Памяти Евтушенко. статья 2013 года.

Под барабанный бой рекламы, под пронзительные вопли: "великий поэт России!", "человек без кожи!", "доблестный сын века!", "первый бард мира!", "главный поэт эпохи!" — под такую бурю с обоих берегов Атлантики три дня на наших телеэкранах мы созерцали задушевную беседу двух седеньких америкашек — Евгения Евтушенко и Соломона Волкова. Первого люди старшего поколения могут помнить, хотя уже больше двадцати лет, как он передислоцировался и окопался в США, а второго, пожалуй, мало кто знает.
А для более полного понимания показанного нам явления Антихриста народу, знать, что такое Волков, Solomon Volkov просто необходимо. Тем более, что ведь это не случайный газетный интервьюер. Его подают нам как "прославленного литературоведа". А главное, он — выбор самого Евтушенко, который называет его "дорогим другом" и написал другу в письме, что хочет исповедаться именно ему, а не кому другому.
Что ж говорит бездельник Соломон?
А.С.Пушкин. «Скупой рыцарь»
Так вот, товарищ Волков — это наш советский, серийного производства, Соломон, на русских харчах возросший и гораздо раньше собеседника, лет почти сорок тому назад, махнувший в Америку. Человек он, мягко выражаясь, дремучий, деликатно говоря, соображает плоховато, но по наглости, если уж без церемоний, превосходит Чубайса, Сванидзе и всех Пивоваровых, вместе взятых.
Его профессия — клеветник на русскую литературу и музыку. Загребает широко, не обходит даже Пушкина. Знаменитое стихотворение "Клеветникам России" для Соломона, естественно, как персональная оплеуха классика ему, драгоценному. Особенно возмущают его строки, которые он цитирует так:
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От минских хладных скал
До пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетинную сверкая,
Не встанет русская земля?
От злобы, замешенной на невежестве, всем известные "финские скалы" превратил в "минские", коих в Минске никто не видел. И уверяет: "По распоряжению Сталина в годы войны эта строфа(?) широко перепечатывалась, но, разумеется, без упоминания о царе", но, разумеется, с "минскими скалами". Не соображает простые вещи. Во-первых, ну, до того ли Сталину было. Чай, пропагандой-то занимались Политуправление Красной Армии и соответствующий отдел ЦК. Во-вторых, как же без царя-то? Ведь это стихи, тут ритм, размер надо соблюдать. Неужели печатали так: "Иль нашего вождя уже бессильно слово?" Да и почему же без царя? Цари вовсе не были у нас все сплошь под запретом. В Ленинграде стояли нетронутыми памятники Петру, Екатерине, Николаю. Для одного города трех царей вполне достаточно. Но ещё были книги, фильмы, спектакли об Иване Грозном, о том же Петре, в своих речах во время войны Сталин в числе наших великих предков называл князей, царских полководцев.
В "Борисе Годунове" Волков унюхал "сочувствие Пушкина к Самозванцу". Да что там! Поэт "просто любуется" ставленником Польши и даже поручает ему "выразить некоторые из своих заветных мыслей". А вообще-то, уверяет прозорливец, в Советское время над Пушкиным просто глумились. Из столетия со дня его смерти "устроили настоящую вакханалию"! И то сказать, бесчисленные издания огромными тиражами, в том числе, знаменитое 18-томное академическое собрание сочинений, спектакли и фильмы, научные конференции, концерны, передачи по радио — разве это не вакханалия! И не зря же Дмитрий Журавлёв читал по радио именно "Вакхическую песню":
Подымем стаканы, содвинем их разом.
Да здравствуют музы!
Да здравствует разум!..
Как видим, у Волкова есть все основания отнести на свой счёт и такие строки Пушкина:
О, сколько лиц бесстыдно-бледных,
О, сколько лбов широко-медных
Готовы от меня принять
Неизгладимую печать!
Соломон принял, но при этом не обошел своим волчьим вниманием и некоторых других наших классиков. Так, о Достоевском пишет, что тот ради денег мог запросто укокошить человека. Забегая вперед, замечу, что такую жуткую способность обнаружил он и у Шостаковича, которого, говорит, "обуревала идея убийства ради денег". Обуревала… Какой ужас! А ведь казался скромным, порядочным, порой даже не от мира сего человеком. Да на чем же основано такое убеждение? У Достоевского хоть некоторые персонажи были убийцами: Раскольников, Смердяков… А тут? Да как же, говорит, однажды в молодости, оказавшись в долгах как в шелках, Шостакович признался в письме к другу: "Хорошо было бы, если бы все мои кредиторы вдруг умерли. Да надежды на это маловато. Живуч народ". Да, "заимодавцев жадных рой" ужасно живуч, это заметил ещё Пушкин. Следовательно, как полагает Волков, не надо было ждать милостей от природы, и Шостакович готов был действовать…Почище Достоевского был злодей. И уже, поди, наточил нож, но тут вдруг словно с неба свалилась Сталинская премия первой степени — 100 тысяч рублей! Только это и остановило Джека-потрошителя.
Однако главная жертва Волкова — не классика, а советская литература и музыка. Через нее он хочет показать всю мерзость советской жизни, в частности, как беспощадны были негодяйская власть и лично Сталин. Например, говорит, в двадцатые годы стихи Пастернака были запрещены. Но вот же хотя бы такой неполный списочек: "Сестра моя — жизнь"(1922), "Темы и вариации"(1926), "Избранное"(1926), "Девятьсот пятый год" (1927), "Поверх барьеров"(1929)… Плюет он на это через океан.
А ещё уверяет, что в 1931 году, читая в журнале повесть Андрея Платонова "Впрок", Сталин сделал на полях резкую надпись. И все — Платонова тут же "выбросили из литературной жизни". Да как же, каким образом "выброшенный из литературы" писатель именно тогда печатает одно за другим свои произведения: "Такыр"(1934), "Третий сын"(1935), "Фро"(1936), "Река Потудань"(1937), "На заре туманной юности"(1938), "Родина электричества"(1939)… А сколько в ту же как раз пору Платонов написал статей! О Горьком, Николае Островском, Юрии Крымове, о Чапеке, Олдингтоне, Хемингуэе… А пьесы для Центрального детского театра!
На его статью "Пушкин и Горький" в 1937 году обрушился известный тогда критик Абрам Гурвич. Платонов ответил ему в "Литературке" не под каким-нибудь трусливым псевдонимом и совсем не как человек, выброшенный из литературы: "Критический почерк Гурвича крайне вульгарен и пошл" и т.д. в том же мужественном духе.
А то взбредёт Волкову в голову рассказать байку, как Сталин вызвал однажды сразу трех знаменитых поэтов — Маяковского, Есенина, Пастернака — и повелел им срочно заняться переводом грузинских поэтов. Понять тут Соломона можно. Он слышал, что Сталин по рождению грузин, значит, как Соломон своим, так и он своим должен во всём содействовать. Но все встречи Сталина с писателями, все его письма, телефонные звонки им хорошо известны. Так вот, Маяковского он мог видеть один раз в Большом театре на торжественном заседании, посвященном Десятилетию Октябрьской революции, где в концерте поэт читал поэму "Хорошо!". Пастернаку Сталин однажды звонил в связи с арестом Мандельштама, но тот так жалко при этом вел себя, что Сталин бросил трубку. У Есенина ни квартиры, ни телефона не было, а только жены, числом четыре. У Есенина о Сталине — ни слова, у Маяковского он упомянут дважды, у Пастернака — возвышенные стихи и проникнутые благоговением письма ему…
Наиболее полно клеветнический дар Соломона раскрылся в его книге "Шостакович и Сталин". Книга снабжена пространным на двадцать страниц предисловием за подписью Народного артиста СССР В.Т.Спивакова. Однако есть веские основания думать, что это сочинил сам Соломон. Действительно, невозможно поверить, чтобы такой известный и прославленный, такой образованный и интеллигентный человек, как Владимир Теодорович, мог наворотить столько невежественного вздора, комических глупостей, запредельной чепухи, чтобы до небес расхвалил чудовищную клевету на великого русского композитора.
