А ведь было время, когда наша вселенная помещалась на кончике булавки....

ассоциация..

на кончике булавки умещалась масса чертей

Ангелы на конце иглы. Радищев. [May. 21st, 2004|12:29 pm]
Previous Entry Add to Memories Share Track This Flag Next Entry

18century_ru
[akost]
<...> Первая часть рассуждений семинариста (в главе "Подберезье". - akost), сокращенная история христианства, также заканчивается ссылкой на анекдотический вопрос, ставший хрестоматийным примером бредоумствования. «Разверни новейшие таинственные творения, возомнишь быти во времена схоластики и словопрений, когда о речениях заботился разум человеческий, не мысля о том, был ли в речении смысл; когда задачею любомудрия почиталося и на решение исследователей истины отдавали вопрос, сколько на игольном острии может уместиться душ»[1]. Речь здесь идет о ставшем поговоркой схоластическом споре, сколько ангелов может поместиться на острие иглы. Удивительно, что здесь мы сталкиваемся с одним из мифов, созданных во время, известное как раз своими разоблачениями мифов. Дело в том, что собственно схоластическая традиция этого спора в такой формулировке его не знала. Восходит он к вопросу, который задается в Summa Theologiae Фомы Аквинского: «Сколько ангелов может находиться в одном месте» (Q.51, a.3). Вопрос в его новой, анекдотической формулировке появился, скорее всего, в Англии в первой половине XVII века и связан уже с критикой схоластики[2]. Самое раннее установленное ее упоминание – у Вильяма Чиллингворта (William Chillingworth, 1602 – 1644) в «Религии протестантов» ("The Religion of Protestants, a safe way to salvation", 1638 г.), где дана такая формулировка: «Может ли миллион ангелов сидеть на острии иглы?».
Между тем, Радищев употребляет не распространенную и, более того, полностью противоречащую изначальному схоластическому вопросу формулировку, заменяя ангелов на души: «задачею любомудрия почиталося и на решение исследователей истины отдавали вопрос, сколько на игольном острии может уместиться душ» (С. 30). Подобную формулировку также можно найти в английской традиции: так, Ральф Кадворт (Rulf Cudworth) (1617 – 1688) в «Разумной системе вселенной» ("The True Intellectual System of the Universe", 1647) говорит: «А между тем, некоторые люди, далекие от атеизма, могут развлекаться, представляя себе, как тысячи духов (spirits) танцуют на острии иглы»[3]. Однако вряд ли можно предположить, что Радищев был знаком с этим источником.
В любом случае интересно отметить, что он использует известную ему формулировку в полемических целях. Схоластический вопрос о том, сколько ангелов может находиться в одном и том же месте, был связан с вопросом о материальности и телесности ангелов. Соответственно, вопрос мог иметь один из 3-х возможных ответов: 1) ни одного, если ангелы нетелесны и нематериальны, 2) один и только один, если ангел обладает телом и 3) бесконечное количество, если мы предполагаем у ангела материальность высшего порядка. Однако вопрос Радищева – вопрос о душах на конце иглы – действительно представляет ситуацию, «когда о речениях заботился разум человеческий, не мысля о том, есть ли в речении смысл». Душа нематериальна, и, значит, вопрос о ее нахождении в пространстве в принципе бессмыслен. Вместе с тем, этот вопрос связан и с уже упоминавшимися представлениями розенкрейцеров о трех составляющих человека: теле, душе и духе. В этих представлениях душа оказывается связующим звеном между духом и телом, обладая как свойствами материи, так и свойствами души[4]. Меняя в мнимом схоластическом вопросе ангелов на души, Радищев, таким образом, целит уже в мартинистов. <...>

[1] Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Вольность. СПб., 1992. С. 30. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы.
[2] Историю этого вопроса см.: Angels and needles // Notes and Queries…1889. V. VIII. P. 247-248 (Ed. Marshall); 1890 V. IX. P. 436 (W.E. Buckley); P. 514 (James Hooper); V. X. P. 135 (Ed. Marshall); P. 313-314 (Br. Nicholson).
[3] Цит. по: Buckley W.E. Angels and needles // Notes and Queries… 1890. V. IX. P. 436.
[4] Описание масонских представлений о душе и трех составляющих человека см в работе: Артемьева Т.В. "Область дай уму…" // Мысли о душе. Русская метафизика XVIII века. СПб., 1996. С. 17 – 27.
______

Костин А.А. Композиция и проблематика главы "Подберезье" "Путешествия из Петербурга в Москву" А.Н. Радищева // А.Н. Радищев: русское и европейское Просвещение. Материалы Международного симпозиума, 24 июня 2002 г. СПб., 2003. С. 32 - 33.
Относительно вопроса Фомы Аквинского я наврал. Но все действительно восходит к 50 и 51 вопросам Фомы Аквинского.

