Укромультики, для тех кто читает .

На рассвете 7-го марта 1809 г. сладкий сон жителей шведской столицы был прерван ужасным известием: "Русские казаки у ворот!" Не только для стокгольмских обывателей, но и для королевского двора Швеции это было подобно грому среди ясного неба. Все конечно же знали, что вот уже год их королевство находится в состоянии войны с извечным восточным соперником - Российской империей; но война была где-то далеко, вяло выплескиваясь боями местного значения на заболоченных лесистых равнинах Финляндии… Так откуда же взялись под стенами Стокгольма русские разъезды, почему в опасной близости от резиденции династии Ваза загрохотала русская полевая артиллерия, почему, сметая с поля боя застигнутых врасплох шведских солдат, покатилось к Стокгольму с валом серых шинелей и стальной щетиной трехгранных штыков победное русское "ура"? Ведь Ботнический залив, отделяющий Шведское побережье от России, надежно скован льдом, и русские корабли физически не могли пройти сквозь него и высадить десант! Паника охватила шведскую столицу с быстротой пожара. Жители в страшной суете паковали самое ценное и покидали город, городская милиция (не выступавшая в поход со времен Карла XII) спешно становилась под ружье и готовилась к обороне. В довершение ко всему в придворной среде стремительно созрел заговор и допустивший врага к столице Швеции король Густав IV был низложен. Пришедший к власти старый вояка герцог Зюнгерманландский (Карл XIII) трезво оценил шансы удержать столицу как "стремящиеся к нулю" и поспешил прислать к русскому командующему Барклаю де Толли парламентеров с просьбой о перемирии. Мирный договор, подписанный между Россией и Швецией в 1809 г., принес нашей стране всю Финляндию и стратегически важные Аландские острова.
Так откуда же так внезапно появились у ворот Стокгольма русские войска, круто изменившие ход войны в нашу пользу? "Переход по льду удался блистательно и по справедливости может считаться одной из славнейших страниц нашей военной истории", - писал об этой блистательной операции известный историк Русской армии А. А. Керсновский. Над ледяной равниной замерзшего Ботнического залива ярко блеснули имена будущих героев Отечественной войны 1812 г. Михаила Барклая де Толли, Петра Багратиона, названия полков, прославившихся потом на Бородинском поле и при Березине - то были грозные зарницы русской славы Двенадцатого года…
Последняя Русско-шведская война, поставившая заключительную точку в давнем споре двух держав за главенство на Балтике (открытом еще двумя гигантами XVIII в. - Петром Великим и Карлом XII) началась 16 марта 1808 г. Тильзитский мир 1807 г. с Наполеоном, довольно унизительный, но совершенно необходимый России, на время оградил нашу страну от угрозы с Запада. В то же время сил армии, изрядно поредевшей при Аустерлице и Фридланде, но испытанной в боях, как раз хватало для решения территориальных споров с заносчивым северным соседом - Швецией. Император Александр I, внешняя политика которого была метко охарактеризована французским дипломатом (соратником Наполеона) Талейраном как "атакующий стиль", не желал упускать такой возможности. 26-тысячная русская армия вступила на территорию Финляндии, принадлежавшей в те годы шведской короне; поначалу дела на театре войны шли превосходно. Уже через два дня столица этой области Гельсингфорс (Хельсинки) открыла ворота победоносным русским войскам, а вскоре финский сейм (палата представителей) обратился к императору Александру с прошением о российском подданстве. Блокированные в морской крепости Свеаборг (главном опорном пункте шведов в Финляндии) совместными силами Русской армии и Балтийского флота, шведские войска после месячной осады выбросили белый флаг, сдав победителям 2033 ствола крепостной и морской артиллерии и несколько боевых кораблей. Говорили, победа не обошлась без перехода на нашу сторону ряда офицеров свеаборгского гарнизона - финнов по происхождению.