Да не Спиваков даже, а просто психически нормальный человек может ли нахваливать книгу, 635 страниц которой напичканы жемчужинами ума такого, например, пошиба: "Шостаковичу удалось пережить тирана на 22 года. Это было подвигом!" Вы только подумайте: подвиг! победа! триумф!.. Я полагаю, что тут кончину здравого смысла надо почтить молчанием. Или всё-таки напомнить, что тиран был старше почти на тридцать лет. И у самого Волкова есть на счету множество таких переживальческих побед. Например, по всем данным он победил, превзошел, сунул за пояс Геббельса, почившего в мае 1945 года. Но вот вопрос: тиран-то прожил на несколько лет больше, чем композитор. Кто же всё-таки, в конце концов, победитель?
От имени Спивакова нам сообщается и такая новость о Советском времени: "Это была эпоха, когда каждому было о ком плакать". Да ведь так можно сказать о любой эпохе, ибо всегда были и будут утраты, потери, трагедии. Не о Советском же времени Тютчев писал:
Слёзы людские, о слёзы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой…
Льётесь безвестные, льётесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые…
Во все века, во всех краях… А уж сейчас-то на Руси не успеет закончиться один траурный срок, как начинается другой.
Или вот читаем о "кровавом "деле врачей". Да, было в 1953 году такое "дело" 28 врачей, в большинстве евреев, работавших в "кремлёвке". Евтушенко об этом даже успел — везде первый! — стихи сварганить:
Пусть Горький другими был убит, -
убили, кажется, эти же…
Но почему "кровавое дело"? Через два месяца, ещё при жизни Сталина, выяснилось: всё "дело" — ложь, провокация, и все врачи были оправданы, освобождены, никто не пострадал, ни капли крови пролито не было. Однако это не мешает критику Бенедикту Сарнову, брату по разуму Волкова, из книги в книгу таскать вот такой ошметок: "Осужденных должны были повесить на Красной площади (Где же ещё! Не на Болотной же. — В.Б.), после чего по всей стране прокатилась бы волна еврейских погромов. И тогда, спасая уцелевших евреев от справедливого гнева народа, их сослали бы в места удаленные, где для них уже строились бараки".
Тут не удивишься и рассказу другого брата по разуму о том, что поэты Семен Кирсанов и Александр Безыменский, тексты которых Шостакович использовал в своих симфонических поэмах, оказались "жертвами культа личности", расстреляны. Я знал обе эти "жертвы". Почему-то запомнилось, как лихо Кирсанов на встрече Нового года в ЦДЛ отплясывал с молодой красавицей женой. Умер он в 1972 году, Безыменский — в 1973, оба — на 75-м году жизни.
Как было сказано, Пастернак никогда со Сталиным не встречался, но Волков неумолим: нет, встречался, и даже оставил описание встречи! Вот оно: "На меня из полумрака(?) выдвинулся(!) человек, похожий на краба, карлик с большим старообразным лицом….". Измыслить эту дикую чушь мог, разве что, человек, который не похож, а как раз и есть сам литературный краб или осьминог. А Сталин, между прочим, был человеком среднего роста, точнее, его рост 174 сантиметра.
А Рой Медведев писал, что лоб у Сталина был такой низкий, что Политбюро приняло решение: обязать на всех фотографиях, которые публикуются, делать его на два сантиметра выше. За неисполнение — ГУЛаг или того хуже. А Медведев, между прочим, недавно признался, что сорок лет врал о плагиате "Тихого Дона". Бог даст, доживём и до признания о сталинском лбе.
Вот, товарищ Спиваков, какую пучину полоумного вздора Волков освятил вашим благонадёжным и многолауреатным именем. И это далеко не всё…
Дмитрий Дмитриевич Шостакович был истинный русско-советский патриот. Чего стоит одно его письмо, опубликованное в "Известиях" на другой день после великой речи Сталина 3 июля 1941 года. Оторвавшись от сочинения Седьмой симфонии, он писал или продиктовал по телефону из Ленинграда: "Вчера я подал заявление о зачислении меня добровольцем в народную армию по уничтожению фашизма. Я иду защищать свою страну и готов, не щадя ни сил, ни жизни, выполнить любое задание, которое мне поручат. И если понадобится, в любой момент — с оружием в руках или с заостренным творческим пером — я готов отдать всего себя для защиты нашей великой родины, для разгрома врага, для нашей победы".
В пудовой книге Волкова этого письма, конечно, нет.
А об отношении Шостаковича к Сталину убедительно говорит его письмо своему другу, известному тогда музыковеду Ивану Соллертинскому, которое композитор написал, побывав на заключительном заседании Всесоюзного совещания стахановцев 17 ноября 1935 года: "После выступления Сталина я совершенно потерял всякое чувство меры и кричал со всем залом "Ура!" и без конца аплодировал… Конечно, сегодняшний день — самый счастливый день моей жизни — я видел и слышал Сталина".
Как это похоже на запись Корнея Чуковского в дневнике 22 апреля 1936 года после того, как они с Пастернаком побывали на заседании съезда комсомола. "Что сделалось с залом! — пишет он о появлении в президиуме Сталина. — А ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Мария Демченко. И мы все ревновали, завидовали — счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал нам с прелестной улыбкой — мы все так и зашептали: "Часы, часы. Он показал часы". И потом, расходясь, уже возле вешалки вновь вспоминали об этих часах.
Пастернак шептал мне всё время восторженные слова о нём, и оба мне в один голос сказали: "Ах, эта Демченко заслоняет его!".
Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью…".
Допустим, Шостакович в 1935 году был еще довольно молод, но Пастернаку-то в 1936 году было уже под пятьдесят, Чуковскому — хорошо за пятьдесят, а вот такие бурные чувства…
И знаете, что говорит по поводу подобных писем, дневниковых записей, разговоров помянутый выше "уцелевший еврей" Сарнов? Будучи сам с дошкольного возраста антисоветчиком и сталинофобом, он не может вообразить, что умные, интеллигентные люди говорили и писали всё это искренне, что они действительно уважали, даже любили Сталина и ценили Советскую власть. Нет, говорит до 87 лет уцелевший Беня, все они — и Чуковский, и Пастернак, и Шостакович, и драматург Афиногенов, чей дневник он читал, — всё это они писали с одной целью — с явным расчетом на арест. Придут с обыском, а они тут как тут с дневничком: смотрите, как я обожаю товарища Сталина!
Точно так живописует и Волков. Родство душ! Он долдонит: "Шостакович скептически относился к советской власти, и потому ожидание удара преследовало его всю жизнь". И, понятное дело, всю жизнь пребывал он в страхе, в угнетенном состоянии, дрожал. Были в Советское время люди, которые всю жизнь дрожали? Были. Это антисоветчики — те, кто ненавидел Советскую власть и народ, уважавший эту власть, поддерживавший её. А Шостакович никакого страха, угнетенного состояния души, загнанности, ожидания беды не знал. Он во многих отношениях был типичным советским человеком — любил жизнь, Советскую жизнь, и жил со вкусом. Не только много и с радостью работал на благо этой жизни, но и много наблюдал, путешествовал, слушал, читал, был страстным футбольным болельщиком, играл в теннис и даже имел диплом спортивного судьи, прекрасно водил машину, любил веселые компании, был не дурак выпить, влюблялся, в силу обстоятельств три раза женился, последний раз уже в 56 лет, и в двух браках был вполне счастлив, родил сына и дочь…
Сыночка Шостакович назвал Максимом, но с годами у него оказалось не максимум, а минимум миниморум стыда и совести. Когда отмечалось столетие со дня рождения композитора, доктор физико-математических наук И.Г.Воронцов писал: "Шостаковича обижали? Да случалось порой. Но он никогда не скулил. Дети Шостаковича врут, что его "загнали в партию", что заставили подписать письмо против Сахарова. Дети отреклись от отца, предали его".
