических фруктов.
– Большому куску и рот рад! – филосовски – алчно заключил Ваня Быков, уроженец славного города Могилёва, профессионал обжорного вида спорта, выступающий в супертяжёлом весе, не страдающий никаким гастритом, метеоризмом, отрыжкой и запорами, носящий подпольную кличку: «Организм»
– После обеда – личное время, и нехуй шароебиться по территории. Читайте газеты в Ленкомнате, играйте в шашки, плетите макраме, дрочИте набрудершафт, только не злите дежурного по училищу и меня в особенности!
– В 15.00 – спортивный праздник: кросс, ради такого дня не пять, а только три километра, после чего, в спортзале, соревнования по мини – футболу между взводами батальона. Победившей команде – вымпел и внеочередное увольнение в следующие выходные! Ну как?!
– Delirium tremens! (белая горячка) – тихо констатировал сын врача и знаток латыни Гена Шмаков – Ургентное состояние. Требует срочного врачебного вмешательства. Сестра! Клизму, будьте любезны, голубушка! Херр – майору стало хуже!
Строй дружно гыгыкнул.
– Шо, бля, смешного?! – угодливо впрягся взводный 2-го взвода, не знавший элементарных медицинских терминов – разленились, нах, охуели вконец, токо яйца ходите – чешете!
– Свои яйца, заметьте, свои кровные… – шепотом парировал Угол (непревзойденный специалист в этом ответственном деле, требующем концентрации внимания, выдержки и ответственности в паховой области).
– Спрячь зубы – вирву! – хрипло, загробным голосом Лёвы Задова, начальника контрразведки армии батьки Махно, тихо посоветовал взводному младший сержант Валера Корзун, до училища – боец десантно - штурмового батальона, на спор рвавший голыми руками трехсотстраничную книгу вместе с твердым переплетом.
– Хули молчим?! – наседал ротный – Кому шо не нравится – шаг вперед!
– Ферфлюхте швайн! Ди волле шайзе! (Проклятая свинья! Полное говно!) – истерично взвизгнул Олежка Кондаков, по кличке Ганс, яркий представитель романо – германской группы народностей (варваров), рыжий, с тяжелым подбородком, потомок Ариев (как он сам считал), и приверженец всего арийского, по совместительству входивший в первую пятерку ротных распиздяев.
– Я щас кому – то хрюкну, Кондаков! – ротный в момент вычислил немца – Ты вообще, охуярок, в особых списках, так, что наберись терпения, залепи ебало и не пизди из окопа! (Язык Гёте и фюрера ротный знал не очень).
– Энтшульдигунг, херр майор! – виновато извинился пристыженный и пойманный на горячем Ганс.
– Обосрались?! – с гадкой ухмылкой вопрошал командир роты. – Обосрались! – Вот и хорошо… Я ж пошутил… А вы сразу дристать в галифе…
– Ладно, вы уже 4-й курс, как – никак… Яйца до колен болтаются, ночные поллюции, мозоли от онанизма …(размышлял ротный), потому, довожу распорядок дня на 23 февраля:
– Парад в 10.00. После парада рота возвращается в казарму. В увольнение идет 50 процентов личного состава за исключением залётчиков и наряда. Для остальных – личное время. На обед и ужин разрешается вне строя, но организованно. Кто хочет – идет в спортзал, на койках не валяться, приключения на жопу не искать, за территорию – ни ногой. После ужина, в 20.00 – в клубе – блядский бал (праздничная дискотека), а, конкретнее, случка с женским населением этого гостеприимного города. И не дай бог, кто нажрется! – как обычно, уже 4-й год напутствовал отец – командир.
– Иуда!.. – философски заключил сын Ленинградского художника Андрюха Воронцов по кличке Мойша, лично созерцавший подлинники картин великих мастеров эпохи Возрождения на тему Библейских сюжетов в залах Эрмитажа.