Однако на этом наши успехи в Финляндии закончились. Помимо "русской" партии среди влиятельных людей этой страны существовала и сильная "шведская" (о националистах в Финляндии тогда еще и не слыхивали!). Ее сторонники смогли развернуть в тылу углубившихся на финскую территорию русских войск партизанскую войну, создав отчаянные и крайне мобильные отряды "шюцкора" (добровольцев), особенно затруднявшие нашим снабжение и связь. Русское наступление, естественно, сбавило темп, и это дало шведам возможность подтянуть на театр военных действий 19-ти тысячную армию. В безрезультатных полевых сражениях и отражении партизанских рейдов прошли для русской армии летняя и осенняя кампании 1808 г. Зима, крайне суровая в этих местах, отличающихся высокой влажностью и трескучими морозами, развела противоборствующие стороны по зимним квартирам.
Император Александр заметно нервничал: война грозила опасно затянуться, а на западных границах России все отчетливее вырисовывался грозный призрак наполеоновского нашествия - хитрая дипломатия "царя-византийца" (выражение Наполеона) не исключала этой угрозы, а лишь временно отдаляла ее. В этих условиях в воображении императора (не военного по складу характера, но блестящего стратега!) созрел дерзостный по своему новаторству замысел. От места дислокации главных сил Русской армии (в южной Финляндии) до побережья собственно Швеции простиралось водное пространство Ботнического залива (с Аландскими островами примерно на пол-пути). Зимой 1808-1809 гг. они были полностью покрыты толстым панцирем льда - об этом не раз докладывали разведчики русского флота, просчитывавшие возможность действий Балтийской эскадры против Стокгольма. Лед делал эти морские пути временно проходимыми для самых обыкновенных полевых войск, и император решил поручить провести планировавшуюся акцию против столицы неприятеля не силами флота с открытием навигации, а немедленно, задействовав для похода через Ботнический залив пехотные полки, полевую артиллерию, казаков и гусар. Главнокомандующий русской действующей армии генерал Кнорринг, "сугубый рутинер" по признаниям современников, отнесся к "безумной затее" без особого энтузиазма: "Помилуйте, Государь, батальоны не фрегаты, а казаки не шебеки (легкие разведывательные судна), чтобы ходить по заливам!" И тогда непосредственное планирование операции было поручено генералу Барклаю де Толли, шотландцу смолоду на русской службе, который, как истинный военный российской школы полагал, что невыполнимых приказов не существует. Еще великий Суворов говорил, что для русского солдата нет непреодолимых преград - а многие из тех, кому предстояло повести полки и батальоны "по морю, аки по суху" служили некогда под знаменами генералиссимуса…
План Барклая предполагал стремительное выдвижение войск прямо с зимних квартир и марш тремя колоннами по льду Ботнического залива с первоначальной целью захвата Аландских островов и последующей задачей - броском на Стокгольм. Шведская разведка, несомненно, заметит массовое движение русских войск, не ее гонцы будут добираться до своих традиционно - по суше, и дадут изрядного крюка; тех же, кто попытается проскочить по льду залива, легко настигнут на открытом пространстве стремительные казаки - наездники, не чета медлительным скандинавам. Словом, главным русским оружием в предстоящем сражении за победу должна была стать внезапность!
Трудами Барклая (превосходного военного администратора) войска были тщательно подготовлены к маршу по ледяному пространству, пронизываемому морозным ветром. Солдаты получили под шинели овчинные безрукавки-душегреи, были сделаны изрядные запасы "полярного" продовольствия - сухарей, сала и водки (на морозе не замерзают!). Лошади были кованы специальными подковами с шипами, а на колеса орудий и зарядных ящиков нанесены специальные насечки, чтобы они не скользили на льду. Повозок в поход не брали - каждый боец нес на себе недельный запас продовольствия, надеясь на том берегу "разговеться" за счет шведских погребов.
