|
Путешествие из Москвы в Петербург
...Подле меня в карете сидел англичанин, человек лет 36. Я обратился к нему с вопросом: что может быть несчастнее русского крестьянина?
Англичанин. Английский крестьянин.
Я. Как? Свободный англичанин, по вашему мнению, несчастнее русского раба?
Он. Что такое свобода?
Я. Свобода есть возможность поступать по своей воле.
Он. Следственно, свободы нет нигде, ибо везде есть или законы, или естественные препятствия. На английского крестьянина давит лендлорд, у которого он арендует землю, банк, которому он должен деньги, сборщики податей, акцизные, предписания разных чиновников, скупщики его товаров, нехватка земли, несправедливые законы.
Я. Так, но разница покоряться предписанным нами самими законам или повиноваться чужой воле.
Он. Ваша правда. Но разве народ английский участвует в законодательстве? разве власть не в руках малого числа? разве требования народа могут быть исполнены его поверенными?
Я. В чем вы полагаете народное благополучие?
Он. В умеренности и соразмерности податей.
Я. Как?
Он. Вообще повинности в России не очень тягостны для народа. Подушная платится миром. Оброк не разорителен (кроме в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности умножает корыстолюбие владельцев). Во всей России помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своему крестьянину доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу. Многие русские крестьяне гораздо богаче своих помещиков, ворочают большими или даже громадными деньгами, имеют огромные состояния, владеют заводами и мануфактурами, роскошными домами и усадьбами, ездят с делами по всей России и никто не чинит им в этом никаких препятствий. И это называете вы рабством? Я не знаю во всей Европе народа, которому было бы дано более простору действовать.
Да ведь и помещичьих крестьян в России — менее половины. Учтите и иное — русский крестьянин живёт не только землепашеством, скотоводством и отхожими промыслами, есть ещё охота, рыболовство, бортничество, грибы и ягоды лесами, всего этого в России в изобилии. В Англии этого нет.
Я. Но злоупотребления...
Он. Злоупотреблений везде много. Прочтите жалобы английских фабричных работников — волоса встанут дыбом. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой — какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет об сукнах г на Шмидта или об иголках г–на Томпсона. В России нет ничего подобного.
Я. Вы не читали наших уголовных дел.
Он. Уголовные дела везде ужасны; я говорю вам о том, что в Англии происходит в строгих пределах закона, не о злоупотреблениях, не о преступлениях. Кажется, нет в мире несчастнее английского работника — что хуже его жребия? но посмотрите, что делается у нас при изобретении новой машины, вдруг избавляющей от каторжной работы тысяч пять или десять народу и лишающей их последнего средства к пропитанию?..
Я. Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. Его опрятность, смышленость и свобода.
Я. Как это?
Он. Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое утро, сверх того несколько раз в день моет себе руки. О его смышлености говорить нечего. Путешественники ездят из края в край по России, не зная ни одного слова вашего языка, и везде их понимают, исполняют их требования, заключают условия; никогда не встречал я между ими ни то, что соседи наши называют un badoud, никогда не замечал в них ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. Переимчивость их всем известна; проворство и ловкость удивительны...
Я. Справедливо; но свобода? Неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?
Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! Есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?
Я. Не удалось.
Он. Так вы не видали всех оттенков подлости, отличающих у нас один класс от другого. Вы не видали раболепного maintien Нижней палаты парламента перед Верхней; джентльменства перед аристократией; купечества перед джентльменством; бедности перед богатством; повиновения перед властию... А нравы наши, a conversation criminal, а продажные голоса, а уловки министерства, а повальное мздоимство и казнокрадство английских чиновников на каждом шагу, а тиранство наше с Индиею, Ирландиею, а отношения наши со всеми другими народами?!..
© Пушкин
|