– Товарищ майор, а давайте организуем футбольный матч: сборная офицеров батальона против сборной курсантов – ёбнул сходу пиздобол и провокатор Дима Подоляну по кличке Молдован, кстати, очень неплохой футболист, игравший за сборную округа.
– Ага – поддержал его самый мелкий курсант роты Коля Казаченко, по кличке Колюня – А комбат у вас на воротах!
– Бляяя!... – ротного передернуло так, как будто брутальный негр из трущоб Гарлема, своей собственной шоколадной рукой в золотых гайках на толстых пальцах, делал ему принудительный анальный фистинг, другой рукой давая пососать воронёное дуло заряженной «Беретты», снятой с предохранителя.
Священное имя комбата не принято было поминать всуе, а, к ночи, особенно, потому, что призрак полковника Чернышева, алкогольного гуру, мастера безумных монологов и лауреата престижной премии: «Нажрись до синевы и заеби всех», мог в любую минуту восстать из спиртосодержащего пепла, и припиздовать в казарму наводить порядки в любое время суток, вплоть до третьих петухов.
Для этого не требовалось сборище ебанутых на всю голову приверженцев оккультизма, начитавшихся дешевых самопальных брошюр о потусторонней жизни, сидящих в темной зашторенной комнате за круглым столом с дешевой скатертью, и дружно сложивших грязные лапы на днище блюдца, вопиющих: – Дух полковника Чернышева, выходи!..
Для этого достаточно было, лежа у себя дома, на диване, в состоянии тяжелейшего нокаута после жесткого апперкота очередной бутылки водки, поднять трубку прямого служебного телефона без наборного диска, и, по возможности, внятным, но обязательно, командирским голосом, прореветь:
– «Вереск», дежурного по автопарку срочно!
– Дежурный по парку старший прапорщик Нерыгайло!
– Хули ты там мычишь???!!! Комбат – ОДИН (1-й батальон), 17-84 на выезд, База!
17-84 был номером служебного УАЗа обитателя преисподней, а Базой именовался домашний адрес комбата (логово упыря).
По этой команде, дежурный по автопарку посылал своего помощника в казарму автороты, будить потомственного комбайнера с Херсонщины, а ныне, комбатовского водителя, ефрейтора Пилипенко.
Тот долго драл глаза спросонья, посылал всех на хуй, но потом, напялив штаны, гимнастерку, сапоги и головной убор, шёл в дежурку, получать путевку на выезд.
Подобрав у подъезда Базы посланника самого Сатаны, ефрейтор Пилипенко, на ходу протирая навигационные приборы, запотевшие парами алкоголя, накануне выпитого комбатом, как мифологический Харон, грёб веслом (коробкой передач), и вез это исчадие ада в Царство мёртвых (потому, что, спящих мёртвым сном курсантов) для внезапного построения, проверки и выявления неблагонадежных элементов. Разве, что у храпящего в салоне УАЗа комбата на закрытых веках с мешками под глазами не лежали монеты, как плата Харону за перевозку через Стикс (река мёртвых), но Харон – Пилипенко удачно торговал спизженным из бака УАЗа 17-84 бензином, и до сраных серебряных грошей не опускался. Он был выше этого.
Такие опасения, при упоминании комбата, просвистели в наших мозгах, а вот, командира роты, майора Недельского, мучили совершенно другие мысли…
Ротный пребывал в раздумьях по поводу сказанных, словно в тифозном бреду словах Молдована и Колюни о проведении «Матча смерти» по футболу между офицерами и курсантами с командиром батальона на воротах, в кедах и семейных трусах в крупный горох.
Он, как никто знал, что в любое время дня и ночи, верная подруга комбата – водка, отобразит ему в глазных яблоках, минимум, два мяча в столь ответственной игре, а отразить их, в грандиозном кошачьем прыжке, этой бегемотской обрюзгшей туше, не поможет даже марксистско – ленинская теория, не говоря уже о вратарской школе легендарного Льва Яшина, которой комбат нихуя не владел, и изучать не собирался.
