Поначалу в Цхинвале сохранялся «фантомный страх», мол, вот не будет в России Путина – и Москва нас сдаст грузинам. Этим бредом оправдывались «кухонные» геополитические конструкции, изобретением которых известно местное общество. Но со временем и это улеглось, забылось, а вот сложившаяся устойчивая реальность по-прежнему с нами. В этой реальности нет места для предпосылок новой агрессии, несмотря на однодневные визиты вице-президента США, фразы типа «мы с американцами – плечом к плечу» и прочую романтическую шелуху, которую в обилии производит Тбилиси.
Другое дело, что практически любой грузинский политик или общественный деятель, который заговорит о необходимости признать независимость РЮО первым, и суток после этого не проживет. Нет ни малейшей надежды на то, что в грузинском обществе когда-нибудь сложится такая обстановка, которая вынудит его признать свою неправоту в Южной Осетии, начиная хотя бы с 1991 года (а можно и пораньше на сотню лет). Сложившаяся сейчас военно-политическая конфигурация – это надолго в том числе и потому, что у дипломатического решения ключевого вопроса – признания независимости РЮО со стороны Тбилиси – нет никаких перспектив. Каждое новое поколение грузинских политиков будет вынашивать реваншистские планы, которые останутся на уровне застольных разговоров, поскольку изменить что-либо Тбилиси уже не может. Ни с помощью третьих сил, ни тем более самостоятельно.
Столь же специфической игрой с ежедневно меняющимися правилами стала и тема «нормализации российско-грузинских отношений». С одной стороны, Тбилиси хотел бы получить легальные возможности влиять на российские позиции в регионе, но выдвигает предварительные условия, первое из которых – отзыв признания РЮО и Абхазии – просто невыполнимо.
C другой стороны, в Москве уяснили, что внешняя политика РФ (как в отдельно взятом регионе, так и в целом по планете) легко осуществляется без какой-либо оглядки на Грузию. То есть на позицию Тбилиси можно вовсе не обращать внимания, а ведь еще в 90-х годах на федеральном уровне декларировалась важность Грузии для Москвы как «самого большого кавказского государства» и «исторического союзника». Как выяснилось, размер – это дело поправимое, а по вопросу друзей и союзников пусть выступят тамбовские волки.
В дипломатии не принято говорить о подобном вслух, но по большому счету никакой практической нужды в «восстановлении отношений с Грузией» у России нет, а роль успешного переговорщика по всем вопросам прекрасно исполняет батарея «Искандеров».
И будет исполнять, поскольку кое-кто до сих пор не извинился за смерть российских миротворцев.
Постепенно сходят на нет и широко распространенные прежде (особенно в интеллигентской среде) разговоры о «великой грузинской культуре», без которой России не прожить. Периодически всплески чего-то слезоточивого на эту тему инспирируются из самой Грузии через кинематограф и танцевальные ансамбли. Но практически единственным реальным лоббистом грузинских интересов в РФ остался патриарх Илия II, который уже не в том возрасте, чтобы считаться эффективным в таком бою. Других инструментов для лоббизма грузинских интересов в России у Тбилиси не осталось.
Массовый приток российских туристов на дешевые горнолыжные курорты Грузии тоже погоды не делает. Хотя было бы неплохо повесить перед пограничным КПП на Военно-грузинской дороге, где лыжники пересекают границу, несколько крупных баннеров с фотографиями людей в Цхинвале, убитых грузинской артиллерией. Впрочем, это уже из разряда неполиткорректной фантастики.
Реальность же заключается в том, что надежная фиксация современной стратегической ситуации быстро вывела регион из сферы активного противостояния сверхдержав. «Большая игра» сместилась на Украину и Балканы, превратив Кавказ в тихую заводь, где противостояние ведется неторопливо и негромко даже на уровне СМИ. Любая рябь на ней теперь выглядит как цунами, а ничего не значащие события общественное мнение порой раздувает до исполинских размеров.
С местными обществами это сыграло злую шутку. Довольно бурная внутриполитическая жизнь Южной Осетии последних двух–трех лет за пределами республики никого не интересовала. Даже жесткая предвыборная борьба за президентский пост, завершившаяся победой оппозиционного кандидата, вызывала в российских СМИ отклик лишь по остаточному принципу. При этом местные жители в силу, повторимся, ментальных особенностей до сих пор могут быть убеждены, что Владимир Путин начинает свой рабочий день с вопроса «А как там в Цхинвале?». Положили ли асфальт на улице Сталина?
Это стоит подчеркнуть еще раз: потребовалось именно тотальное военное поражение Грузии, чтобы «утрамбовать» ситуацию на годы вперед. Сейчас поездки иностранных политиков типа Петра Порошенко на границу с РЮО ради нескольких кадров телесъемки – максимум того, на что способен Тбилиси. Дипломатическое общение с российскими представителями в Женеве давно превратилось в мертвый ритуал, поддерживаемый лишь привычкой карьерных дипломатов сохранять любую исторически сложившуюся переговорную площадку «на всякий случай». Тем более про это можно писать диссертации, сделав комплекс российско-грузинских взаимоотношений приватизированной частью научной карьеры.
Конечно, можно назвать все это и внешнеполитическим тупиком. Но только в том случае, если есть необходимость пробивать лбом глухую стену этого тупика, выстроенного из реваншизма и концепции национальной исключительности, которую в Грузии никто не осудил и не упразднил. Конечно, сейчас она не столь навязчива и криклива, как при президенте Звиаде Гамсахурдии. Но она есть, а потому военные базы в РЮО и Абхазии останутся гораздо более эффективными гарантами мира и стабильности на Кавказе, чем кинокартины типа «Любовь с акцентом». Прошедшие девять лет – реальное тому подтверждение.
Нынешнюю ситуацию можно представить и как частное шоссе поздним вечером – никого нет и никто без спроса не заедет. В этой обстановке перед Южной Осетией остро встали ранее неведомые задачи мирного госстроительства, решение которых оказалось крайне трудным. В Москве с подобным тоже столкнулись впервые (если не брать советский опыт), изобретя систему «кураторства», основной ошибкой которой стало игнорирование всего того, что было в республиках до августа 2008-го.
Но «до и после» не означает «с чистого листа» или «под диктовку».
Потому работы в регионе немало, и многое еще предстоит сделать, не успокоившись на том, что пушки замолчали надолго. С учетом ошибок прошлого – вперед к светлому будущему. Звучит архаично, но возразить невозможно.
Любая памятная дата подталкивает к подведению итогов сама собой, даже если это нецелесообразно или бессмысленно (по тому же принципу люди верят в магию Нового года, будто бы с 1 января начинается новая жизнь). Но ровно через год, когда войне исполнится десять лет, действительно нужно будет подвести системные итоги. И не потому, что дата круглая, а потому, что слишком сильно ощущение – в современном мире может произойти еще что-то, что даст нам повод для подсчета результатов.
Пока же самым лучшим доказательством стабильности новой военно-политической системы на Кавказе остается мир. И нет ничего, что важнее мира, добытого через военную победу.
https://www.vz.ru/politics/201 ... .html
))
