| Ветеран |
 |
Регистрация: 01.11.2019
Сообщения: 15271
Благодарил (а):
230 раз.
Поблагодарили:
164 раз.
|
З октября 1997-го следователи Генеральной прокуратуры предприняли попытку допросить Анатолия Собчака, проходящего свидетелем по делу о коррупции в органах власти Санкт-Петербурга. Как известно, Генеральная прокуратура проверяла законность получения квартир некоторыми высокопоставленными руководителями города и их близкими. Среди этих «некоторых» был и сам Собчак. Допрос, однако, не состоялся – бывший мэр был госпитализирован...
По утверждению следователей, экс-мэру было направлено более десятка повесток с предложением явиться на допрос – косвенно это подтвердила и Людмила Нарусова, заявившая, что ни за одну из них они не расписывались, но давать показания он явно не хотел. Третьего октября его все-таки доставили в прокуратуру, но одновременно с Собчаком туда приехала и Нарусова. По ее словам, Анатолий Александрович еще с утра жаловался на боли в сердце и нуждался в экстренной медицинской помощи. Нарусова настояла на вызове «скорой», которая по просьбе супругов отвезла Собчака в 122-ю медсанчасть, – уместно напомнить, что в бытность Анатолия Собчака мэром эта медсанчасть получила под поручительство города многомиллионный кредит, возвращать который, похоже, и не собиралась. Именно здесь знаменитому пациенту был поставлен диагноз «нестабильная стенокардия» – примерно неделю спустя главный кардиохирург Петербурга, начальник Военно-медицинской Академии Юрий Шевченко (впоследствии министр здравоохранения России) заявил, что это вовсе не стенокардия, а инфаркт, но при этом назначенное лечение признал совершенно правильным. Тяжелое состояние экс-мэра, естественно, не позволяло ему беседовать со следователями, но не препятствовало ни встречам с журналистами, ни работе над статьями для различных российских газет.
Третьего ноября госпожа Нарусова порадовала слушателей радиостанции «Эхо Москвы» сообщением о том, что состояние Анатолия Собчака стабилизировалось, и он благополучно перенес переезд в клинику сердечно-сосудистой хирургии Военно-медицинской академии. А уже 7 ноября экс-мэр доказал, что способен «благополучно перенести» куда более дальние путешествия... По словам Шевченко, 6-го вечером Собчак уведомил его, что намерен покинуть клинику и продолжить лечение в американском госпитале в Париже. Пациент был выписан под расписку жены. Утром 7-го Нарусова и Собчак вместе приехали аэропорт «Пулково-2» на арендованной санитарной машине. Анатолий Александрович таможню не проходил – «скорая» выехала прямо на взлетную полосу, где уже ждал прибывший спецрейсом из Хельсинки частный санитарный самолет. Перелет в Париж обошелся в 30 тысяч долларов.
Журналисты кинулись в американский госпиталь, но там заявили, что Анатолий Собчак к ним не обращался. Позднее это подтвердила и Нарусова, но сказать, где же все-таки лечат ее мужа, категорически отказалась. Уже 10 ноября она сообщила, что Собчаку сделана операция, «в которой он нуждался», что он почувствовал себя значительно лучше и даже стал задумываться о возвращении в большую политику.
К сожалению, Нарусовой никто не объяснил, что коронография, которую вроде бы сделали экс-мэру, – это не лечебная, а диагностическая операция, поэтому «значительно лучше» от нее стать не может. А в одной из газет промелькнуло сообщение о том, что пограничники в Пулково, ожидавшие, что из «скорой» Собчака вынесут на носилках, были приятно удивлены его бодрой походкой... Все это заставляет усомниться в правильности диагноза, поставленного специалистами ВМА, тем более, что Юрий Шевченко – не только главный кардиохирург, но и большой друг семьи экс-мэра. В 1995-м, во время выборов депутатов Госдумы, он снял свою кандидатуру из списка «Нашего дома», уступив мандат Людмиле Нарусовой. Кроме того, по мнению следователей, Шевченко сам замешан в «большом квартирном скандале»...
