|
Моя свекровь, которую практически мертвой с мамой вывезли из блокады в ноябре 1942, никогда , ничего не рассказывала.
Так сложилась судьба, что я случайно на Смоленском кладбище на Васильевском острове помогла пожилой женщине и надеюсь, что мы подружились.
Жизнь подарила мне около 8 лет общения с ней, к сожаленью не частых, так как я живу в Москве, а она на Васьске.
Но я как могла, старалась заботиться о ней.
Умерла Марфа Никитична в возрасте 104 лет.
Всю войну , всю блокаду она работала участковым терапевтом на Васильевском острове.
Вот она мне очень много рассказала, сожалею, но я ничего не записывала, это были редкие задушевные беседы, я не расспрашивала , когда ей что то по случаю вспоминалось , она рассказывала.
Ее свекр еще до революции был известным инженером и купил 4 комнатную квартиру на 2 ( барском) этаже в доме, который практически стоит в Камском саду ( питерцы знают), но числится по 14 линии Васильевского острова.
Свекр после революции продолжил работать инженером, один ребенок в гражданскую умер от испанки, второй сын вырос и тоже стал инженером, он встретил Марфу Никитичну, она училась на врача, после того, как она закончила институт , мужа отправили поднимать Магнитку, она поехала с ним, за год до войны у них родился сын, свекр начал болеть и родители попросили их вернуться в Ленинград, они добились перевода и вернулись в Ленинград в апреле 1941.
Все продолжали жить в той самой квартире.
Муж пошел ведущим инженером на оборонный завод, она участковым врачом в поликлинику.
Свекровь никогда в жизни не работала, свекр вышел на пенсию, так как болел.
Это важно, так как в семье в блокаду было 3 иждивенческих карточки.
Но, как говорила Марфа Никитична, им очень повезло с домом, это дало возможность выжить.
Для не питерцев, дом очень близко со Смоленским кладбищем, практически под домом речка Смоленка, на другом берегу лютеранское Смоленское кладбище, дом стоит в большом сквере.
Чем все это помогло, немцы не бомбили и не обстреливали свое кладбище, когда они это поняли, они практически не ходили в бомбоубежище ( это очень берегло силы), всегда было легко принести воду, особенно зимой, воды в кранах в войну не было.
Сквер был под окнами и не надо было далеко ходить сажать, поливать и ухаживать за грядками ( весной все стали сажать грядки), 2 этаж - легче подниматься и спускаться, на кладбище росли деревья и кусты и можно было собирать валежник и не далеко нести, в квартире была печь голландка и камин.
Минус очень высокие потолки, большая кубатура, сложно прогреть комнату, большие окна, потеря тепла. Вдумайтесь, от каких казалось бы мелочей зависела жизнь.
Мужа в конце зимы 42 принесли с работы опухшего - умирать.
Но еще одно блокадное везение, так как терапевтов не хватало, они помимо своей работы еще дежурили в госпиталях.
Военных и раненых кормили чуть лучше и во время дежурства врачи ели больничную еду.
Она стала брать больше дежурств, а хлеб по карточкам отдавала семье.
Естественно вся семья жила в одной комнате, однажды она вернулась домой , а в одной кровати лежит ее муж, который уже уходил и сидел ее 3 летний сын.
Но в этот день ей в госпитале дали суп с тушенкой несколько порций, так как в этот день умерло много раненых, а на день готовят по вчерашнему составу.
Она разогрела суп и отпаивала несколько дней только мужа, а рядом сидел голодный ребенок.
Мужа она выходила и через месяц он вышел на работу , на завод.
На огороде она еще растила лекарственные травы и собирала их на кладбище, так как лекарств не хватало, а надо было лечить больных на участке.
Вдумайтесь, всю блокаду в Ленинграде работали участковые терапевты и педиаторы , они ходили по участкам, так как в поликлинику многие не могли дойти.
В городе работали женские консультации и родильные дома.
В этом аду женщины рожали!!!
Про партийцев и руководство города говорила только хорошее, в городе была организована даже вакцинация.
В городе не допустили эпидемий.
Но так как она ходила по квартирам , она видела разное.
Были люди, которые занимались спекуляцией и скупкой ценностей. некоторые не голодали.
Она выхаживала одну женщину с диабетом, там дом был полон всего, но когда у нее умирал муж, она попросила немного еды, ей предложили продать за хлеб старинные фолианты.
После снятия блокады врачей повезли на своеобразную экскурсию на позиции немецкой дальнобойной артиллерии , она даже по прошествии времени рассказывала об этом с содроганием, пушки там стояли на постоянную наводку по секторам и висело расписание обстрела. С 6.15 до 7.15 - работа, с 7.15 до 8.00 - завтрак и так далее.
И показали их склады с питанием, вот там было все, в том числе консервированные персики и ананасы. Они расстреливали город и его жителей по расписанию, для них это была рутинная работа.
В первые 10 лет после войны свекр, свекровь и муж ушли один за одним, блокада подорвала их здоровье и сократила их жизнь.
Сын стал инженером и умер молодым, чуть за 40, блокадное детство сказалось.
Она стала главным врачом поликлиники , в той куда она пришла перед войной, проработала там всю жизнь, всю жизнь прожила в этой квартире.
И каждый день ходила на могилы близких на Смоленское кладбище и в церковь, которую помогала строить Ксения Петербуржская, по этому я ее там и встретила.
Когда ей должно было исполниться 100 лет, я написала Питерскому губернатору и президенту ( тогда Медведев).
Как вы думаете много в городе осталось блокадников , которые работали с первого до последнего дня?
Я думаю, что нет.
Как бы я не относилась к Лужкову, но он всегда приезжал лично поздравлять 100 летних юбиляров, говорят , что Собянин продолжает эту традицию, про Лужкова видела сама, когда у двоюродной бабушки подруги был 100 летний юбилей, ей Управа оплатила ресторан и Лужков приехал с цветами и подарком, кстати тоже была врач.
В день юбилея приехал какой то юноша вручил жиденький букет и тостер от Медведева и Полтавченко. Правда я написала в ее поликлинику, от туда пришли чуть ли не полным составом и руководитель медицины города вместе с ними, они думали, что она давно умерла.
Очень хорошо со стихами, песнями и стенгазетой ее поздравляли, она была счастлива.
Вы думаете ей нужны были поздравления чинов, конечно нет, я полагала, что это нужно им.
А мама и бабушка моего мужа жили до войны в Стрельне, в середине 41 она была захвачена немцами, они бежали в Ленинград.
У них не было запасов, зимней одежды, они жили в комнате которую им выделили , очень далеко от реки и на последнем 5 этаже.
Все это резко сокращало их шансы на жизнь.
Как то сумбурно получилось.
Но я всегда думаю - смогли бы мы так, смогли бы так наши дети.
В принципе я привела пример двух очень счастливых семей, у Марфы Никитичны в войну никто не умер и не погиб, в семье моего мужа, успели почти мертвых бабушку и маму вывезти из блокады, дед и два дяди , с тяжелыми ранениями , но вернулись с фронта, правда дяди продолжили служить офицерами.
Но что пережили эти люди, нам даже не дано этого понять.
Я горжусь Советским Союзом и нашими дедушками, бабушками и родителями.
Вечная им память и вечная память их подвигу.
|