– Всё! Прекратить, нахуй разговоры, Подоляну, молдован ёбаный! Сын-идиот – горе родителям! – перешел на личности командир роты. – Кому не стоится в строю – пойдет ебашить, я найду работу.
– Итак, с сегодняшнего дня, и до 21-го февраля включительно, всё училище, за исключением 1-го курса, в 01.00 ночи, когда в городе прекратится движение общественного транспорта, организованно, под руководством дежурных офицеров, движется в центр города (4 километра, кстати), до площади Ленина. Там строится в парадные коробки и отрабатывает прохождение торжественным маршем до 02.30. Затем, возвращается в училище и в 03.00 – отбой. Кому шо не ясно?
Мы, начиная со 2-го курса, в течение двух лет, уже испытали на себе этот заёб, но нужный вопрос вертелся на языках, и он таки прозвучал из глубин строя – А спать когда, позвольте?!
– Ой, бля, заныли…ой, бля, заныли…– протяжно и нудно, как муэдзин с минарета, призывая к молитве правоверных мусульман, заголосил ротный.
– А то вы спите?!... После отбоя хуй кого уложишь! Как отбой, так начинаются брожения. То покурить в умывальнике, то поссать приспичило, то посрать в одиночестве, и вытереть сталактиты газетой «Красная Звезда», вырванной из подшивки до прочтения замполитом, то соседу по койке в жопе поковыряться и взять мазок на БАК посев, то пердёж начинается такой, шо мухи дохнут на лету, и бактерии мрут на хер, которые выжили даже в космическом катаклизме.
– Короче, хватит пиздеть, и все на этом!
– Найн!!! – нервно вскрикнул рыжий Ганс – Херр официр! Вас ист дас: Особые списки?!
– Ах да… пардон, месье – спохватился ротный – Особые списки…
– Так вот, после парада и возвращения в казарму, особо одаренные курсанты (певцы, музыканты, поэты, художники и прочая сраная интеллигенция) берут свои причиндалы и группами по 2-3 человеко-долбоеба, идут по подшефным детским садам для участия в утренниках, и идеологического воспитания подрастающего поколения в духе защитника нашей Советской Родины. Группы разбиты по принципу: Один пиздобол (знаток истории Советской Армии), один музыкант (патриотические песни), и один на все руки мастер (художник – рисовать с детьми, ёбаный скульптор – лепить из пластилина, или поэт хуев – стихи про Советскую Армию и Военно – Морской флот). Детские дошкольные учреждения тоже распределены.
– И что далее? – вопросил из строя какой-то чересчур любопытный мудак.
–А далее пиздуйте куда хотите, увольнительные будут выписаны до отбоя, токо не обосритесь, как ваши доблестные предшественники из 2-го батальона, шо ихний комбат уже год избегает встречи с заведующей детским садом на автобусных остановках и в очередях за майонезом.
– Огласите сей конфуз – квакнул Угол, хотя на это мероприятие задействоваться не собирался, дабы своими выходками не позорить славное имя Высшего Военного…и так далее.
(Повествование командира роты)
– Ага… – продолжил ротный – Так вот… В прошлом году патриотическое воспитание подшефных детских садов обеспечивал 2-й батальон. В одну из групп попали 3 охуярка, которые и сейчас бесстыдно топчут нашу бренную Землю. Хуй его знает, шо они там делали: пели, плясали, рисовали, лепили, рассказывали всякую хуйню, показывали фокусы… Но детишкам понравилось.
– Дети им надарили ко Дню Советской Армии заготовленные рисунки, гербарии, статуи из пластилина, одеколоны, зубные щетки, карандаши, акварельные краски (нахуй бы они нужны), и белый материал для подшивки подворотничков, спели хором патриотическую песню, станцевали «Яблочко» и уебнули по группам на тихий час.
– Когда воспитатели уложили детей спать, и, пригрозили, не пиздеть, и, вообще, дышать через раз, молодой и одинокий педагогический коллектив, решил устроить нашим героям творческий вечер с накрытием стола и распитием спиртных напитков различной степени крепости. Ёбаные гусары не посмели отказать дамам.