О том, что французские врачи подтвердили поставленный в Питере диагноз, известно только со слов Людмилы Борисовны, а дополнительная экспертиза состояния здоровья Собчака, назначения которой добивался экс-министр внутренних дел Анатолий Куликов, не состоялась в связи со спешным отъездом больного за пределы России...
Я, конечто, вернусь?
Следующие полтора года Собчак провел в Париже – читал лекции о России французским студентам, писал мемуары и иногда пересылал в редакции питерских газет свои заметки. Периодически возникали слухи о том, что он вот-вот вернется – то ли как только закончит очередной семестр, то ли как только сменится руководство Генпрокуратуры и расформируют следственную группу по его делу... В конце концов этим слухам практически перестали верить, но многие полагали, что ближе к осени 1999 года (то бишь, к выборам в Думу) Собчак действительно может вернуться. Это ощущение укрепилось, когда бывший подчиненный Собчака Владимир Путин в июле 1998 года стал директором ФСБ, а затем и секретарем Совета безопасности, и перешло почти в уверенность, когда хорошо знакомый с Собчаком и занимавший в его бытность мэром пост начальника питерской госбезопасности Сергей Степашин стал премьер-министром.
И Собчак действительно вернулся – 12 июля 1999 года состоялось его эффектное «второе пришествие» на берега Невы (первое случилось в 1955 году, когда родившийся в далекой Чите Анатолий Собчак поступил на юридический факультет Ленинградского университета). Поскольку возвращение Анатолия Александровича пришлось на время полного политического затишья, данное событие заняло первые полосы не только городских, но и некоторых российских газет.
Бывший мэр был осыпан цветами и улыбками, ослеплен вспышками фотокамер и окружен толпой заботливых поклонников, после чего процитировал Мандельштама, заявив, что «вернулся в свой город, знакомый до слез», а затем добавил: «Я приехал навсегда!». Дальше последовала череда пресс-конференций и политических заявлений. Начиная с утверждения о фальсификации губернаторских выборов-96 и удивления тем, что после 17 августа 1998 года не были арестованы те, кто виновен в дефолте, и заканчивая намерением баллотироваться в Думу от «Правого дела» и сравнением самого себя с академиком Сахаровым, который тоже был гоним властями за свои убеждения.
Видимо, жалея бывшего мэра, питерские и московские журналисты постарались уберечь его от неприятных вопросов, на которые Собчаку было бы ответить чрезвычайно трудно. Можно было бы спросить, помнит ли Анатолий Александрович, как для обеспечения его победы в городской прессе и на телевидении была установлена жесточайшая политическая цензура. Вряд ли Собчаку удалось бы ответить на вопрос о том, почему он, гневаясь на организаторов дефолта 17 августа, собирался баллотироваться в депутаты именно от того блока (впоследствии названного СПС), который они возглавляют. Что же касается сравнения с академиком Сахаровым, которого, в отличие от профессора Собчака, действительно преследовали за его политические убеждения, бывшему мэру вполне могли бы напомнить, что, узнав об окончании горьковской ссылки, Андрей Дмитриевич начал с просьбы к Михаилу Горбачеву об освобождении правозащитника Анатолия Марченко, а Анатолий Александрович, вернувшись на родную землю, начал с назойливой саморекламы...
Сегодня, впрочем, очевидно, что возвращение Собчака в большую политику не состоится уже никогда. Даже если бы он победил на декабрьских выборах в Государственную Думу. Дважды в одну и ту же реку войти нельзя – у нынешних парламентариев нет многомиллионной аудитории, и от них ждут не ярких выступлений, а вполне конкретных законов. В Думе Собчаку была бы уготована роль «заднескамеечника», которому лишь изредка (и то при большом везении) удается попасть в объективы телекамер... впрочем, ему не дали сыграть и ее. Выборы по одномандатному округу Анатолий Александрович проиграл – кстати, также, как и его коллеги по МДГ Юрий Болдырев, Аркадий Мурашев, Геннадий Бурбулис и Тельман Гдлян. Пришли иные времена, и эти времена требуют новых героев...