Впрочем, нечто подобное произошло и с детками некоторых других достойных родителей. Таковы, например, два отпрыска Сергея Смирнова: оба антисоветчики. Такова дочь маршала Малиновского, которая похваляется тем, что у них в доме не было портрета Сталина. Ну, во-первых, по крайней мере, два профиля Сталина были — на отцовских медалях "За победу над Германией" и "За победу над Японией". А во-вторых, я не знал ни одного дома, где висели бы портреты Сталина, они были только в официальных учреждениях. И я лично повесил портрет Сталина только теперь, когда на него обрушили свою клевету Волковы, Сарновы, Пивоваровы и Живодёровы.
Но Волков гнёт своё: "Шостакович со Сталиным всю жизнь вел смертельную дуэль". И каким же оружием они сражались? Оказывается, тиран метнул в композитора пять подряд убийственных Сталинских премий по 100 тысяч рублей. А тому хоть бы что, жив-здоров. Тогда деспот бросает один за одним три ордена Ленина. А тот всё шевелится, дышит, сочиняет симфонии, песни:
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?!
Тогда душегуб пускает в ход квартиру, дачу, машину… Всё бесполезно: шевелится, дышит да ещё отвечает ударом на удар. Как, каким оружием? У композитора только одно оружие — музыка. Ею он и отвечает. Это было особое оружие, отравленное. Еще в 1927 году Шостакович написал Первую симфонию — "Посвящение Октябрю". И очень многие сочинения на протяжении всей жизни он посвящал революционно-патриотическим событиям нашей истории, её героям и жертвам, нашим победам и праздникам. Назову некоторые: Третья симфония — "Первомайская", сюита "Ленинград", прелюд "Памяти героев Сталинграда", симфония "1905 год", симфония "1917 год", посвященная В.И.Ленину, и уже в конце жизни — симфоническая поэма "Октябрь". А к каким спектаклям и фильмам писал он музыку! "Клоп" Маяковского, "Встречный", "Салют, Испания!", "Юность Максима", "Великий гражданин" (о С.М.Кирове), "Падение Берлина"… А весёлая оперетта "Москва. Черемушки"! А симфоническая поэма "Казнь Степана Разина" на слова Евтушенко, который сейчас сам казнил бы Разина, если бы вспомнил, кто это.
И обо всём этом Волков пишет, что тут одна лишь маскировка на случай ареста. Всю жизнь Шостакович дурил властям голову, его никто не понимал, хитрый камуфляж принимали за искренность и потому осыпали премиями и орденами, званиями и высокими должностями, давали квартиры и дачи. И вот только я, востроносый Соломаша, на старости лет докопался за океаном до истины: Шостакович — антисоветчик, он люто ненавидел все то, что обозначено в заголовках его симфоний и поэм. Неужели, говорит, вы не слышите, например, в Четвертой симфонии заклинание: "Умри, Сталин! Сгинь, поганое советское царство!"? Неужели не понимаете, что в Восьмом квартете композитор "воздвиг надгробный памятник самому себе"? Правда, в другом месте уверяет, что это надгробие не себе, а Пастернаку. Как так? Почему же? А потому, что Пастернак как раз тогда умер — какие ещё нужны доказательства? Но в тот год исполнилось тридцать лет со дня смерти Маяковского, которого Шостакович знал лично, они вместе работали, а Пастернака он не знал, так может… Нет, нет. Маяковский не подходит.
А что эта орда учинила с великой Седьмой симфонией! Летом 42-го года студент Авто-механического института, я был в Колонном зале на первом её исполнении в Москве. Домой в Измайлово, кажется, летел на крыльях. А на другой день прочитал статью Алексея Толстого в "Правде": "Гитлер не напугал Шостаковича. Он — русский человек, и если его рассердить как следует, то способен на поступки фантастические… Симфония возникла из совести русского народа, без колебаний принявшего бой с черной силой. Шостакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь торжества".
А эта орава визжит, что композитор сочинил антисоветскую симфонию, что не фашизм он изобличал и проклинал, а "думал совсем о другом враге человечества" и в роковой час предательски ударил с тыла. Иначе говоря, великого русского художника, патриота России они поставили в один ряд с Муссолини, Антонеску, Маннергеймом и другими пособниками Гитлера, каковыми являются и сами.
Правда, говорит Волков, однажды кто-то что-то пронюхал, и появилась статья "Сумбур вместо музыки" об опере "Леди Макбет Мценского уезда". Но Шостакович тут же побежал к председателю Комитета по делам искусств П.М.Керженцеву и сказал, что "большую часть критики признаёт". А через несколько лет даже сделал новую редакцию оперы и назвал ей просто "Катерина Измайлова". Но кому же непонятно, что это все опять только ради маскировки перед лицом ненавистной власти.
С большим удовольствием и с немереной глупостью поведал Волков о том, как Шостаковича "загнали в партию". В 1960 году был создан Союз композиторов РСФСР. Он его возглавил. А занимать такой пост беспартийному при живодерской власти было невозможно. Вот за Шостаковича и взялись. Кто? Да прежде всего, разумеется, КГБ. Должно быть, пригрозили: если не вступишь, будет тебе Колыма, а детей отдадим в зоопарк на съедение хищникам. "После настойчивой обработки композитора знающими своё дело органами" за дело взялось само Политбюро ЦК. Ну, мужик и капитулировал. Получил билет на обложке с профилем Ленина, которому посвящал свою музыку, пришел домой и тут же "впал в истерику, громко зарыдал". Может быть, катался по полу. Во всяком случае, "был на грани самоубийства". Эту жуткую картину Волкову помогла намалевать целая артель музыкальных личностей — Абрам Ашкенази, Исаак Гликман, Лев Лебединский, Татьяна Крицкая и Аркадий Троицкий. Вот обложили! Но получилось на славу. Хоть сейчас неси в Третьяковку и вешай между "Утром стрелецкой казни" Сурикова (стрельцы не хотели вступать в партию царя Петра) и "Иван Грозный убивает своего сына" Репина.
Но вот ведь что интересно. Никто во всей артели не знает или придуриваются, что у нас было множество людей, которые, будучи беспартийными, долгие годы занимали весьма высокие посты. Союз писателей первые годы возглавлял Максим Горький, давно вышедший из партии; позже председателем Союза восемнадцать лет был Константин Федин, никогда ни в какой партии не состоявший, если не считать партией ватагу "Серапионовых братьев". Когда в 1939 году решили создать Союз композиторов, то председателем оргкомитета был назначен Р.Глиэр, может быть, член МОПРа (Международной организации помощи революционерам); с 1963 года Союзом архитекторов двадцать лет руководил беспартийный герой Г.М.Орлов, знаменитый творец Днепрогэса, Каховской и Братской ГЭС. А какая вакханалия творилась в Академии наук! Её президенты с 1917 по 1951 год, всю сталинскую эпоху — А.П.Карпинский, В.Л.Комаров и С.И.Вавилов — никакого отношения к партии большевиков не имели, а первый из них стал академиком ещё в год коронации Николая Второго. А ректором МГУ двадцать с лишним лет был И.Г.Петровский, который даже и в МОПРе не состоял. Долго можно ещё продолжать сей небольшевистский список, но приведу ещё только два имени из военной сферы: без партбилетов в кармане бывший царский офицер Б.М.Шапошников командовал войсками Ленинградского, потом Московского военных округов, а в 1931 году был назначен начальником Генштаба Красной Армии, а генерал-лейтенант Л.А. Говоров во время войны командовал фронтом да еще, между нами говоря, в молодости успел побывать колчаковским офицером.
Вполне вероятно, всем им предлагалось вступить в партию и, может, не однократно и, может, настойчиво, но большинство из них не пожелали, и никто их не загнал. И как же на этом фоне выглядит образ Шостаковича, созданный Соломоном, Абрамом, Исааком и Аркадием? Это жалкий и отвратительный образ труса, хлюпика, тряпки. Разумеется, кроме злобной клеветы на великого композитора тут ничего нет. Георгий Свиридов, знавший Шостаковича получше, чем вся эта музыкальная шарага, говорил: "Шостакович был тверд, как камень".
Как видим, великого русского композитора и замечательного советского человека лютый антисоветчик Соломон Волков вывернул наизнанку в соответствии с характером собственной натуры, политическим заказом и жаждой выгодной сенсации. И вот перед кем пожелал исповедаться "великий поэт", "достойный сын эпохи", "человек без кожи".