– Заведующая детским садом, с виду приличная женщина, на закате зрелости, дабы не допустить проявлений Содома и Гоморры (как зачастую бывает, и трактует Библия) в своём заведении, решила это дело возглавить лично и проконтролировать, совершенно не предполагая о последствиях.
– Так страна не встречала даже Жукова – Маршала Победы!
– Стол ломился! Толстожопая кухня, естественно, голодала!
– Я не знаю за омаров, но закусить там было чем…
– О сумках, вынесенных с работы в этот день, не могло быть и речи. Все продукты, спизженные из детского рациона, шли на стол, под беспощадные курсантские жернова.
– Тощие детсадовские дети, в голодном сне тихого часа просили: – Хлееебца…, – но их никто не слышал. Чествовали охуевших защитников Родины! (ротный мог выбить слезу из кого угодно).
– Одичавшие от однообразия женского коллектива (сторож не в счёт), от сплетен, интриг, и мужей-алкоголиков, молодые и не очень сотрудницы учреждения, решившись, наконец, испытать в этой жизни вообще ВСЁ НА СВЕТЕ, глазами рвали на мелкие фрагменты троих героев , которые в это время набивали безразмерные желудки дармовой едой и заливали не менее дармовой выпивкой.
– Близилась развязка сюжета.
– Когда отгремели последние залпы аккордов очередного белого танца, один из недоносков решил как-то скрасить свое пресное, нахуй никому не нужное существование в этом мире, и предложил рассказать анекдот из жизни детского сада, по его ебанутому мнению, гениальный.
Недельский взял паузу. Он был, как оказалось, не только долбоёб в погонах, но и тонкий психолог плюс гениальный многоплановый актер.
– Просим, Маэстро, просим! – понеслось из строя, и даже раздались жидкие аплодисменты жополизов.
– Ну, ладно…– снизошел ротный.
Родители забирают девочку из детского сада, и по дороге домой спрашивают:
– Машенька, а чем вы сегодня занимались в детском садике?
– А нас сегодня МарьИванна водила на экскурсию в лес!
– И что же вы там делали?
– Собирали цветочки, листочки, слушали птичек.
– И всё?
– Нет, не всё…
– Не тяни… – занервничал папа.
– Мы там были долго, потом захотели пИсать, и пИсали.
– Как это пИсали?! – прихуела мама.
– Да очень просто! Мальчики – из трубочек, девочки – из дырочек, а МарьИванна – из большой рыжей мочалки!
– Ааааа!... Ууууу!.... Ыыыыы!... Ёоооо!... – пошло цунами по строю. Ебааа!... Охуеее!... Блянааах!... Яебууу!...– надрывался народ.
– Это все хуйня – вытирая слезы от смеха, продолжал ротный.
– Когда этот уебан закончил анекдот, обстановка за столом резко изменилась не в лучшую сторону.
– Одна воспитательница, подрезавшая колбаску за отдельным столиком, отхуярила кусок, вместе с разделочной доской, и присела от смеха так, шо по шву треснула парадная юбка на жопе, и мелькнули трусы с начёсом «Зимний вариант», другая, сидя за столом, от напряга пырснула зелёной соплёй в тарелку с объедками. Дама, сидевшая с набитым ртом напротив заведующей, закидала ей очки и бюст реактивной струёй из колбасы, огурца и горошка под названием «Оливье».
– Ржак грохнул такой, шо проснулась и заплакала ясельная группа в другом крыле здания.
– А вот еще анекдот – не унимался ёбаный юморист, но всем было не до него.
– Им налили на посошок, и уссыкаясь от смеха, скоренько спровадили нахуй подальше от детей.
– Короче, шоб такой хуйни не было! – заключил ротный и зачитал особые списки.
Я попал в тройку с Андрюхой Тетериным из Ростовской области и Юриком Гориным из Норильска.
