|
В комнате на стене висит портрет.
Вася сказал отцу:
– Папа, расскажи мне про него.
– А ты знаешь, кто это?
– Знаю. Это Навальный.
– Да, это Алексей Анатольевич Навальный.
Наш любимый, родной, наш вождь.
А ведь я его видел.
Не веришь?
Ну, слушай.
Был я молод.
Плохо жилось тогда креативному люду.
Крафтили мы с утра до поздней ночи в брендинговом воркшопе, чтобы еле свести концы с концами и заработать на хайповый лофт.
И вот появился один человек и сказал: Мы здесь власть!
Падение режима неизбежно!
– Щаранский?!
– Тьфу, да причём здесь Щаранский? Мы о ком говорим вообще? Не тупи.
И люди, сынок, поднялись.
Восстание началось ранним предрассветным утром.
Фонари на улицах уже не горели.
На Новинском бульваре тёмной громадиной высилось посольство Соединенных Штатов Америки. Огни в нём были погашены, а дула винтовок охранявших его морских пехотинцев были повёрнуты к Кремлю.
В темноте раздавались рингтоны айфонов, звучали отрывистые команды и носились по мостовым гироскутеры с юными блогерами, которые чатились и крутили спиннеры.
На улицах горели костры.
Школогвардейцы грелись у огня, негромко обсуждали новых покемонов, оценки в четверти и ждали приказа наступать.
Отряды революционных студентов к этому времени уже заняли ближайшие вейп-шопы и кофейни «Старбакс».
Одну из них охранял я, тогда студент второго курса ВШЭ.
Вместе со мной штабную кофейню охраняли ещё пять хипстеров, три вейпера и два чеченских гея. Командовал нами старый петроградский либералий, которого все звали Леонидом Яковлевичем.
Два раза кофейню обстреливали из луков прокремлёвские реконструкторы, но мы отбили их стрелы селфи-палками, не сходя с места.
Внутрь штаба можно было пройти только по особым пропускам – жёлтым игрушечным утятам. Но у одного человека пропуска не было, и всё-таки его пропустили.
Когда он подошёл поближе, Леонид Яковлевич, вооружённый отнятым у Ольги Скабеевой увесистым микрофоном, шагнул к нему и строго спросил:
– Крым чей? Ваш пропуск!
Человек остановился и откинул капюшон дождевика.
Лицо его было зелёным, а один глаз был закрыт тугой повязкой.
Он негромко сказал что-то Леониду Яковлевичу. Тот вытянулся и взял под козырёк.
Человек с зелёным лицом прошёл быстрыми шагами мимо меня и скрылся в кофейне. А наш командир вернулся на своё место и встал рядом со мной.
Он не сказал ни слова и всё поглядывал в ту сторону, куда ушёл незнакомец.
Оттуда, временами, сквозь шум кофемашин и блендеров для смузи, доносилось: «…а потом почту и телеграф! Промедление потере гранта подобно!»
Наконец я не вытерпел и спросил:
– Что ж, показал он вам пропуск?
Леонид Яковлевич медленно ответил:
– Нет. Он не успел его получить. Он скрывался всё время… Сперва в Йельском университете, затем в кировском лесу. А сейчас вот идёт в Кремль.
Потом Леонид Яковлевич добавил, и мне почудился в его голосе страх:
– Подумать только: он прошёл сюда мимо вражеских отрядов полиции. Его же могли… ты понимаешь, его могли посадить на тридцать суток!
В первый раз я слышал, чтобы наш командир говорил таким голосом.
Я заглянул ему в лицо и спросил:
– Да кто же это был?
И старый, прошедший через горнила каторжных ток-шоу, либералий посветлел лицом:
– Алексей Анатольевич Навальный.
…………………
Вася радостно захлопал в ладоши и спросил:
– А что было потом, отец?
Отец задумчиво погладил сынишку по голове:
– А что потом?
А потом приехал ОМОН, отвесил нам увесистых звездюлей, а самых тупых и упёртых отправили хайпить семидесятую широту.
– А ты? – спросил сын.
– Я? Ты подумай, а я пока сугроб у входной двери разгребу и покормлю нашего белого медведя.
Green Tea
|