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

В 1991 году, ещё в пору воспетой им Советской власти, поэт Евтушенко передислоцировался в Америку, штат Оклахома. Вот хотя бы об этом и рассказал — как, почему, зачем уже под старость лет удрал в Америку. Многие писатели и поэты покидали родину по разным причинам. Сталин Каплера сослал из столицы в Молдавию за шашни с его дочерью; Данте был изгнан из Флоренции в результате победы партии гвельфов над гибеллинами и скончал свой век в Равенне…Там бывал и Блок:
Всё, что минутно, всё, что тленно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках…
И там спит прах Данте, который флорентийцы, очухавшись, много раз безуспешно пытались заполучить. А Вольтер! Его дважды бросали в Бастилию, дважды проваливали на выборах в Академию. Как тут не сбежать! И он всю жизнь мотался по Европе: Англия… Лотарингия… Пруссия… Голландия… Швейцария… Только в год смерти вернулся во Францию. Это был всенародный триумф! Но когда умер, церковь запретила его хоронить на родине. Ведь это он возгласил на всю Европу: "Раздавите гадину!" Но племянник аббат Миньо тайно похоронил его в Шампани. Во время революции Конвент перенёс его прах в Пантеон, но в 1814-м нашлись швыдкие чубайсы, которые выкрали останки гения и выбросили их на свалку.
А Байрон! На всю Англию прогремели три его речи в палате лордов, в которых он защищал луддитов и ирландцев — справедливость и правду. Но вскоре после этого ему не оставалось ничего, как только покинуть родину: Швейцария… Милан… Венеция… та же Равенна… Пиза… А в конце концов, он оказался в Греции среди борцов против турецкого ига. Ему поручили командовать отрядом, но вскоре он тяжело заболел лихорадкой. Его хотели отправить в Англию, но он отказался и через недолгое время умер. Его сердце было похоронено в Греции, в Миссолунгской долине. Хорошо знакомый нам с Евтушенко поэт Ярослав Смеляков в пору владычества в Греции "черных полковников" написал стихотворение "Сердце Байрона":
В Миссолунгской низине
Меж каменных плит
сердце мертвое Байрона
ночью стучит.
Партизанами Греции
погребено,
от карательных залпов
проснулось оно…
Виктор Гюго после переворота Луи Наполеона бежит на остров Джерси и пишет там знаменитый памфлет "Napoleon le Рetit". Только через 19 лет он с триумфом возвращается во Францию, где его избирают пожизненным сенатором.
А сколько русских писателей и не покидая родину, как Герцен, оказывались изгоями общества — в ссылках, в тюрьмах, на каторге: Пушкин и Лермонтов, Достоевский и Полежаев, Горький и Маяковский… И можете ли вы, Евтушенко, представить, чтобы Данте в своём хождении по кругам ада избрал бы спутником и собеседником не Вергилия, а вашего Соломона? В силах ли вы вообразить, чтобы вашему дорогому другу давали интервью Вольтер, Байрон, Гюго? А Пушкин и Достоевский, а Горький и Маяковский? А ведь никто из них не был назван "главным поэтом эпохи" или "человеком без кожи".
Так вас-то в отличие от всех названных никто не теснил, не гнал, не преследовал. Ни в Бастилию, ни в Бутырки, ни в Кресты вас не упекали. Катались вы, как сыр в масле, кум королю, сват министру, и гвельфы и гибеллины издавали ваши книги напропалую, гонорары гребли. За сорок лет с 1952 года по 1991 вышла 131 книга! Ну, можно понять и Соломона: как волка ни корми — все в капиталистический лес смотрит. Но вы-то! На всю страну взывали:
Лучшие из поколения,
Возьмите меня с собой!
Выходит, натура тоже волчья. И потому бежал в Америку, как Казимир Самуэлевич Паниковский с краденым гусем подмышкой бежал за "Антилопой-Гну": "Возьмите меня! Я хороший!" "Возьмём гада", — сказал Остап. А кто тут был в роли Остапа? Ведь, кажется, директор ЦРУ Аллен Даллес, который так любил русскую поэзию, что в своё время написал предисловие к вашей "Автобиографии рано созревшего человека", тогда уже "присоединился к большинству". Так кто же? Киссинджер? Маккейн?
Это одна сторона дела, а вторая вот в чём: где ваш клич "раздавите гадину!"? Все бы поняли, какую. Или: неужто за двадцать с лишним лет не было времени написать свой "le Petit"?
Вот об этом бы и рассказал, в этом и покаялся бы. Ведь опыт-то покаяния, извинения, раскаяния накоплен с молодых лет огромный! Взять хотя бы историю с помянутой "Автобиографией", в 1963 году изданной в ФРГ. Она не стала за рубежом знаменем антисоветчины, как за пять лет до этого "Доктор Живаго" и спустя десять лет — "Архипелаг ГУЛаг", но все же в ней было достаточно всякого вздора и непотребщины. И вот какие горькие слёзы лил тридцатилетний сочинитель на пленуме правления Союза писателей: "Я ещё раз убедился, к чему приводит меня моё позорное легкомыслие…Я совершил непоправимую ошибку… Я хочу заверить писательский коллектив, что полностью понимаю и осознаю свою ошибку… Это для меня урок на всю жизнь…". Тут особенно примечательна последняя фраза: "на всю жизнь". А лишь только подул другой ветерок, так тотчас, как уже сказано, издал её в США с предисловием Даллеса. Так в своё время словчил и Солженицын со своим злобным "Пиром победителей".
Отрекся от него: это, мол, написано в горький час отчаяния. А как только вернулся из Америки, не мешкая, побежал с этим "Пиром" в Малый театр, и там во имя высокого русского искусства быстренько поставили этот шедевр русофобии. Вот и покаялся бы сейчас, Евгений Александрович, за себя и уж заодно за своего покойного компатриота из штата Вермонт за такую же бесстыжую проделку.
Нет! Он начал со своей фамилии, происхождения, с состава крови. Оказывается, отец его латыш по фамилии Гангнус, и есть в нем ещё и украинская, и немецкая кровь. Да кому интересна твоя кровь! В России-то! У нас их столько было… Жуковский по матери турок, у Пушкина прадед эфиоп, у Владимира Даля — ни капли русской крови, у Куприна мать татарка, у Блока, конечно же, какие-то немецкие корни, у Марины Цветаевой — тоже, у Шолохова мать украинка — а все русаки дальше некуда! Маяковский писал:
Я дедом — казак,
другим — сечевик,
а по рожденью –
грузин.
Ярослав Смеляков по рождению был белорус, но уверял:
Я русский по складу, по сути
И, в том никого не виня,
Таким вот меня и рисуйте.
Таким и ваяйте меня.
И это в нашей литературе редкий случай, чтобы писатель говорил о своей национальности. А Евтушенко всю жизнь твердил; "Я настоящий русский"… "Моя фамилия — Россия" и т.п. И почему-то любит доказывать свою "русскость" через отталкивание от еврейства.
А что касается фамилии Гангнус, то, конечно, она неблагозвучна, из неё отчётливо вылезает "гнус", но что поэтичного даже в фамилии самого Пушкина? Пушка — орудие смертоубийства. Только зная поэта и его поэзию, Блок мог воскликнуть: "Весёлое имя — Пушкин!" А Репин? Ведь от репы. А Константин Коровин? А Быковы? — и артист Ролан, и писатель Василь. А что такое пастернак? Травка семейства зонтичных. К любой фамилии люди привыкают. Михалков был прав:
А Пушкин, Глинка, Пирогов
Прославились навеки.
И вывод, стало быть, таков:
Всё дело в человеке.
То есть — в его таланте, в его делах. И к Гангнусу привыкли бы, если он писал бы, условно говоря, "Хотят ли русские войны", и не выдумывал "Автобиографии".
После доклада о составе крови, Евтушенко стал рассказывать о своих женах.
— Беллу я обожал, ну, просто обожал. Она такая толстенькая была. Я это обожал…
— А почему же разошлись?
— Не знаю, совершенно не знаю. Понимаешь, я её обожал. Толстенькая… Разошлись… Никогда я не был так близок к самоубийству.
А Галя, которую увёл у друга своего Михаила Луконина?
Я не уводил. Она сама пришла. На такси приехала. Я только расплатился с таксистом. Нельзя сказать, что толстенькая, но я и худышек тоже любил. И её очень любил, ну, очень, очень. Семнадцать лет любил. Ну, очень любил… Ушла…
Кажется, в своё время и родители развелись.
Да, развелись. Но очень любили друг друга, очень. Почему развелись, не знаю. Мама торговала газетами в киоске у Белорусского вокзала. Она была лучшим киоскёром развитого социализма. Я пытался выбить ей звание заслуженного работника культуры СССР и персональную пенсию. Обращался к министру культуры Мелентьеву, даже в газетах писал об этом, но не удалось. Она, мол, работала не по министерству культуры, а связи. Ну и что?
Целая серия была посвящена отношениям Евтушенко и Бродского. Почему Лев Толстой за всю жизнь ни разу не встретился с Достоевским, хотя плакал при известии о его смерти, мне интересно. Интересно и то, что стоит за строками Маяковского:
Алексей Максимович,
как помню,
между нами
вышло что-то