В ночь на 1-е марта русские войска в южной Финляндии были подняты по "генеральной" тревоге. Покидая тепло финских деревень, солдаты недоумевали: к чему такие приготовления, куда их ведут? Только вступив на лед залива, офицеры раскрыли цель похода (всякий солдат должен понимать свой маневр, говаривал великий Суворов): "По мерзлой воде пойдем, братцы! Стокгольм добывать!" Впереди было почти 250 километров ледяной пустыни - только небо над головой, холод и неизвестность. Страшась идти на лед, новобранцы (здоровенные деревенские увальни, еще не отесанные государевой службой) плакали - суровые дядьки-унтера лечили их от страха отеческой зуботычиной, но сами тихонько крестились втайне от солдат: "Спаси и сохрани на водах!". Три русские колонны - северная (5 тыс. чел., 8 орудий), центральная (10 тыс. чел., 12 орудий) и южная (15 тыс. чел., 18 орудий) - уходили навстречу изменчивой военной судьбе. Их вели три совершенно разных человека - генерал Шувалов, коренной русский дворянин старого рода, командующий экспедиционным корпусом Барклай де Толли, педантичный иностранец на русской службе, и князь Багратион, пламенный грузин, ученик Суворова. Их объединяла и вела навстречу опасности общая присяга России, общая русская офицерская честь, общая судьба - командиры, как никто другой отчетливо понимали: в случае поражения обратного билета не будет ни у кого!
В сумерках поднялась лютая метель; войска расположились бивуакировать прямо на льду (колонне Барклая попался скалистый необитаемый островок Вальсгорн). Приказ был суров: "Костров не раскладывать, шалашей не ставить, часовым глядеть в оба: шведы начеку". Солдатам выдали по чарке водки, но она не могла одолеть лютого холода. Участник похода вспоминает, что солдаты подступили к Барклаю с вопросом: "Как же греться, ежели костров нельзя?" "Можете прыгать!"- отвечал невозмутимый шотландец, сам деливший с подчиненными все тяготы похода. Кавалериста греет во сне верный товарищ-конь; у пехотинцев только один шанс выжить - теснее прижаться друг к другу, согреваясь братским теплом всего взвода. Впереди было еще пять таких ледяных ночевок!
На Аландские острова, вспомогательную базу шведского флота, колонна Багратиона навалилась со всей яростью озябших людей, рвавшихся в тепло. Шведские моряки, спокойно тянувшие службу на вмерзших в лед до весны кораблях и удаленной от войны крепости, глазам не поверили, когда по ним с залива ударила русская полевая артиллерия. Дело решила штыковая атака Севского и Новгородского пехотных полков. Сопротивление было недолгим: потери составили не более 100 человек убитыми и ранеными с обеих сторон. Зато пленных было в избытке - 3 тысячи человек; пытавшихся убегать шведов с хохотом ловили на льду казаки и гусары-александрийцы. В Стокгольм с вестью о падении Аланд не прорвался ни один человек…
Перед вступлением на шведский берег все три русские колонны объединились под командой Барклая. Полковые священники служили молебен в мартовской рассветной мгле: солдатам разрешили не обнажать головы (озябли, бедолаги!) и они истово крестились прямо в киверах. На твердой земле русские воины воспряли духом - словно и не было недельного ледяного перехода. Они рвались в бой как бешеные - для окоченевших донельзя людей это было не только сражение за победу, но и за тепло в шведских домах, а значит - за жизнь! С 7 до 13 марта было пять больших и малых сражений: пытаясь сбросить русских обратно на лед залива, шведы отчаянно подтягивали из глубины страны все доступные силы. Доблестные русские войска выиграли их все! Нашими трофеями стали более 7 тыс. пленных и 30 орудий: зажатые между колоннами Барклая и Шувалова положили оружие главные силы наспех собранного врагом корпуса. В это же время авангард Багратиона (Александрийский гусарский, Бугский казачий и Могилевский пехотный полки) под командой лихого кавалерийского генерала Кульнева (тоже будущего героя 1812 г., положившего жизнь за Отечество) достигли Стокгольма и перерезали сообщение шведской столицы, вызвав уже описанный нами выше переполох и принудив шведский двор к мирным переговорам без предварительных условий.
Гроза Двенадцатого года еще спала.