Говорят, история не знает сослагательного наклонения – бессмысленно рассуждать о том, что бы случилось, если бы в 1991-м мэром Ленинграда стал другой человек, потому что тот другой, которого мы могли бы тогда избрать, был бы очень похож на Анатолия Собчака. Политика была внове, и мы сотворили себе кумиров, ожидая, что они научат нас жить.
Что же, мы получили то, что хотели. В конце концов, демократия – это выбор не лучших, а себе подобных.
Послесловие автора – январь 2002 года
Эта статья была опубликована в «НГ» за десять дней до внезапной кончины первого и последнего петербургского мэра, случившейся 20 февраля 2000 года.
И чем дальше отодвигается в прошлое жизнь и судьба Анатолия Собчака – тем чаще звучат касающиеся его утверждения, не имеющие ничего общего с реальностью, но подаваемые в качестве непреложных истин.
Говорят, что Собчак вернул Ленинграду его историческое имя Санкт-Петербург.
Говорят, что Собчак сыграл решающую роль в сопротивлении путчу в августе 1991 года и не допустил в Петербурге осенью 1993 года повторения трагических московских событий.
Говорят, что Собчак всегда заботился о ветеранах и блокадниках и ввел в городе бесплатный проезд для пенсионеров на общественном транспорте.
Говорят, что Собчак был последовательным антикоммунистом и выступал за запрет для бывшей номенклатуры КПСС занимать ответственные должности в органах власти.
Говорят, наконец (эта версия после кончины Анатолия Александровича повторяется его сторонниками с навязчивым упорством), что его смерть стала результатом травли, которой он подвергался в последние годы.
Все это, однако, плохо согласуется с фактами.
Если говорить о переименовании Ленинграда в Петербург, то осенью 1990 года и весной 1991 года Анатолий Собчак неоднократно заявлял, что это – оскорбление памяти блокадников, и потому недопустимо. К тому же, говорил Собчак, это требует огромных расходов на изготовление новых вывесок, штампов, печатей, официальных бланков, справочников и т.д., и т.п.
Решение о проведении в Ленинграде 12 июня 1991 года опроса горожан – о возвращении городу его исторического имени – принимала в апреле 1991 года сессия Ленсовета. Проект решения внес вовсе не Собчак, а депутат Виталий Скойбеда (а еще раньше обсудить вопрос о переименовании требовала большая группа депутатов – Юрий Гладков, Виктор Смирнов, Алексей Ковалев, Сергей Егоров, Павел Цыпленков, Александр Шишлов, Михаил Амосов, Владимир Жаров и Михаил Бегак и многие другие). Анатолий Александрович в обсуждении практически никакого участия не принимал.
После того как во время опроса большинство его участников высказались «за» переименование, в сентябре 1991 года группа депутатов во главе с председателем Ленсовета Александром Беляевым отправилась в Москву на заседание Президиума Верховного Совета России, чтобы настоять на принятии решения о переименовании Ленинграда в Петербург. 6 сентября это решение было принято. Анатолий Собчак в этом никакого участия не принимал.
Если говорить о событиях августа 1991 года, то здесь все куда сложнее. Сотни тысяч людей видели на телеэкране, как Анатолий Собчак выступает по городскому телевидению с призывами к борьбе с ГКЧП, и видели (не только на телеэкране, но и воочию), как Собчак произносит пламенную речь на митинге 20 августа на Дворцовой площади. И искренне верили, что именно мэр спас город от путчистов.