вроде драки или ссоры.
Я ушел,
блестя потертыми штанами,
взяли вас
международные рессоры.
Интересно и открытое письмо Цветаевой Маяковскому, и поздравительная телеграмма Шолохова Эренбургу по случаю его юбилея. А эти! Е. говорит, что он спас Б. от КГБ, а тот говорит, что в его деле Е. помогал КГБ, был "экспертом" с членским билетом ССП. И какое мне до этого дело? А то, что Евгений Александрович был с КГБ на дружеской ноге, давно известно хотя бы из воспоминаний генерала Судоплатова, что у него был личный телефон Андропова, как и Брежнева, мы знаем из его собственного признания. Ну и хватит нам этих сведений, больше знать совсем неинтересно.
Странное дело, писатель, а почти ничего не говорил о литературе, хотя бы о своих книгах, о других писателях, кроме Бродского, а всё только о женах, о каких-то политических передрягах… Хочется отчасти восполнить пробел. Известно, как Евтушенко в позднюю пору превозносил Пастернака ("Гений! Гений!") и его "Живаго" ("Самый великий роман ХХ века!"). Но когда Пастернака исключали из Союза писателей, и дело дошло до голосования, Евтушенко слинял из зала. А встретив тут же в фойе Бориса Слуцкого, выступившего против Пастернака, обвинил его в предательстве. Это было в 1958 году.
Но прошли годы. Пастернак умер. В 1981 году у Евтушенко вышла книга "Точка опоры". Это собрание литературных портретов писателей. Здесь Блок, Маяковский, Есенин, Смеляков, Твардовский, Кедрин, Мартынов, есть даже Щипачёв, названный "большим поэтом". Тут ещё и Хемингуэй, Маркес…Прекрасно! А для гениального, обожаемого Пастернака места в книге не нашлось. Не подходил он тогда для точки опоры. А ведь прошло больше двадцати лет со дня его смерти. Чего бояться-то?
Прошло ещё несколько лет. Выходит книга "Политика — привилегия всех". 625 страниц, тираж 200 тысяч. Её хвалил даже Горбачев, уже будучи президентом.. И что же мы видим? Началась демократия, ускорение, новое мышление, свобода. И вот результаты. Если в "Точке" было 27 фотографий драгоценного автора, то в "Политике" уже 53. Это 100% роста! Ускорение… В той книге — фотографии, на которых автор чуть не в обнимку с Фиделем Кастро и Луисом Корваланом, но в этой их нет, а есть Ричард Никсон и Киссинджер, с которыми поэт чуть не в обнимку. В прежней книге было несколько фотографий, запечатлевших автора с простыми рабочими как советскими, так и американскими, причем снимков с нашими рабочими было раза в три больше; теперь американские рабочие как были, так и остались, а советских — ни одного, как ветром сдуло. Вылетели из круга его интересов и симпатий строители Колымской ГЭС, магнитогорские металлурги, портовики Лены.
И то сказать, что делать "русским коалам" в такой прогрессивной книге. Наконец, в той книге мы видели автора рядом с Назымом Хикметом и Валентином Распутиным, а в этой — их тоже нет, а есть американцы Апдайк и Миллер. Там — композитор Эдуард Колмановский, с которым автор сочинял весьма неплохие песни, здесь — американский композитор Пол Винтер, с которым он ничего не сочинял. Так что же всё это такое? Новое мышление и подготовка к передислокации в США. И вскоре, в этом же году, оно состоялось…
Бросить республику
с думами, с бунтами,
лысинку
южной зарёй озарив?
Разве не лучше,
как Феликс Эдмундович,
сердце отдать
временам на разрыв!
(В.Маяковский. Письмо Максиму Горькому на Капри)
Был в передаче занимательный сюжет о том, как смело, решительно Евтушенко разговаривал с Хрущевым на его известной встрече с писателями:
— Не пугайте нас, Никита Сергеевич, времена не те! И мы не те! Не позволим! и т.д.
Никогда я не был так близок к самоубийству, как в те минуты, когда слушал это.
Ах, Евгений, друг ситцевый, ведь есть же стенограмма той встречи, она опубликована. Там большое, на шесть страниц, ваше выступление. Вот что в частности вы говорили: "Товарищи, когда-то Маяковский, выдающийся поэт нашей революции, чётко определил задачу социалистического искусства: "И песня, и стих — это бомба и знамя". Мы никогда не должны забывать эти слова". Вот взял бы сейчас бомбу и бросил в Соломона. Нет…
И продолжали вы тогда так: "Меня глубоко тронули, заставили задуматься слова Никиты Сергеевича о том, что у нас не может быть мирного сосуществования в области идеологии. Это правда, потому что вся наша жизнь — борьба, и если мы забудем, что должны бороться неустанно, каждодневно за окончательную победу идей ленинизма, выстраданных нашим народом, мы совершим предательство по отношению к народу… Сейчас, как никогда, я понимаю, что мы отвечаем за завоевания революции. На наших плечах ответственность перед ленинскими идеями. Бой за Советскую власть не окончен. Бой за Советскую власть продолжается!.. Многие представители западной прессы, эти проститутки капитализма, пытаются очернить советскую молодежь" (Известия ЦК КПСС №11, 1990. Стр.198). Тут надо заметить, что, как показало время, у социализма тоже есть свои проститутки. И они ничем не отличаются от проституток капитализма, более того, они способны переходить из одной ипостаси в другую и обратно.
Дальше Евтушенко говорил, что проститутки капитализма "заманивают нас в свои объятья, но мы не пошли и никогда не пойдём в их объятья". Ах, как поторопился дать обещание: никогда!.. Впрочем, ведь его, кажется, и не заманивали, сам побежал по волнам океана, аки посуху, с распростертыми объятьями: "Возьмите меня, я хороший!"
Есть ещё один трогательный момент в выступлении Евтушенко на той встрече. Упомянув, что кто-то как раз в дни встречи рассказывал о Хрущеве язвительные анекдоты, и это стало известно, он гневно воскликнул: "Если бы я увидел человека, который посмел рассказывать подобные анекдоты о Никите Сергеевиче, я, прежде всего, дал бы ему в морду, и хотя я никогда не писал заявлений, потом я написал бы заявление на этого человека, и написал бы совершенно искренно" (Там же, с.200). Доносы нередко пишутся совершенно искренно. Но не в этом дело.
Позже в статье "Фехтование с навозной кучей", которую Ф.Бурлацкий напечатал в "Литгазете", Евтушенко с усмешкой поведал, что анекдоты накануне вечером в ресторане ВТО ("У бороды") рассказывал ни кто иной, как именно он сам. То есть это самому себе на другой день он готов был дать в морду, на себя грозился написать донос. Ну, это цинизм чисто солженицынского закваса. Когда Твардовский возмущенно недоумевал, кто мог передать его письмо Федину на Би-Би-Си, тот усмехался: "Я и передал-с…".
А что касается "я никогда не писал заявлений", то это похоже на правду. Евтушенко предпочитал телефонные звонки: то Брежневу, то Суслову, Андропову, Ильичеву… Тут вспоминается история с фильмом "Сирано де Бержерак", который собирался ставить Э.Рязанов. Евтушенко ужасно хотелось сыграть заглавную роль, даже стихи написал:
Только когда я дышать перестану
И станет всё навсегда всё равно,
Россия поймет, что её, как Роксану,
Любил я, непонятый, как Сирано.
Трудно понять любовь через Атлантику, но самого поэта Россия, надо думать, поняла. А тогда на роль Сирано его не утверждали. Э.Рязанов писал: "Женя начал действовать по своим каналам". На этот раз — товарищу Суслову. Всё равно не помогло. Тов. Суслов уберег советское кино от образа Сирано-Евтушенко. Тогда поэт написал стихотворение, колорит которого определяли гневные вопли: труп!.. евнух… питекантроп!.. труп!.. И оно было напечатано в "Литературной газете" с посвящением не Суслову, а Рязанову. Никогда он не был так близок к мысли об убийстве Рязанова…
И всё-таки, и всё-таки…Больно и горько смотреть на старого, измятого жизнью человека, которого знал весёлым, голосистым, лихим, а теперь он там, далеко, за морями, за долами что-то ещё лепечет и хорохорится… Однажды мы встретились в мастерской Ильи Глазунова, когда тот жил ещё не в Калашном переулке около Дома журналиста у Арбатской площади, а где-то на окраине Москвы. С ним была Галя. Она весь вечер молчала. Обратно мы ехали вместе на их "Москвиче". О чем говорили? Кажется, как раз тогда он хвалил мои статьи о Николае Ушакове и Владимире Карпеко в газете "Литература и жизнь", а я тогда не сказал о нём еще ни единого слова упрека. На Смоленской площади, где тогда жил, я попрощался, вышел. Мела метель. "Метель мела во все концы, Во все пределы…". Я поднял воротник. Мне надо было перейти на ту сторону. Они тронули дальше, и вскоре их машина исчезла за снежной пеленой. Он хочет приехать в Россию и проделать путь от Калининграда до Владивостока. Что ж, дай Бог. Помешать могут только годы…