Александр Радищев
ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ

«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».
«Тилемахида», том II, кн. XVIII, стих 514

А. М. К.
Любезнейшему другу.
Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно — и ты мой друг.

Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала. Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки? Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце мое далеко ее от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом. «Отыми завесу с очей природного чувствования — и блажен буду». Сей глас природы раздавался громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и — веселие неизреченное! — я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благодействии себе подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь. Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей; кто в шествии моем меня подкрепит, — не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне искать далеко кого-либо? Мой друг! ты близ моего сердца живешь — и имя твое да озарит сие начало.

ВЫЕЗД

Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно: но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его утешение. Ты плачешь, произнося прости; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицем солнца. Блажен возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугубляется, веселия множатся, и спокойствие упреждает нахмуренность грусти, распложая образы радости в зерцалах воображения.
Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея. Горесть разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединенна. Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен, среди природы пустынник! Вострепетал.
— Несчастный, — возопил я, — где ты? где девалося все, что тебя прельщало? где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта? — По счастию моему случившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя остановилась. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три жилья.
— Что такое? — спрашивал я у повозчика моего.
— Почтовый двор.
— Да где мы?
— В Софии, — и между тем выпрягал лошадей.

СОФИЯ

Повсюду молчание. Погруженный в размышлениях, не приметил я, что кибитка моя давно уже без лошадей стояла. Привезший меня извозчик извлек меня из задумчивости.
— Барин-батюшка, на водку! — Сбор сей хотя не законный, но охотно всякий его платит, дабы не ехать по указу. Двадцать копеек послужили мне в пользу. Кто езжал на почте, тот знает, что подорожная есть сберегательное письмо, без которого всякому кошельку, генеральский, может быть, исключая, будет накладно. Вынув ее из кармана, я шел с нею, как ходят иногда для защиты своей со крестом.
Почтового комиссара нашел я храпящего; легонько взял его за плечо.
— Кого чорт давит? Что за манер выезжать из города ночью. Лошадей нет; очень еще рано; взойди, пожалуй, в трактир, выпей чаю или усни. — Сказав сие, г. комиссар отворотился к стене и паки захрапел. Что делать? Потряс я комиссара опять за плечо.
— Что за пропасть, я уже сказал, что нет лошадей, — и, обернув голову одеялом, г. комиссар от меня отворотился.
Если лошади все в разгоне, — размышлял я, — то несправедливо, что я мешаю комиссару спать. А если лошади в конюшне... Я вознамерился узнать, правду ли г. комиссар говорил. Вышел на двор, сыскал конюшню и нашел в оной лошадей до двадцати; хотя, правду сказать, кости у них были видны, но меня бы дотащили до следующего стана. Из конюшни я опять возвратился к комиссару; потряс его гораздо покрепче. Казалося мне, что я к тому имел право, нашед, что комиссар солгал. Он второпях вскочил и, не продрав еще глаз, спрашивал:
— Кто приехал? не... — но опомнившись, увидя меня, сказал мне: — видно, молодец, ты обык так обходиться с прежними ямщиками. Их бивали палками; но ныне не прежняя пора. — Со гневом г. комиссар лег спать в постелю. Мне его так же хотелось попотчевать, как прежних ямщиков, когда они в обмане приличались; но щедрость моя, давая на водку городскому повозчику, побудила софийских ямщиков запречь мне поскорее лошадей, и в самое то время, когда я намерялся сделать преступление на спине комиссарской, зазвенел на дворе колокольчик. Я пребыл добрый гражданин. Итак, двадцать медных копеек избавили миролюбивого человека от следствия, детей моих от примера невоздержания во гневе, и я узнал, что рассудок есть раб нетерпеливости.
Лошади меня мчат; извозчик мой затянул песню, по обыкновению заунывную. Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого. На сем музыкальном расположении народного уха умей учреждать бразды правления. В них найдешь образование души нашего народа. Посмотри на русского человека; найдешь его задумчива. Если захочет разгнать скуку или, как то он сам называет, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагренный кровию от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории российской.
Извозчик мой поет. Третий был час пополуночи. Как прежде колокольчик, так теперь его песня произвела опять во мне сон. О природа, объяв человека в пелены скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему в отраду сон. Уснул, и все скончалось. Несносно пробуждение несчастному. О, сколь смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби? — Отче всеблагий, неужели отвратишь взоры свои от скончевающего бедственное житие свое, мужественно? Тебе, источнику всех благ, приносится сия жертва. Ты един даешь крепость, когда естество трепещет, содрогается. Се глас отчий, взывающий к себе свое чадо. Ты жизнь мне дал, тебе ее и возвращаю; на земли она стала уже бесполезна.