ПОДГОТОВКА (2-я часть)
В ту же ночь мы начали подготовку к параду. Представьте себе ночные пустынные улицы не очень большого города без наличия крупных предприятий с круглосуточным режимом работы. Редкие прохожие, фонари, мягко падает снежок. Тишина и благодать, казалось бы… Хер там!
Чу!… В районе центральной площади слышится постепенно нарастающий гул. Это Высшее Военное… Училище в составе шести рот где-то по 120 человек, пиздует организованно, на раз-два – левой, для отработки прохождения парадным строем и торжественным маршем. Две роты 1-го курса на парады не привлекались, дабы своим идиотски- зашуганным видом не испортить общественное мнение гражданского населения о военном потенциале Советской Армии, которая вообще никого не боится, ни кого в хуй не ставит, и набьёт ебало любому агрессору похуй на какой территории (своей, чужой, или нейтральной).
Наш комбатос, полковник Чернышев, на парады тоже не привлекался, но по совершенно другим причинам. Вместо него хуярил во главе батальона наш пиздоватый замполит, подполковник Чмаров, тунеядец и стукач, по кличке «Поц».
Комбат оставался за кулисами по двум причинам.
Первое: на этом бесформенном, неспортивном и охуевшем теле, парадная форма, застегнутая на все пуговицы и подпоясанная парадным ремнем, сидела, как балетная пачка примы Большого театра на беременном опоссуме. Но это еще хуйня…
Второе: комбат, шагая во главе парадного строя батальона, хекая одышкой гипертоника и мозгоёба, своим постоянным термически – алкогольным выхлопом, мог запросто сжечь нахуй Дважды орденоносное, Красное знамя училища, а впереди идущий знаменосец, гордо ебашил бы с одним обугленным древком в руках, не догадываясь, что ничего уже не полощется на морозном зимнем ветру. А, подходя к парадной трибуне, и повернув голову в её сторону (равнение направо), комбат однозначно превратил бы в пепел фетровые шляпы на головах видных партийных деятелей города, а, если бы накатил непосредственно перед парадом, то и партбилеты, в их внутренних карманах у горячих пламенных сердец. Вот такие дела.
В 01.00 по Московскому времени, выйдя из ворот училища, ротные коробки в ногу шагали к площади Ленина. За тихий пиздёж в строю не наказывали, но за громкое «гы-гы» офицеры тут же давали команду: «Ссстррроевыыым, мааарррш!». И мы рубили строевым. Грохот стоял не абы какой, но всем было поебать.
Иногда Ганс пытался наигрывать на губной гармошке немецкий марш, но ночью, на улице в феврале, дохуя не наиграешь, тогда он яростно выкрикивал типа: – Матка! Яйки, млеко, шнапс! Даффай, даффай! Нихт партизанен, нихт капитулирен! Пух-пух!
Ржали все, за это снова ебашили строевым и тихо пинали уёбка-Ганса.
Услышав эти крики, местные жители, скорее всего, тут же прятали тостожопых и сисястых девок по подвалам, чердакам и сараям, уводили скотину в леса, срочно резали кур, гусей, кролей и свиней, а некоторые, достав из сундука белую повязку с надписью: «Polizei», шли рисовать мелом звезды Давида на домах евреев, лизать жопу коменданту и угодливо кланяться патрулям полевой жандармерии Вермахта.
Выйдя на площадь, мы перестраивались для отработки процедуры.
Началось!
Теперь в дело вступали два барабана (большой и малый). Большой задавал ритм, а малый отбивал дробь. А хули вы думали?! Всё не просто так!
– К торжественному маааршууу!
Барабаны: большой – Буммм…, малый – дррррр!
– Порооотно!
– Буммм…– дррррр!
– Дистанция на одного линейного!
– Буммм…– дррррр!
– Первая рота прямо, остальные напрэээ…ВО!
– Буммм…– дррррр!
– Шэээгоооом мэээээээрш!
– Буммм…– дррррр, буммм…– дррррр, буммм…– дррррр, буммм…– дррррр!