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

Ну, нет же! Нельзя все «спустить на тормозах» и сказать, что, мол, «победила дружба», что «это не он виноват – а жизнь такая», «они оба – гиганты» и т.д.! Все беды от подобного подхода. Все тоталитарные режимы, калечащие судьбы миллионам людей, от беспринципности. Надо уметь смотреть правде в глаза, делать выводы и не повторять преступных ошибок.

Разгадывать интригу, для чего нам «Первый» канал показал фильм про Евтушенко с акцентом на его ссоре с Бродским, мне представляется малоинтересным. И вообще мы их - тех, которые думают, что нами управляют - слишком переоцениваем: их хитрость не хитрее сломанной табуретки в сарае с заколоченной дверцей. А вот спор двух стилей жизни – Бродского и Евтушенко – это существенно. Вы меня можете ругать какими угодно словами, но не на функционерах в погонах держатся упомянутые гадостные режимы, а именно на тех, кто сам не в погонах, но дружит, с сатрапами, кто терпит их, кто звонит им и просит «не сажай, друг, моего кореша»! Это все звенья одной и той же бандитской, блатной системы – когда нет закона, нет принципов – есть «позвонковое» жульничество. И не важно – с каким оно знаком: «минус» или «плюс».

Чего нам гадать на печени жертвенной черепахи, «стучал» ли Евтушенко на Бродского, когда выходил из кабинета на Лубянке и обнимал генерала – или не стучал, а, видите ли, «вызволял арестованные на границе книги». Люди в тюрьмах гнили, в психбольницах им вкатывали уколы, разрушая центральную нервную систему, танками ездили по «братьям-чехам», а жизнерадостный поэт буржуазные «книжки вызволял». Я уже молчу, что при той степени свободы жизни за границей, которая всегда была у Евтушенко, арестовывать его книги – это просто «курам на смех», я молчу про его дивное признание в том, что генерал, которого он обнимал, был тот же тип, что «не смог» его завербовать в молодости. Воистину прекрасная дружба! Да…: чекисты всегда любили тех, кто им провалил задание.

Но мне это неважно. Мне важно, что Евтушенко всю жизнь кричал о том, что он «ррррррруский поэт», хотя не вылезал из-за границы, давно живет в США и даже не задумывается, что слово «поэт» вовсе не русской этимологии. Это просто чудовищно такие тезисы заявлять: поэт существует над всеми нациями, границами и эпохами! Или он не поэт – а агитатор, пропагандист, карьерист (или просто олух, который искренне не понимает элементарных вещей). Но Евтушенко – большущий талант, талант на слова, еще больший талант на энергию звука и жеста, на обаяние а ля «свой в доску», на пиар слов. Пиар – это его мания. Искренняя, возлюбленная, животная – настолько, что многих она восхищает. Евтушенко умудрился распиарить даже свои потуги к суициду (хотя, как известно, если человек действительно хочет себя убить – он это сделает). Советские танки переехали людей в Праге – а наш герой отделался от самоубийства роскошным стихом (я сам выронил полслезы на клавиатуру). И что же? Люди погибли, Евтушенко стал героем диссидентов и пошел обнимать чекиста. И тут он встречает Бродского, который должен был, видимо, не «Евтуха» заподозрить, а расцеловать и его, и самого генерала КГБ? Или как? Ну, вот как??

Я сам люблю пиар – но любой пошлости есть придел! Ведь и все эти нечленораздельные фразы «ну, я не знаю почему, но мы с женой отдалились и расстались». Эта мука, это раскаяние на старческом лице (мы подсознательно всегда жалеем пожилых людей за морщины – хотя поступки, за которые мы их жалеем, они совершали еще с наглой молодой физиономией и переизбытком спермы): вот вам тут и дань местечковой православной традиции – покаяться. Греши – и кайся: вот формула нормального русского коммунистического представителя «вековой православной духовности». Опять свой! Всегда свой! Для всех – и для коммунистов, для капиталистов (включая работодателя и друга Евтушенко - мистера Тодда – служащего в разведке США), и для националистов, и для евреев (тексты героической любви есть на все темы), и для погибших чехов, и для старых, и для новых русских. А вот Бродский, вы понимаете, чужой. Потому что в Венеции про «водичку» размышляет. Нет бы написать: «я всем антисемитам, как еврей – и потому я настоящий русский»! Стоило бы Броду написать: «я всем русофобам как русак – и потому я настоящий еврей/русский». И Бродского сразу бы взяли в «Антисионистский комитет советской общественности». И Макашов бы его у себя на футболке нарисовал под надписью «не забуду мать родную!». Здесь ведь главное не смысл, не термин, не нация – а лозунг, плакатность, размах карьеры! Это пошлость – но зато ты сразу «больше, чем поэт», сразу «свой». Кому твой Джон Донн нужен – он же не актуальный! Он ведь не современник – его в Праге танками не переехали. Он уже не сможет тебя сделать героем страны или поколения. Никакого навара с него. И больную совесть (дружишь с властью – власть убивает людей: отделаюсь-ка я стишком!) им не утешить.

И вот «Первый» канал упивается – поглядите, какой подлец Бродский - письмо написал работодателю, чтоб не брали преподавать Евтушенко. А что он должен был написать? Чтобы взяли? Или промолчать и попасть «в палачи», но уже в микрокосмос другого барда?

Я читал (да, читал я, читал!) блистательную статью моей обожаемой Новодворской о Евтушенко. Понимаете, с Новодворской я согласен, а вот с Евтушенко и с выводами ее статьи – нет. Потому что я понимаю: понимаю, почему она считает стихи и звонки Евтушенко геройскими - Валерия Ильинична прочитала их в застенках – и ей в какой-то конкретный секундный момент биографии стало от них теплее. Но ведь трагедия в том, что не будь у власти лицемерных друзей или удобных балагуров – не было бы и самой застенковой подонской власти! Были бы у человека принципы в молодости – не пришлось бы ему позориться на первом путинском канале в старости! Ведь отмываться уже поздно. И не лучшая это душевая кабинка – путинский телеканал. Меня одно утешает – счастье, что Бродский не дожил – а то бы и его друг Соломон заставил бы отрабатывать бюджет. Нет, Соломон-то молодец, и у меня все книги Волкова есть, и собеседник он замечательный. Но вот попытки запоздалой помывки в подобных кабинках меня удручают.

Хотя, на самом деле, еще неизвестно, против кого была направлена «интрига» (если таковая имеет место). Бродского уже не полюбит чужая аудитория, и не разлюбит своя. А вот про Евтушенко даже вполне себе любознательный я не все знал (хотя несколько раз мы общались на самые разные темы). Я не знал про «вызволение книг на Лубянке», я не знал про кучу сломанных женских судеб, про то, как поэт отпихнул беременную жену ударом в живот (и ребенок родился больным – и обоих «совесть нации» с легкостью бросил) и т.д. Представьте: час экранного времени престарелый мужчина мучается от банального (для меня банальность - величайшее преступление) - что ему элементарно хотелось иметь секс и он-таки его имел! Между делом гениальная жена-поэтесса (Ахмадулина) стала алкоголичкой, зато сам он героически сходил в душ с братом покойного президента Америки. И ведь все стихи - все для истории, а не для поэзии-просто-так, все для больной совести и для столь же больного самолюбия. Кричите, что я молодой, что злой, что русофоб (за что ты нашего Женю Гангнуса так!? /примечание: Гангнус – настоящая фамилия Евтушенко/) и т.д. – но это мое конституционное право выражать свое мнение. И я не желаю, чтобы мне это право обеспечивал некий Гангнус-Евтушенко звонками своим дружкам кгбшникам!!

Итак, давайте разберемся, что такое «истинный русский поэт»: его фамилия Гангнус-Евтушенко, он друг сенатора Кеннеди, Хрущева, Фиделя, сотрудников КГБ и агента американской разведки БертаТодда, ему благосклонно выделяет деньги на юбилей тов. Путин; он, по собственному лозунгу-признанию, «как еврей – и потому он настоящий русский…», живет в США (Бродского судили и выгнали – Евтушенко уехал от родины сам!), жены – то Белла Ахмадулина, то Джен Батлер. И этот же человек всегда называл Бродского «нерусским поэтом». Но это как раз мелочи – главное, что в сознании любой бабки у русского загаженного подъезда Евтушенко – это «русский», это «наш», а вот Бродский – «не наш». Бродского сначала судили, потом выслали из страны, а Евтушенко ее сам покинул (хотя и так мог спокойно ездить по всем уголкам света). Просто Бродскому вместо интимных переживаний в Венеции надо было заняться лозунговой публицистикой в рифму на актуальные для советского человека темы - а потом бы покаяться на путинском канале в ярком галстуке. И Иосиф стал бы самым русским из всех русских.

http://www.mk.ru/blogs/posts/n ... .html

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

Евтушенко о Бродском, 2000 год, Брест

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

По легенде адмирал Колчак, завоёвывая очередной город, всегда давал своим солдатам напутствие: "Не трогайте артистов, кучеров и проституток. Они готовы служить любой власти."

А кто это?

Проверился, таки не ошибся, слог Бушина узнал. ТС - спасибо.

_________________
В этой войне нет сторон, заслуживающих поддержки пролетариата

А ещё уверяет, что в 1931 году, читая в журнале повесть Андрея Платонова "Впрок", Сталин сделал на полях резкую надпись. И все — Платонова тут же "выбросили из литературной жизни". Да как же, каким образом "выброшенный из литературы" писатель именно тогда печатает одно за другим свои произведения: "Такыр"(1934), "Третий сын"(1935), "Фро"(1936), "Река Потудань"(1937), "На заре туманной юности"(1938), "Родина электричества"(1939)… А сколько в ту же как раз пору Платонов написал статей! О Горьком, Николае Островском, Юрии Крымове, о Чапеке, Олдингтоне, Хемингуэе… А пьесы для Центрального детского театра!