Алекса́ндр Никола́евич Ради́щев (20 [31] августа 1749, Верхнее Аблязово, Саратовская губерния[5] — 12 [24] сентября 1802, Санкт-Петербург) — российский прозаик, поэт, философ, де-факто руководитель Петербургской таможни, участник Комиссии по составлению законов при Александре I.

Стал наиболее известен благодаря своему основному произведению «Путешествие из Петербурга в Москву», которое издал анонимно в 1790 году.

Александр Радищев был первенцем в семье Николая Афанасьевича Радищева (1728—1806), сына стародубского полковника и крупного землевладельца Афанасия Прокопьевича.

Детство провёл в отцовском имении в сельце Немцово Боровского уезда Калужской губернии[6]. В первоначальном обучении Радищева принимал, по-видимому, непосредственное участие его отец, человек набожный, хорошо владевший латынью, польским, французским и немецким языками. Как было принято в то время, русской грамоте ребёнка учили по часослову и псалтырю. К его шести годам к нему был приставлен учитель французского, но выбор оказался неудачным: учитель, как потом узнали, был беглым солдатом. Вскоре после открытия Московского университета, около 1756 года, отец повёз Александра в Москву, в дом дяди по матери (родной брат которого, А. М. Аргамаков, был в 1755—1757 годах директором университета). Здесь Радищев был поручен заботам очень хорошего француза-гувернёра, бывшего советника руанского парламента, бежавшего от преследований правительства Людовика XV. Дети Аргамаковых имели возможность заниматься на дому с профессорами и преподавателями университетской гимназии, поэтому нельзя исключить, что Александр Радищев готовился здесь под их руководством и прошёл, хотя бы отчасти, программу гимназического курса.

В 1762 году, после коронации Екатерины II, Радищев был пожалован в пажи и направлен в Петербург для обучения в Пажеском корпусе. Пажеский корпус готовил не учёных, а придворных, и пажи были обязаны прислуживать императрице на балах, в театре, за парадными обедами.

Через четыре года, в числе двенадцати молодых дворян, он был отправлен в Германию, в Лейпцигский университет для обучения праву. За время, проведенное там, Радищев колоссально расширил свой кругозор. Помимо основательной научной школы, он воспринял идеи передовых французских просветителей, труды которых в огромной степени подготовили почву для разразившейся через двадцать лет буржуазной революции.

Из товарищей Радищева особенно замечателен Фёдор Ушаков по тому большому влиянию, какое он оказал на Радищева, написавшего его «Житие» и напечатавшего некоторые из сочинений Ушакова. Ушаков был человек более опытный и зрелый, нежели другие его сотоварищи, которые и признали сразу его авторитет. Он служил для других студентов примером, руководил их чтением, внушал им твёрдые нравственные убеждения. Здоровье Ушакова было расстроено ещё до поездки за границу, а в Лейпциге он ещё испортил его, отчасти плохим питанием, отчасти чрезмерными занятиями, и захворал. Когда доктор объявил ему, что «завтра он жизни уже не будет причастен», он твёрдо встретил смертный приговор. Он простился с своими друзьями, потом, призвав к себе одного Радищева, передал в его распоряжение все свои бумаги и сказал ему: «помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным». Последние слова Ушакова «неизгладимой чертой ознаменовались на памяти» Радищева.

Книга стала быстро раскупаться. Его смелые рассуждения о крепостном праве и других печальных явлениях тогдашней общественной и государственной жизни обратили на себя внимание самой императрицы, которой кто-то доставил «Путешествие» и которая назвала Радищева — «бунтовщик, хуже Пугачева». Сохранился экземпляр книги, попавший на стол к Екатерине, которую она испещрила своими циничными ремарками. Там, где описывается трагическая сцена продажи крепостных на аукционе, Императрица изволила написать: “Начинается прежалкая повесть о семье, проданной с молотка за долги господина”[7][8]. В другом месте сочинения Радищева, где он повествует о помещике, убитом во время пугачевского бунта своими кре­стьянами за то, что “каждую ночь посланные его приводили к нему на жертву бесчестия ту, которую он того дня назначил, известно же в деревне было, что он омерзил 60 девиц, лишив их непорочности”, сама Императрица написала — “едва ли не гистория Александра Васильевича Салтыкова”[9].