И так, бля, до бесконечности пару десятков раз.
Ох, не хотел бы я жить в том городе, в окрестностях его центральной площади!
Народ был, в основном, понимающий, но находились хуеплёты (обоих полов), которые выскакивали на балкон легко одетыми (в одних трусах, а некоторые в комбинациях на голое тело) и визжали на всю округу:
– Сколько можно!!! (а мы только начали). – Это издевательство!!! (а нам похуй). – Прекратите немедленно!!! (а мы только начали). – Я буду жаловаться!!! (а нам похуй). – Дайте покой!!! (а мы только начали). – Я на вас найду управу!!! (а нам похуй).
Где-то так.
При этих раскладах, барабаны начинали звучать громче, строевой шаг ещё громче, визги ренегата и дебошира захлёбывались и тонули в звуках чётко отлаженной армейской машины.
Возмутитель нашего спокойствия удалялся к себе пить цитрамон, валерьянку, ставить клизму, а, может, вообще, вешаться, или резать вены.
Пошатавшись строевым шагом по площади, в течение одного часа, мы возвращались в казармы. После прогулки по холодному зимнему воздуху уснуть было сложно, но еще сложнее, уснув, было проснуться по подъему в 06.00. Но мы были уже опытные перцы и досыпали своё на самоподготовке в учебных классах с 16.00 до 19.00.
В ночь с 21-го на 22-е февраля никто никого никуда не погнал. 22-го у нас было дохуя работы.
Вместо самоподготовки все приводили в окончательный порядок парадную форму, чистили автоматы до блеска, и цепляли к ним белые парадные ремни. В этот день отбой был на час раньше.
ПАРАД (3-я часть)
Не знаю, как где, но в нашем училище 23 февраля подъём всегда был на один час позже, в 07.00, и дежурный по роте не орал истерически: – Рррротаааа, подьёоооом! Просто в казарме включался свет – и всё.
После завтрака переоделись в парадную форму, получили оружие, и провели строевой смотр в шинелях.
Серега Ермолин (Угол) отличился и тут. Наивно подумав, что он самый умный и хитрожопый, Угол нацепил под китель жилетку – безрукавку красного цвета, присланную сердобольными родителями в посылке, чтобы сынуля (хер до колена) не мерз долгими зимними ночами под худым армейским одеялом.
Но когда командир роты, прослуживший в армии лет на 25 больше Угла, и знавший всю подобную хуйню, дал команду снять шинели, тому сделалось некомфортабельно. Жилетка полыхнула кумачом в вырезе кителя, как наряд дешёвого шансонье из Бердичева.
Не говоря ни слова, ротный подошёл к Углу, щелкнул каблуками, и сделал кивок головой.
Распиздяй и похуист Угол, с глупой улыбкой присел в легком реверансе, как и положено даме, приглашенной на менуэт (не путать с миньетом).
Недельский мерзко оскалился, собственноручно расстегнул китель «Уголка» и вытряхнул этого долбоёба из гламурного жилетона.
После чего быстро и красиво скатал из жилетки подобие небольшого гандбольного мяча и швырнул в дневального на тумбочке. Тот поймал.
Тыкая желтым прокуренным пальцем Углу в переносицу, ротный, громко и с выражением, продекламировал патриотический стих:
– Как наденешь вшивник – береги его!
– Он ведь, с нашим знаменем – цвета одного!
Мы чуть не усрались от смеха, а раздавленный Угол, как-то по – старчески сгорбившись, виновато отвесив губы, с повисшими вдоль тела граблями, стоял, как грустный самец бабуина, которому никто не даёт, даже в брачный период.
Парад прошел на высоте, как всегда. За знаменосцами, прямо и четко рубил шаг начальник училища, наш Батя, прошедший Анголу, Вьетнам и Мозамбик, кавалер ордена Боевого Красного Знамени и двух орденов Красной Звезды, ставший генералом в 38! лет, из-за ранений, вынужденный перейти на воспитательную работу с нами. Далее – штаб училища и ротные коробки. Военный оркестр, марши, цветы, люди на балконах и громкое «Урааааа!…». Мы в парадных белых перчатках, а Угол без жилетки, но все равно, радостный, т.к. увольнение ему ротный, по случаю праздника, не зарубил.