Между тем 19 августа Собчак прилетел в город уже после начала чрезвычайной сессии Ленсовета. Еще утром собрался президиум Ленсовета, который постановил не признавать ГКЧП, созвать днем 19-го чрезвычайную сессию Ленсовета и создать штаб обороны, куда вошли Александр Щелканов, Александр Беляев, Александр Трубин, Марина Салье и другие депутаты, а также вице-мэр Вячеслав Щербаков.
Именно они, а также Сергей Егоров, Юрий Нестеров, Игорь Артемьев и другие, впоследствии оппозиционные к Собчаку политики, удержали генералов от ввода войск в город, организовали митинг на Дворцовой, пробились в телеэфир и призвали горожан на защиту Мариинского дворца, где находился Ленсовет.
Что касается Собчака, то в решающую ночь с 20 на 21 августа, когда все ждали штурма Мариинского дворца, вооруженные ОМОНовцы вывели его через задний ход и спешно вывезли в бункер Кировского завода. Вернулся мэр только утром, когда стало ясно, что путч провалился.
Если говорить о событиях осени 1993 года, то вплоть до «черных дней» 3–4 октября Собчак, как известно, выжидал, чем закончится противостояние в Москве, и вел себя крайне осторожно. Тем временем именно депутаты Ленсовета не дали спровоцировать себя на силовые столкновения и не допустили в Петербурге повторения трагических московских событий. А ключевую роль в этом сыграли Вячеслав Щербаков и начальник ГУВД генерал Аркадий Крамарев. Впоследствии оба они будут Собчаком уволены...
Если говорить о бесплатном проезде для пенсионеров на городском транспорте и заботе о ветеранах и блокадниках – заметим, что бесплатный проезд вводился решением сессии Ленсовета, а не распоряжением мэра. Что же касается заботы о ветеранах – как расценивать заявления Анатолия Собчака о том, что Петербург должен быть городом для богатых? Как быть с его призывами к сокращению перечня горожан, имеющих право на «льготные» лекарства и жалобами на то, что ветераны-де по бесплатным рецептам требуют в аптеках презервативы? Как быть с тем, что Собчак регулярно накладывал вето на законы, увеличивающие расходы на социальные программы и закупки лекарств?
Если говорить об «антикоммунизме» Собчака, то как быть с тем фактом, что в августе 1991 года Собчак выступил категорически против решения президиума горсовета об опечатывании Смольного и заявил, что выполнять его все равно не будет? Как быть с тем фактом, что на ключевых должностях в мэрии работали недавние функционеры КПСС и сотрудники КГБ, а идею запрета на профессии для бывшей партноменклатуры Собчак объявил «охотой на ведьм»? Как быть с тем фактом, что, когда летом 1990 года на сессию Ленсовета принесли нынешний российский флаг, Анатолий Александрович потребовал «убрать с балкона эту тряпку»?
И наконец, о «травле». Да, Анатолия Собчака многие (в том числе и автор статьи) жестко критиковали в прессе. Но это – удел любого политика, живущего, как говорят, «в стеклянном доме». И нельзя назвать иначе, как лицемерием, разговоры о «травле» Собчака, звучащие из уст таких политиков, как Анатолий Чубайс, которые почему-то не возмущаются куда более жесткой и куда менее аргументированной критикой, постоянно звучащей в адрес, скажем, Григория Явлинского или Геннадия Зюганова. К тому же, если проанализировать публикации, посвященные Собчаку даже после его отставки, – среди них куда больше благожелательных, чем критических. А пока Анатолий Александрович был мэром, освещение его деятельности в городских СМИ было весьма комплиментарным. К тому же не секрет, что сам Собчак, мягко говоря, не отличался терпимостью и великодушием, и никогда никого из оппонентов не щадил и не жалел для них острого (а порой – и оскорбительного) словца. Так надо ли удивляться, что, когда предоставлялась возможность, оппоненты отвечали Собчаку тем же?