Вообще то так и было И не какую то а конкретную-сволочь. После этого три года не печатали потом что позволяли печатать потом опять запрещали В конечном итоге посадили 15 летнего сына Платонова по статье террор А в конце жизни платонов работал дворником

ЕВТУШЕНКО И БУШИН

Александр Климов

Один талант на гонор разменял,
Полвека лизоблюдничал у трона.
Другой под пулями еще с войны стоял-
Держал негромко свой участок фронта.

Один как уж под вилами скользил,
Был на волнистом гребне буйной пеной.
Другой всегда Историю хранил,
Союза был солдатом самым верным.

Один на теплом Западе пестрит.
Другой живет в своей России зимней.
Но память все поступки сохранит.
И вынесет им свой вердикт Россия.

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

Самое подлое из лжесвидетельств — лжесвидетельство о войне Е.Евтушенко. 9 октября умер известный польский кинорежиссёр Анджей Вайда, стяжавший себе имя и лавры крутой антисоветчиной. Его нашумевший фильм "Канал" был показан ещё в 1958 году на Московском фестивале студентов и молодёжи. А не так давно наше телевидение показало его "Катынь". Ах, как после просмотра ликовали тогда антисоветчики, а ныне — Евтушенко! Как же! Ещё один увесистый камень в богатый и щедрый советский огород, вскормивший всех нынешних антисоветских козлов сочной капустой. В упоении никто даже не заметил, что в фильме нет главного героя, запустившего в 1943 году, как ныне говорят, проект "Катынь", — достославного доктора Геббельса. Его роль хорошо мог бы сыграть Эдвард Радзинский или Сванидзе. Но главное, ни Вайда, ни Евтушенко не задались ни одним из многих просто вопиющих вопросов, которые вызывает фильм. Хотя бы: во-первых, почему немцы на весь свет завопили о Катыни не летом 1941 года, когда нагрянули в эти места, а только весной 43-го, то есть странным образом молчали почти два года, а разверзли уста, когда наступающая Красная Армия была уже близко и могла вот-вот явиться? Не для того ли, чтобы, видя неизбежность отступления, скрыть своё злодеяние, свалить его на нас? Не затем ли, чтобы, в предвидении очевидного скорого вступления Красной Армии в Польшу, рассорить нас с поляками, озлобить их против нас? Не с целью ли вбить клин между СССР и союзниками?
Во-вторых, чем объяснить, что, как точно установлено, поляков расстреливали из немецкого оружия? Этого не отрицали сами немцы, но говорили: в жизни всякое бывает… Конечно, конечно. Но поверили бы они, если мы стали бы уверять, что бомбили Берлин в августе-сентябре 1941 года с немецких самолётов? Едва ли. А ведь в жизни всякое бывает…. В-третьих, каким образом оказалось, что руки многих расстрелянных были связаны бумажным шпагатом, который тогда в СССР не производился, а в прогрессивной Германии уже был в ходу?
В-четвёртых, немцы совсем недавно воевали против поляков и, несмотря на быстрый разгром их, всё-таки потеряли в этой войне около 15 тысяч убитыми и больше 30 тысяч ранеными (ИВМВ. Т.3, с.31). И разве не естественно допустить, что вражда немцев к полякам ещё не утихла, и желание отомстить гнездилось в их душах. А тут вдруг они выступают в роли сострадальцев и защитников вчерашних врагов. Не дивно ли?
В-пятых, разве расстрел поляков был для фашистов редким, необычным, исключительным, а не заурядным фактом? Ведь их залпы по мирным людям гремели по всей Европе, их виселицы торчали повсюду, их душегубки дымили по всей оккупированной территории СССР. Например, как установила Чрезвычайная Государственная комиссия, в РСФСР истреблено 1.793000 человек, на Украине — 4.497000, в Белоруссии — 2.198000 и т.д. В Смоленской области, где находится Катынь, они истребили 153 тысячи пленных и мирных русских жителей ("Ни давности, ни забвения", М, 1983. С.60).И так во всех захваченных ими областях и республиках. Что стоило им к этим страшным цифрам прибавить ещё несколько тысяч?..
В-шестых, по данным самих поляков, немцы истребили 6 миллионов их сограждан. И опять: что стоило им к этой чудовищной цифре прибавить ещё несколько тысяч своих врагов? В-седьмых, почему у Вайды хотя бы в каком-то предисловии, вступлении к фильму даже не упомянуты разного рода документы и свидетельства, опровергающие Геббельса? Так, ещё в 1945 году Франтишек Гаек, профессор судебной медицины Карлова университета в Праге, опубликовал брошюру "Катынские доказательства", в которой с фактами в руках разбивал в пух враньё Геббельса в прошлом и враньё Вайды в будущем. Позже, уже в 1952-м, по этому же вопросу профессор выступил ещё раз, и Вайда не мог не знать об этом, так как его выступление было перепечатано не только в московской "Правде", но и в польской газете "Людове демокрацие". Дело в том, что профессор Гаек весной 1943 года был под угрозой концлагеря введён в комиссию судебных медиков, которую подручные Геббельса сформировали из двенадцати специалистов оккупированных ими стран. Их собрали всех в Берлине, а потом на самолёте доставили в Смоленск, в Катынь, где "всё уже было приготовлено". Он писал: "Я лично побывал на месте преступления… Я лично участвовал в осмотре трупов в Катынском лесу весной 1943 года". Тяжело читать его доводы о состоянии трупов, о степени их разложения, сохранности и т.д. Но на основании этого он, как профессионал, делает вывод: "Трупы в Катынском лесу не могли быть погребены за три года до этого, как уверяли немцы, сваливая вину на русских, но были погребены только за год, самое большее за полтора года до нашего прибытия, когда здесь были немцы" (ВИЖ №8’1991, с.68). Не могу цитировать дальше. Но несколько строк привести ещё надо: "Цель гитлеровских преступников в связи с так называемым "катынским делом" была уже тогда ясна. Они хотели отвлечь внимание всего мира от их ужасных преступлений в Польше и Советском Союзе. Я с самого начала считал нацистскую пропаганду лживой" (там же). Ведь это сказал не русский член КПСС.
В-восьмых, чем объяснить, что на бланках некоторых документов, представленных в доказательство советского злодеяния, там, где должно бы в соответствии со временем стоять "ВКП(б)", мы с изумлением видим "КПСС"? В-девятых, представим себе, что Геббельс был правдивейшим и вообще милейшим человеком ХХ века, а немецкие фашисты — лучшими друзьями польского народа и не уничтожили 6 миллионов поляков, а построили в Польше 3 миллиона дворцов бракосочетания и 3 миллиона детских садов с бассейнами. Среди советских же руководителей нашлись такие злопамятные изверги, что возжелали отомстить полякам за поражение Красной Армии на Висле в 1920 году. И вот эти руководящие советские изверги уничтожили 20 тысяч поляков. Но не странно ли в высшей степени, что после этого они положили 600 тысяч своих солдат и офицеров ради освобождения Польши от фашистов да ещё добились весьма существенных территориальных приращений для Польши за счёт Германии? Ведь это абсурд какой-то, нелепица, отрицание самого себя. Неужели Вайде и Евтушенке никогда не пришло в голову сопоставить эти цифры: 20 тысяч и 600 тысяч — или задуматься над помянутой нелепицей, то есть над тем, что для нас трагедия Катыни была бы делом совершенно противоестественным, а для немецких фашистов вполне закономерным, даже плановым. Если даже на минуту допустить, что на советской стороне лежит грех за эти 20 тысяч, то сколько раз он искуплён! Или каждая польская душа дороже ста русских?..
И ведь это не всё. 23 сентября 1920 года Сталин, знавший все обстоятельства катастрофы на Висле (он был членом Военного Совета соседнего Юго-Западного фронта), писал в президиум IХ партконференции: "Заявление т. Ленина о том, что я пристрастен к Западному фронту (которым командовал Тухачевский — В.Б.), не соответствует действительности". И указал истинный масштаб "небывалой катастрофы": 100 тысяч пленных, 200 орудий. И ещё раз подчеркнул: "Т. Ленин, видимо, щадит командование. А надо щадить дело, а не командование" (т.17, с.135). Из этих ста тысяч, из этих пяти Катыней вернулись из польского плена всего несколько кучек. И о них — молчание… Почему молчал поляк Вайда, понятно, но ведь о страшной судьбе русских пленных молчит и голосистый русак Евтушенко, патриотизм которого в трудный для родины час не помешал ему дезертировать за океан.