Все вернулись в казарму, сдали оружие, и готовились к походу по особым спискам.
ОСОБЫЕ СПИСКИ (4-я часть)
Итак, я попал в тройку с Андрюхой Тетериным из Ростовской области и Юриком Гориным из Норильска.
С Андрюхой мы дружили, потом, как-то потерялись по гарнизонам. Невысокий, коренастый, не суетливый. Он был немногословным и рассудительным, никогда громко не ржал, но мог подъебать так, что валялась вся казарма. Имел первый разряд по боксу, в бутылку никогда не лез, но никто его и не пытался зацепить. В нем был стержень и порода бойца. Это чувствовалось за версту.
Андрюха был самородком! Такого гениального художника я больше в жизни не встречал, хотя видел многих портретистов – карикатуристов.
Он рисовал только простым карандашом и только по памяти. В свободное время, когда нехуй делать, Андрюха устраивал такие сессии!!!
Просим – Андрюха, нарисуй парусник.
Хуяк, хуяк, хуяк – и уже бригантина несется по волнам с ветром в парусах.
– Андрюха, нарисуй истребитель в бою
Десять минут – и на листе бумаги – воздушный бой, разрывы снарядов, пулеметные трассы на фоне облаков и заката, фюзеляж с пробоинами и последнее пике в черном дыму.
Однажды он нарисовал комбата, смотрящего на себя в зеркало с бодуна. Это был шедевр!
Представьте себе рисунок: сгорбленная комбатовская спина в кителе, перед ним зеркало. В зеркале – полковничьи погоны, орденские планки, военная рубашка с галстуком, обрюзгшее рыло с мешком под единственным глазом (второго нихуя нет – чёрная повязка), на черепе вместо папахи – покоцанная треуголка, подмышкой костыль и нога с деревяшкой. Палец оттягивает нижнее веко, во взгляде безысходность, обреченность и грустные мысли типа: «О, как меня застегнуло!» На плече сидит попугай с ебалом ротного, как бы крича – Пиааастры, тащпалковник! Пиааастры, ёбанарооот! Очень дохуя пиааастров!
Если бы комбату показали эту картину по – трезвому, он бы точно бросил пить навсегда, и записался бы в секцию шейпинга. Но такие рисунки ныкались по серьезному.
Андрюха нигде и никогда рисовать не учился, а на мой вопрос: – Как ты это делаешь– дал простой и лаконичный ответ – Я это вижу, и просто переношу на бумагу. И всё! Нехуёво, правда?
Вторым моим напарником был Юрик Горин. Это был тот еще экземпляр.
Окончив музыкальную школу по классу гитары, после средней школы поступал куда-то там в искусство, но не поступил, и вернувшись домой «под щитом», год хуярил на заводе в родном Норильске, причем, явно, не директором Норильского Никеля, а простым подсобником.
Через год загремел в армию, и не абы куда, а на Тихоокеанский флот, на БПЛ (большой противолодочный крейсер, типа авианосца). Три года кАчки и сплошной полундры, отсутствие берега, таверн и проституток в иностранных портах, сделали из Юрика настоящего морского волка. Перед самым дембелем он решил, что карьера военного для него престижнее, чем выступление в струнном оркестре пидорасов, и во флотском звании «Старшина второй статьи», поступил к нам.
У него на груди был отличительный морской значок, который носил название «За дальний поход». Юрик поначалу, очень вдохновенно рассказывал о дальних походах, кругосветках, и т.д., но мы быстренько переименовали «За дальний поход» в: «За задний проход», и у пиздуна поубавилось фантазии, а образовалась какая-то непонятная агрессия при упоминании данной регалии в последнем варианте.