Сегодня часто говорят, что все обвинения в адрес Собчака (которыми его преследовали) были надуманы и вообще явились следствием некоего «заказа». Но как быть с многочисленными и подтвержденными документами примерами того, что действия Собчака привели к значительным потерям для городского бюджета? Как быть с многочисленными фактами раздачи квартир «своим людям», выделения им бюджетных средств и недвижимости города? Как быть с тем фактом, что состояние городских финансов в конце правления Собчака специалисты квалифицируют не иначе, как предынфарктное, поскольку город был на грани банкротства?
Сегодня сторонники Собчака говорят, что серьезность сердечного заболевания Анатолия Александровича времен осени 1997 года трагически подтвердилась вопреки сомнениям скептиков, заявлявших тогда, что причины срочной эвакуации в Париж бывшего петербургского мэра носили не столько медицинский, сколько политический характер. Но все не так просто, как может показаться.
Да, возможно, состояние Собчака в октябре 1997 года было настолько серьезно, что (как заявил врач Н. Семиголовский, лечивший его тогда) какая-либо политическая деятельность Анатолию Александровичу была в дальнейшем категорически противопоказана, поскольку любое потрясение могло стать фатальным. Возможно, многие политики и журналисты (в том числе и автор), скептически относившиеся тогда к истории с госпитализацией экс-мэра, должны принести извинения за свой скепсис. Но если это так – не может не возникнуть естественный вопрос: как, зная об этом, Людмила Нарусова с ее заслуживающим уважения стремлением оградить мужа от любых неприятностей допустила, чтобы Собчак принял участие в выборах Думы осенью 1999 года? Могла ли она не понимать, что в адрес Собчака во время кампании будут раздаваться не только комплименты, но и весьма резкие выражения? Могло ли быть так, что от нее скрыли степень серьезности заболевания? И как относиться к словам самого Анатолия Александровича: «Курс лечения завершен полностью. За последние месяцы забыл, что такое сердце. Нахожусь в хорошей форме» (питерская газета «Смена», 13 июля 1999 года)?
Известно, что Анатолия Собчака всегда представляли как последовательного демократа и неукоснительного блюстителя Закона. Но как быть с тем фактом, что Собчак всегда выступал за авторитарную власть и «развязывание рук» исполнительной власти, а целесообразность считал куда важнее законности? Как быть с тем, что Собчак поддержал указ Ельцина о разгоне парламента? Как быть с тем, что Собчак стремился к установлению в городе системы своей единоличной и бесконтрольной власти? Как быть с тем, что Собчак называл депутатов «шушерой» и «вредителями»? Как быть с тем, что Собчак добился разгона городского Совета? Как быть с тем, что Собчак противодействовал восстановлению местного самоуправления в Петербурге? Как быть с тем, что Собчак создал систему, при которой основные городские СМИ находились под жестким контролем со стороны мэрии, и обнародовать критические по отношению к мэру материалы было почти невозможно? Как быть с тем фактом, что Собчак, которого принято было считать крупнейшим юристом и знатоком права, раз за разом издавал распоряжения, впоследствии отменявшиеся как незаконные, и проиграл все (!) судебные процессы, в которых пытался оспорить отмену своих решений? В том числе – процесс о незаконном отстранении вице-мэра Вячеслава Щербакова, избранного с ним в «связке» летом 1991 года?
...Каждый раз, когда из первого мэра Петербурга делают икону – взывая ли к его светлой памяти, объявляя ли себя его преданным учеником и последователем, прославляя ли всех, кто работал в его правительстве, клянясь ли в верности его делу, перечисляя ли его заслуги, открывая ли мемориальные доски – хочется спросить: вы преклоняетесь перед покойным Собчаком или перед живым Путиным?
И все же – отдадим должное Анатолию Собчаку, выдающемуся политику и талантливому человеку. В отличие от многих политиков, которые вскоре будут забыты, Собчак – останется. Но пусть он останется в нашей памяти таким, каким он был на самом деле – со всеми своими достоинствами и недостатками.
https://www.yabloko.ru/Publ/Bo ... .html
|
|