Минул месяц после смерти Вайды, и 12 ноября в "Новой газете" появилась пятилетней давности беседа с ним обозревателя газеты Ларисы Малюковой. Беседа была сразу после гибели самолёта президента Качинского под Смоленском, но почему-то тогда не напечатана, и в ней лишь упоминается о только что случившейся трагедии. Журналистку радует "ясность ума" собеседника и его "не ослабленная годами проницательность". Она восхищается тем, что Вайда "рассказал правду о Катыни" и вообще никогда не был привайдизатором истории. Он осуждающе сказал: "И в нашем, и в вашем кино востребована ложная героика. К примеру, у нас собираются ставить фильм о героизме Варшавского восстания". А что, разве в этом восстании не было ничего героического? И в нашей войне было много вовсе не "ложной героики", а подлинного героизма. И маэстро с пронзительным умом советовал об этом молчать? Делая такие серьёзные упреки, надо приводить факты. А что ложного в таких, хотя бы, наших фильмах, как "Летят журавли", "Они сражались за родину", "Баллада о солдате"? Другое дело польский фильм "Четыре танкиста и собака", невольно приводящий на память "Трое в одной лодке, не считая собаки". Но самое интересное вот что: "Гитлер и Сталин действуют симметрично". Что это означает? Гитлер напал на Польшу и истребил 6 миллионов поляков. А Сталин ценой 600 тысяч своих солдат освободил Польшу — и это симметрия? Гитлер, наплевав на два добрососедских договора, вторгся в СССР и дошёл до Волги, а Сталин вышиб его, загнал в Берлин, и тот вынужден был пустить себе пулю в лоб — это симметрия? Сталин провёл в Москве грандиозный Парад Победы, а тень Гитлера сидела между Герингом и Гессом на скамье подсудимых в дни Нюрнбергского процесса — это симметрия? Но ещё интереснее вот что: "Сталин хотел завоевать Польшу любой ценой"… Что ж вы, мадам Малюкова, не спросили Вайду: а почему не завоевал? Кто помешал? Может быть, американцы, англичане, французы встали на защиту вашей родины? Как хотите, мадам, но я не верю, что Вайда так сказал, он не мог не знать, что ничего подобного в планах Сталина не было, как не было и плана завоевания Финляндии, который ему приписывают. Я думаю, что эти нелепые слова вы по причине своей начитанностями сочинениями разных радзинских сами вложили в уста знаменитого режиссёра.
Прошло ещё недолгое время, и 26 октября в той же "Новой газете" помянутый Евгений Евтушенко тоже напечатал статью, посвящённую новопреставленному. Там в первых же строках мы прочитали: "В фильме "Канал" А.Вайда показал трагедию его поколения — восстание в варшавском гетто, когда приказ Сталина остановил наши войска на берегу Вислы". Пардон!.. Будущий режиссёр был в ту пору мальчишкой. Почему же восстание было трагедией именно и только его поколения? Нет, милостивый государь антисоветчик, оно было трагедией всех честных поляков. Но не тех, конечно, что в 1946 году в Кельце учинили еврейский погром и под клики "Завершим дело Гитлера!" убили 40 евреев, в том числе несколько беременных женщин и детей. И не тех, конечно, кто 4 июля этого года, в день 70 годовщины позора Кельце, разгромил кладбище советских солдат — своих освободителей. Вот о чём Вайде надо бы фильмы-то снимать. Вот о чём! Или о том, как налаживалась жизнь на землях (это примерно четверть всей нынешней территории Польши), которые после войны отошли к ней от Германии только благодаря настойчивости и твёрдости Сталина в переговорах с Рузвельтом и Черчиллем. Какой прекрасный сюжет! Вам за одно это давно надо бы памятник Сталину поставить, а не катынскую трагедию ворошить. Но главное-то, фильм "Канал" совсем не об этом, не о еврейском восстании, и никакого стоп-приказа Сталина не было, вернее, был, но по другому поводу и совсем иного характера. Что ж это вы, Евтушелло, с первых же строк врёте? Выдержал бы хоть три-четыре абзаца для приличия. А поляки-то, говорю, всё о Катыни верещат. Понять их невозможно! Горбачев — президент же! — ещё когда вякнул: "Да, да, Геббельс прав, это они, русские расстреляли".
Но мало того, поляки затеяли недавно — спохватились! — эксгумацию своего несчастного президента Качинского, пять лет тому назад разбившегося под Смоленском со всей своей правящей элитой, летевшей на траурную годовщину катынской трагедии. Что, и это дело хотите всё-таки повесить на нас?
"Совсем ещё юный ефрейтор Давид Кауфман, — читаем дальше у Евтушенко о еврейском восстании, — ещё не выпустивший ни одной книги стихов под фамилией Самойлов (это не фамилия, поэт, а псевдоним. — В.Б.), вместе с другими советскими солдатами рвался в бой с фашистами". Ну, не совсем уж такой юный: когда война началась, ему было уже 22 года. И никуда он в дни того восстания не рвался, а лежал в госпитале. А при чём здесь его книги? До них ли было ему на фронте. Первый сборник вышел у него, когда ему было 28 лет. Не обладал фронтовик вашей шустростью, сударь: первая книга "Мой лучший друг живёт в Кремле" — в 19 лет, и тут же — член Союза писателей. И этот член союза с 65-летним стажем, лауреат Государственной премии СССР ещё вот что изображает: "Но когда несколько наших солдат прыгнули в понтонки, чтобы помочь восставшим, то…." То — что? "…то их расстреляли". Конечно, конечно. А трупы скормили служебным собакам, как у Солженицына в его полубессмертном "Архипелаге", да? А что дальше? Дальше, говорит, тут же "в Польше началась партизанская война с коммунистами". И он, как видим, эту войну в ответ на провал еврейского восстания, войну против своих, русских считает закономерной. Но — с какими коммунистами? У нас в роте коммунистов было человек 10-12, остальные — просто крестьяне из Тамбовской области, Рязанской, Калужской, солдаты, пришедшие освобождать Польшу. И действительно нашлись такие поляки, которые начали против нас войну. Всю эту ахинею поэт решил повторить ещё и в стихотворении не хуже "Бабьего Яра". Зачем? А чтобы надёжней укоренить в мягком темечке своих обожателей:
Как мы потеряли друг друга, поляки?
Бросали всех нас в тюрьмы, в бараки…
Так уж и всех! Вашего батюшку не бросали, матушку не бросали, полдюжины ваших жен не бросали. А уж вы-то лично, Евгений Александрович, изловчились избежать не только тюрьмы, но даже и солдатской казармы, как и множество ваших друзей, словно на подбор, — Аксёнов, Вознесенский, Дементьев, Рождественский… А ведь все такие выдающиеся патриоты, что хоть святых выноси!
Герои вайдовского "Канала",
Предательство Сталина вас доконало…
Стишок плоховат, но прекрасна полнозвучная рифма! О предательстве скажем чуть позже. А что делал Дезик Самойлов, солдатик из тех, кого легче убить — не сломать их?..
Бил СМЕРШ пулемётом по нашим в понтонках,
поплывших помочь, чтоб не быть нам в подонках…
В подонках, увы, кое-кто пребывает доныне, но извините, маэстро, у СМЕРШа и пулемётов-то не было. Зачем они ему? Пора бы вам знать, коли пишете об этом, что СМЕРШ — это военная контрразведка. И ни одна разведка в мире расстрелами не занимается. Их задача — обнаружить шпиона и сцапать его. А уж что делать с ним, это решает суд, трибунал. Вон не так давно наши контрразведчики поймали американского шпиона Э.Поупа, суд по заслугам влепил ему двадцать лет, а сердобольный президент наш взял да помиловал шпиона.
http://zavtra.ru/blogs/bol_shaya_lozh_

_________________
ХЛОПЕЦ — муж. (хлап, холоп) южн. парень, мальчик, малый; | Толковый словарь Даля

Во-вторых, чем объяснить, что, как точно установлено, поляков расстреливали из немецкого оружия? Этого не отрицали сами немцы, но говорили: в жизни всякое бывает… Конечно, конечно. Но поверили бы они, если мы стали бы уверять, что бомбили Берлин в августе-сентябре 1941 года с немецких самолётов? Едва ли. А ведь в жизни всякое бывает…. В-третьих, каким образом оказалось, что руки многих расстрелянных были связаны бумажным шпагатом, который тогда в СССР не производился, а в прогрессивной Германии уже был в ходу?

Опять двадцать пять.. прям заезженная пластинка
НКВД и до и после катыни распрекрасно расстреливало из вальтеров
Никаких бумажных шпагатов не было
это байка

Ред.

_________________
Мальвина - дура!

Обязательно возьми у человека то, что может он дать. Не требуй лишнего. Постарайся отдать больше

_________________
Мальвина - дура!

спасибо за статью.
а вообще он не Евтушенко а Гангус---Женя Гангус---еврей, увы
прощу всё за песню "хотят ли русские войны "

_________________

Новороссии быть !