Назначенный (как старослужащий) командиром учебной группы, он, с небрежностью бывалого матроса, везде вворачивал морские словечки и команды, но нам было похуй и не такое.
Нас, поступивших сразу после школы, он называл: «Караси», а особо борзых карасей: «Кнехты» (такая парная тумба с общим основанием, на палубе судна или на причале для крепления тросов). Хуй его знает, почему.
Мы его звали Мориман, а рыжий Ганс на свой немецкий манер: Херр Юрген. На Юргена Мориман не обижался, а за «Херра» грозился вырвать Гансу вёсла (руки) и погнуть переборку (грудную клетку). Немец был не из ссыкливых, но терпением моряка старался не злоупотреблять.
У Юрика-Юргена было две страсти: Первая – заёбывать народ после отбоя игрой на гитаре, и вторая – сон.
Но если Кондаков-Ганс (тоже гитарист) хуярил исключительно рок типа AC/DC, Slade, или Rolling Stones, и исключительно в закрытом умывальнике, или сушилке, то ебучий Мориман плотно сидел на лирике и исполнял свои заунывные баллады на табуретке в проходе казармы возле оружейной комнаты (типа там акустика лучше).
Обычно, будучи дежурным по роте, или просто, когда не спалось без рёва волн за бортом, Херр Юрген пиздовал в Ленкомнату за гитарой, брал табуретку, садился возле оружейки, подстраивал инструмент и начинал.
– Повесил свой сюртук на спинку стула музыкааант… Брынннь…
– Поправил нервною рукой на шее чёрный бааант… Брынннь…
– Ебааать, началось… – неслось с коек.
– Цыц, блянах, карасина ёбаный, да я, тя, падло, в лоскуты! – огрызался бард
– Подойди скорей поближе, чтобы лучше слыыышать… Брынннь…
– Если ты еще не слишком пьяннн… Брынннь…
–Да заебааал, хватит выть, уёбок, иди нах со своей гитарой! – нарастало народное возмущение.
В Моримана из глубин казармы летели тапки и матерные слова-хуесосы.
– А ну, нах, зашкерились, кнехты ёбаные, задраили переборки и отбились молча! – не сдавался мозгоёб.
И только когда кто-то, типа Валеры Корзуна, обещал прервать свой сон, встать и сделать из певца свино – говяжий фарш к макаронам по – флотски, Мориман затихал, говорил – Ну и пошли нахуй – и уёбывал играть в умывальник.
Хер его знает, чему их там учили на флоте, но Юрик мог спать в любом положении (лёжа, сидя, и даже стоя). Он это дело любил, и если засыпал лёжа, то его было практически не добудиться. А тех, кому посчастливилось это сделать, ждало одно сплошное горе и тяжелый армейский сапог в виде поджопника или броска им же.
Однажды командиру роты что-то срочно понадобилось от спящего после ночного дежурства Моримана, и он решил его тихонько разбудить. Потрепав за плечо со словами – Горин, Горин, проснись – Недельский получил в ответ крик с закрытыми глазами – Пошолнах, ёбаный кнехт! – и удар дрыгнувшей ноги пяткой в коленку. Ротный отскочил, словно его ужалила змея, схватил подушку с соседней койки, ёбнул ею Юргена по башке (тот даже не дёрнулся), и со словами – Йобаный в сраку Варяг! Затонул бля навечно, хуй подымешь со дна – плюнул на пол казармы и обиженно удалился к себе в кабинет.
Вот такие персонажи достались мне в напарники для похода в детский сад.
После парада и сдачи оружия мы получили увольнительные до отбоя, Мориман зачехлил гитару, и группа выдвинулась на гастроли.
Детский сад располагался в одном из спальных районов, и если ехать через весь город на троллейбусе от КПП № 1 – то где-то минут 40 по времени, с остановками, а с тыльной стороны училища от КПП № 2 че?
_________________
Добре спозаранку-надобранич щеневмерлие патриоти-ватобори, кримоблокувадники, ганьбапереможники та бандугетьмани! ТАК!
|