Радищев был арестован, дело его было перепоручено С. И. Шешковскому. Посаженный в крепость, на допросах Радищев вёл линию защиты. Он не назвал ни одного имени из числа своих помощников, уберег детей, а также старался сохранить себе жизнь. Уголовная палата применила к Радищеву статьи Уложения о «покушении на государево здоровье», о «заговорах и измене» и приговорила его к смертной казни. Приговор, переданный в Сенат и затем в Совет, был утверждён в обеих инстанциях и представлен Екатерине.

4 сентября 1790 года состоялся именной указ[10], который признавал Радищева виновным в преступлении присяги и должности подданного изданием книги, «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и наконец оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской»; вина Радищева такова, что он вполне заслуживает смертную казнь, к которой приговорён судом, но «по милосердию и для всеобщей радости» казнь заменена ему десятилетней ссылкой в Сибирь, в Илимский острог. На приказе о высылке Радищева имератрица собственной рукой написала: “едет оплакивать плачевную судьбу крестьянского состояния, хотя и то неоспоримо, что лучшей судьбы наших крестьян у хорошего помещика нет во всей вселенной”[9].

Созданный в ссылке Радищевым трактат «О человеке, его смертности и бессмертии» содержит многочисленные парафразы сочинений Гердера «Исследование о происхождении языка» и «О познании и ощущении человеческой души»[11].

Император Павел I вскоре после своего воцарения (1796) вернул Радищева из Сибири. Радищеву предписано было жить в его имении Калужской губернии, сельце Немцове.

Последние годы[править | править вики-текст]

Памятник А. Н. Радищеву на Литераторских мостках в Санкт-Петербурге.
После воцарения Александра I Радищев получил полную свободу; он был вызван в Петербург и назначен членом Комиссии для составления законов. Вместе со своим другом и покровителем Воронцовым работал над конституционным проектом, озаглавленным «Всемилостивейшая жалованная грамота».

Существует предание об обстоятельствах самоубийства Радищева: позванный в комиссию для составления законов, Радищев составил проект либерального уложения, в котором говорил о равенстве всех перед законом, свободе печати и т. д. Председатель комиссии граф П. В. Завадовский сделал ему строгое внушение за его образ мыслей, сурово напомнив ему о прежних увлечениях и даже упомянув о Сибири. Радищев, человек с сильно расстроенным здоровьем, был до того потрясён выговором и угрозами Завадовского, что решился покончить с собой: выпил яд и умер в страшных мучениях[12].

В книге «Радищев» Д. С. Бабкина, вышедшей в 1966 году, предложена иная версия гибели Радищева. Сыновья, присутствовавшие при его кончине, свидетельствовали о тяжёлом физическом недуге, поразившем Александра Николаевича уже во время сибирской ссылки. Непосредственной причиной смерти, по Бабкину, стал несчастный случай: Радищев выпил стакан с «приготовленной в нём крепкой водкой для выжиги старых офицерских эполет его старшего сына» (царская водка). В документах о захоронении говорится о естественной смерти. В ведомости церкви Волковского кладбища в Петербурге под 13 сентября 1802 года в числе погребённых указан «коллежский советник Александр Радищев; пятидесяти трёх лет, умер чахоткою», при выносе был священник Василий Налимов.

Могила Радищева до настоящего времени не сохранилась.

В Киеве есть улица Радищева

В Москве есть улицы Верхняя и Нижняя Радищевская, на Верхней стоит памятник писателю и поэту.
Улица Радищева есть в Центральном районе Санкт-Петербурга.
Также в честь Радищева названы улицы в Курске, Усть-Куте, Рязани, Петрозаводске, Калининграде, Иркутске, Мурманске, Туле, Тобольске, Екатеринбурге, Саратове, Кузнецке, Барнауле, Бийске, Алчевске, Гатчине, Тамбове, Смоленске, Тюмени, бульвар в Твери, а также в городе Тольятти.
В Иркутске одно из городских предместий называется Радищево.
В селе Фирстово Большеуковского района Омской области установлен обелиск в 1967 году, в честь Радищева, проезжавшего и бывавшего в селе в 1790 году.
В селе Артын Муромцевского района Омской области в 1952 году установлен обелиск в память его следования в сибирскую ссылку и возвращение из ссылки в 1797 году.
В честь проезда Радищева А. Н. была переименована одна из деревень, получившее название — деревня Радищево Нижнеомского района Омской области.
В селе Евгащино Большереченского района Омской области названа улица Радищева.
В селе Такмык Большереченского района Омской области названа улица Радищева.
В Ульяновске с 1918 года по настоящее время существует улица Радищева.
В Малоярославце и Кузнецке проходят ежегодные Радищевские чтения
Государственный художественный музей имени Радищева (Саратов).
Платформа Радищево Октябрьской железной дороги в Солнечногорском районе Московской области.
В Ростове-на-Дону есть улица Радищева.
В Новокузнецке Кемеровской области есть ул. Радищева (Орджоникидзевский район).
В Хабаровске есть улица Радищева (Индустриальный район).
В Симферополе есть ул. Радищева (недалеко от пр. им. Вернадского)
В Кривом Роге есть ул. Радищева (Жовтневый р-н)
В г. Усть-Илимске Иркутской области в 1991 году установлен обелиск памяти Радищева А.Н.
В Железногорске-Илимском (Иркутская обл. Нижнеилимский район ) есть школа им. А.Н.Радищева
В Нижнеилимском районе Иркутской области есть посёлок Радищев.

