|
9 июня Елизавета Бугай почувствовала себя плохо: поднялась температура выше 38 °С, появились признаки простуды. Женщине, которая была на шестом месяце беременности, вызвали скорую. 9 июня Елизавета Бугай почувствовала себя плохо: поднялась температура выше 38 °С, появились признаки простуды. Женщине, которая была на шестом месяце беременности, вызвали скорую. Но попасть в районную больницу оказалось непросто.
Елизавета. Фото из личного архива
— Приезжали медики, осматривали, говорили: «пейте то-то и то-то, коронавируса у вас нет, симптоматики нет». Тест никто не предлагал. Нам даже рецептов никто не выписал, — рассказывает муж Елизаветы Дмитрий Бугай. — С 9 по 15 июня мы каждый день, а иногда и несколько раз в день вызывали скорую, она у нас практически жила, но нам говорили: «хрипов нет» и отказывали в госпитализации. «Зачем вы нас вызываете? У вас все нормально, терпите все пройдет».
Видимо, никто не хотел брать на себя ответственность, потому что Лиза была беременная. А ей с каждым днем становилось все хуже и хуже.
Под конец появилась сильная одышка, а нам все говорили: «хрипов нет».
Дмитрий вслед за женой тоже слег с температурой. Через несколько дней заразилась и теща — Надежда Чухина, которая первое время за ними ухаживала. Кроме сотрудников скорой, «на удаленке» Елизавету лечила, а точнее — консультировала, заведующая Красногвардейским роддомом Яковлева. Она тоже не посоветовала сделать тест на коронавирус. Завроддомом советовала «подождать еще день и все пройдет». Также она, по словам родственников Елизаветы, отговаривала беременную женщину обращаться в перинатальный центр Симферополя, так как там «всем будет все равно», что с ней происходит.
15 июня стало понятно, это коронавирус: Дмитрий и Елизавета обнаружили, что перестали чувствовать запахи и вкусы.
«Я подошел к жене, она уже с трудом говорила, сказала что тоже не чувствует запахов», — вспоминает Дмитрий Бугай. Мать Елизаветы Надежда Чухина позвонила в Центральную районную Красногвардейскую больницу и настояла на тестировании. Беременную женщину осмотрела завотделением терапии Ольга Павловская, и поставила диагноз «ларинготрахеит», а сильную одышку объяснила «бронхоспазмом».
«В больнице ковид, на порог терапии вас никто не пустит, купите аппарат для ингаляций, спрей для лечения горла и отправляйтесь лечиться домой», — объясняла заведующая Надежде Чухиной и Елизавете Бугай. «Елизавету, несмотря на беременность, кололи антибиотиками, но врач не дала направление на рентген, чтобы посмотреть состояние легких. Отказ объяснила тем, что в положении это вредно», — рассказывает Дмитрий.
«У меня где-то 10–11 июня поднялась температура ночью до 39 °С, но мы ее быстро сбили, и потом она сильно не поднималась. Сильно болела голова, горло. Все это время приходилось работать, потому что нужно было за что-то лечиться и кормить семью. Вот и не поднял панику, не заставил сделать снимок, хотя должен был».
16 июня Елизавете стало совсем плохо, и ее на скорой привезли в отделение реанимации Восходненской больницы, подведомственной Красногвардейской ЦРБ. На рентгене выяснилось, что у нее поражение 80% легких, и в них уже сформировалось «матовое стекло». Но и тут шло торможение в оказании медпомощи. Из-за того, что результат теста на ковид еще не пришел, замглаврача по лечебной части Умрилов не хотел давать разрешения переводить ее для лечения в Симферополь, где есть современное оборудование, и где уровень лечения был бы на порядок лучше, чем в сельской больнице. Через шесть-семь часов прибыла бригада санавиации, которые вместе с матерью Елизаветы настояли на переводе. Беременную женщину положили сначала в симферопольскую горбольницу № 7, но потом перевели в коронавирусную больницу им. Семашко. Ситуация усугублялась, аппарат ИВЛ не помогал, уровень кислорода в крови падал, под конец Елизавете сделали интубацию трахеи. То есть хирургическим путем сделали отверстие и вставили пластиковую трубку в трахею, чтобы кислород мог попадать в легкие. На фоне коронавируса у нее начались проблемы с сердцем. Тогда врачи провели кесарево сечение, чтобы спасти ребенка.
26 июня, через десять дней после госпитализации в больницу им. Семашко, Елизавета умерла. Ее дочь, которая весила всего около 500 граммов, прожила в инкубаторе на день дольше матери.
