|
|
Брайтоновские типажи: Двое идущие навстречу мне по улице женщин, одна из которых была, видимо, приезжей, вели следующий диалог:
— И что ты имеешь сказать за наш Брайтон, Людмилочка?
— Я имею сказать… чтоб мне такую родину, котик!
Эта дама, подумалось мне, прибыла в данный чертятник откуда-то из глубин мрачнейших сибирских руд. У меня по крайней мере не возникло ни малейшего желания поселиться в подобном местечке с его довольно-таки странными обитателями, чью внешность отличала принадлежность к какой-то особой нации, причем превалировал на этих мельтешащих на Брайтоне физиономиях не столько признак еврейской расы — это-то ладно! — а печать некоей дегенеративности. Или, может, Америка отражалась таким образом в зеркалах лиц обитателей здешнего гетто?далее Из супермаркета я проследовал в заведение, обозначенное как «Пельменная», и уселся за стол, заказав себе плотный завтрак.
В ожидании горячего блюда развернул «Слово». Нашел отдел объявлений.
Так…
«Кардиолог Лев Паукман…»
«Удаление жировых отложений путем отсоса… (Suction Мйрегфпнщ) …»
«Доктор Дикс. Ноги должны служить вам всю жизнь…»
«Адвокат Роберт Кракау, бывший прокурор и начальник бюро по борьбе с наркотиками, будет представлять вас в суде по всем уголовным делам…»
А вот и о недвижимости:
«Продается прекрасный, роскошный дом на Лонг-Айленде с красивыми нереальными спальнями! Чтобы понять, надо увидеть!»и ещё С эстрады доносились блатные песенки, горячо приветствуемые посетителями, при взгляде на которых легко угадывалось их богатое криминальное прошлое и возникали подозрения в отношении добропорядочности их настоящего. Одесские обороты густо сдабривались разрозненными английскими словами и матом, являвшимся, видимо, следствием хронической ностальгии.
Женя то и дело вскакивал со стула, подбегал к другим столикам, где сидели его знакомые, заигрывал с официантками и с певичкой, настырно приглашая ее составить ему компанию в распитии крепкого напитка «Абсолют», и вскоре перестал меня узнавать, спрашивая, куда делся его постоялец Толя?
После Евгений рвался сыграть на электрогитаре, отбирая инструмент у музыканта и обвиняя его в слабой профессиональной подготовке, целовал взасос лихорадочно отбивавшегося от него плешивого, горбатого хозяина кабака, заявляя, что обязательно откупит у него долю, и несколько успокоился лишь тогда, когда ресторанный конферансье потребовал тишины, объявив о выступлении молодого поэта местного значения, решившего поделиться с почтенной публикой своими новыми творческими достижениями.
Певичку сменил лохматый человек с окладистой бородой, одетый в обвислый свитер и засаленные блу-джинсы. Откашлявшись в противно запищавший микрофон, косматый человек произнес трагическим голосом:
— «Весна на Брайтоне». Посвящается моему папе — Срулю Спазману.
Прозвучал настороженный аплодисмент.
— Я этого Срулю знаю, — наклонившись ко мне, доверительно прошептал Женя. — Он педераст. Торговал газетами с помойки. А тут… сынок. Странно, однако! А где Толик, э-э?..
Я думал, как бы отобрать у Жени ключи от «кадиллака» и уехать домой. Дорогу к нему я запомнил.
Поэт, декламирующий стихи, то медлил, как бы в раздумье, то торопливо завывал. Казалось, кто-то крутит заводную ручку для пуска автомобильного стартера в его заднице.
— А ваш-шего папу я знаю! — воскликнул, воспользовавшись одной из пауз, Евгений, обращаясь к стихотворцу. — Он дал мне туфтовый чек! На триста два доллара! И я… не позволю обманывать белого офицера!
Женя, уронив стул, нетвердо шагнул в сторону ресторанной эстрадки, но внезапно замер у одного у столиков, прижав руку к груди, — видимо, ему стало дурно от выпитого.
Он стоял, покачиваясь, с закрытыми глазами возле какой-то дамы, являвшей собой олицетворение здешнего эстетизма модным костюмчиком от Кардена, чернобуркой на плечах, длинной дымящейся сигаретой в мундштуке, зажатом в пальцах с нанизанными на них многочисленными перстнями и кольцами… Дама, потупившись застенчиво, старалась не смотреть на остановившегося перед ней человека, проявлявшего непредсказуемую в своих последствиях нетрезвую активность.
Женя глубоко вобрал в себя через нос воздух и неожиданно исторг из отравленного алкоголем организма салат, осетрину и избыток «Абсолюта» — прямо на колени даме.
В ресторане установилась похоронная тишина.
Осекся поэт-декламатор на фразе:
«И вешний восторг пронизал атмосферу…»
— Хуйня! — спокойно произнес Женя, обтирая колени сжавшейся в ошеломленном ужасе посетительницы, бумажной салфеткой. — Ту клин, ту вош… все будет как из химчистики!
— Как это хуйня?! Как это хуйня?! — в шоке заквохотала облеванная эстетка, явно не соображая, что именно она произносит.
Ресторан взорвался утробным, с хрюканьем, хохотом.
Сопровождавшее даму лицо мужского пола, сложением напоминавшее большого африканского носорога, грузно поднялось со стула, и я увидел увесистый жирный кулак, проследовавший в направлении Жениной физиономии.
Зазвенела разбитая посуда, послышались нечленораздельные возмущенные выкрики, ресторан охватила неблагополучная суета… 
|
|