Город времён Древнерусского государства. Точный возраст Стародуба неизвестен. Но исходя из первых упоминаний о нём в «Поучении»[2] Владимира Мономаха, датой основания Стародуба считается 1080 год. Там же, в Лаврентьевской летописи, сообщается, что осада Стародубской крепости (при походе Владимира Мономаха в 1096 году к Стародубу против Олега Черниговского, укрывавшегося там после изгнания из Чернигова) длилась 33 дня. Такую длительную осаду могла выдержать только мощная, хорошо развитая крепость, способная обеспечить запасом продовольствия горожан, гарнизон и княжескую дружину.

Считается, что город вырос на месте погоста (своего рода постоялого двора), заложенного киевским князем Олегом Вещим в зиму 885—886 годов во время ежегодного сбора дани — Большого полюдья. Из-за удачного географического расположения здесь вскоре начали появляться первые переселенцы — ремесленники и земледельцы, обеспечивая быстрый рост населения и территории города.

В XIII веке во время Батыева нашествия город был уничтожен монголо-татарами.

С середины XIV века — центр княжества в Великом княжестве Литовском. Сильно пострадал в 1379 году от войск Дмитрия Донского.

В 1503 году переходит под юрисдикцию Великого княжества Московского. Долгое время город находился на юго-западной окраине Русского государства и не раз подвергался нападениям польско-литовских сил, как, например, в 1515, 1534 и 1535 годах. Летом 1535 года во время Стародубской войны польско-литовское войско под командованием гетманов Радзивилла и Тарновского, захватив, разорило город и сожгло крепостные стены, при этом погибли 13 тысяч жителей[3]. Но в том же году город со всеми укреплениями был заново отстроен. Укрепления состояли из валов, рвов и деревянных рубленых стен с проездными башнями. В 1563 году впервые упоминается о существовании в Стародубе двух крепостей, большая из которых находилась на левом берегу речки Бабинца, а другая, меньшая («часть форштата») в Заречье. По сохранившимся планам того времени видно, что объёмно-планировочная структура города была почти такая же, как и сейчас, и напоминала радиально-кольцевую.

В 1616 году поляки вновь овладели городом, и по Деулинскому перемирию сохранили его за собой. В 1620 году король Сигизмунд III даровал жителям вольности по Магдебургскому праву, а городу — герб, изображающий старый дуб с орлиным гнездом. В королевской грамоте говорилось о Стародубе, как о пограничном городе, «валами оточеном и… способном к обороне». Польша использовала его укрепления для защиты своих земель от Московского государства.

В 1646 году весь край был отнесён к Гетманщине. А в 1654 году, когда Гетьманщина соединилась с Россией, и Стародуб стал полковым городом — административным центром Стародубского полка в составе Гетманщины.

В 1660 году был разорён крымскими татарами, а в 1663 году — поляками.

На землях Стародубщины, начиная с 1660-х годов, основываются многочисленные старообрядческие слободы.

Со второй половины XVII века Стародуб становится одним из важнейших центров ярмарочной торговли между польскими, украинскими и русскими городами. На две крупные ярмарки — Соборную и Десятуху привозились разнообразные товары в большом количестве: пенька, масло, мед, воск, меха, поташ, стекло. Местное купечество было известно своим богатством.

В 1666 г. царь Алексей Михайлович жаловал Стародубу грамоту, подтвердившую права его жителей по Магдебургскому праву.

Соответственно, вопрос мог иметь один из 3-х возможных ответов: 1) ни одного, если ангелы нетелесны и нематериальны, 2) один и только один, если ангел обладает телом и 3) бесконечное количество, если мы предполагаем у ангела материальность высшего порядка.