— Самое страшное во всей этой истории, это то, что ее вовремя не направили на рентген, хотя Лиза еле ходила, она просто еле двигалась, и очень тяжело дышала, — рассказывает Дмитрий. — Лиза не настояла на том, что надо сделать рентген. Видите ли, везде надо настаивать… Надо было ехать с Лизой и проходить платно тест, надо было самим проходить рентген, потому что кроме нас самих никто больше не поможет. Это наша огромная вина, я себя виню за то, что мы этого не сделали. Мы все время советовались с врачами, и они говорили, что все будет хорошо. Мы сами не додумались, теща не додумалась, нам не подсказали… А я с этим не сталкивался, я не знал, что такое ковидная пневмония, как она развивается. И мы ждали до последнего, в последние сутки, когда она просто дома могла умереть…
Елизавета и Дмитрий. Фото из личного архива
Дмитрий говорит, что у него нет особых претензий к людям, которые ее лечили в Симферополе, единственное — никто не объяснил, насколько необходимо была интубация трахеи. Есть уверенность, что Елизавету и ребенка симферопольские врачи пытались спасти. «Вся претензия в том, что вовремя не провели диагностику, а 15 июня ее в тяжелом состоянии просто отправили домой, когда реально был важен каждый час, который мог бы ее спасти», — говорит Дмитрий.
На девять дней, со дня смерти Елизаветы, 4 июля в крымском издании «Примечания», где работает Дмитрий, появилась публикация об этой трагической ситуации, вызвавшая в регионе резонанс. На следующий день, 5 июля, Дмитрию Бугаю написал глава минздрава Крыма Александр Остапенко. Чиновник заверил его, что в момент лечения в симферопольской больнице ситуация с Елизаветой якобы была на его личном контроле. И назначил Дмитрию личную встречу.
Глава минздрава Крыма Александр Остапенко отказался уточнить «Новой газете», будет ли проведена проверка по факту неоказания своевременной медпомощи и пояснить, как в принципе могло получиться, что в одном из медучреждений республики врачи отказывают в госпитализации беременной женщине с явными признаками «новой коронавирусной инфекции».
«Я не могу комментировать смерть по телефону», — отметил чиновник и положил трубку. В пресс-службе минздрава Крыма «Новой» пояснили, что учитывая врачебную тайну, всё, что ведомство может сообщить — это то, что назначена проверка.
Дмитрий собирается направить обращения в прокуратуру Республики Крым, Генпрокуратуру, Следственный комитет, Минздрав России с просьбой провести проверку, затем — подать иск в суд о возмещении понесенных финансовых затрат при организации похорон, а также «невосполнимого морального ущерба».
— Сейчас ищем юриста, будем пытаться добиваться справедливости. Готовим заявления. Я не хочу кому-то мстить, но хочется, чтобы все было по закону. Мне, честно говоря, все равно, кто, что, чья ответственность, честно говоря, мне сейчас просто не до этого. Ни жену, ни ребенка не вернешь…
Елизавета. Фото из личного архива
— Приезжали медики, осматривали, говорили: «пейте то-то и то-то, коронавируса у вас нет, симптоматики нет». Тест никто не предлагал. Нам даже рецептов никто не выписал, — рассказывает муж Елизаветы Дмитрий Бугай. — С 9 по 15 июня мы каждый день, а иногда и несколько раз в день вызывали скорую, она у нас практически жила, но нам говорили: «хрипов нет» и отказывали в госпитализации. «Зачем вы нас вызываете? У вас все нормально, терпите все пройдет».
Видимо, никто не хотел брать на себя ответственность, потому что Лиза была беременная. А ей с каждым днем становилось все хуже и хуже.
Под конец появилась сильная одышка, а нам все говорили: «хрипов нет».
Дмитрий вслед за женой тоже слег с температурой. Через несколько дней заразилась и теща — Надежда Чухина, которая первое время за ними ухаживала. Кроме сотрудников скорой, «на удаленке» Елизавету лечила, а точнее — консультировала, заведующая Красногвардейским роддомом Яковлева. Она тоже не посоветовала сделать тест на коронавирус. Завроддомом советовала «подождать еще день и все пройдет». Также она, по словам родственников Елизаветы, отговаривала беременную женщину обращаться в перинатальный центр Симферополя, так как там «всем будет все равно», что с ней происходит.
15 июня стало понятно, это коронавирус: Дмитрий и Елизавета обнаружили, что перестали чувствовать запахи и вкусы.
«Я подошел к жене, она уже с трудом говорила, сказала что тоже не чувствует запахов», — вспоминает Дмитрий Бугай. Мать Елизаветы Надежда Чухина позвонила в Центральную районную Красногвардейскую больницу и настояла на тестировании. Беременную женщину осмотрела завотделением терапии Ольга Павловская, и поставила диагноз «ларинготрахеит», а сильную одышку объяснила «бронхоспазмом».
«В больнице ковид, на порог терапии вас никто не пустит, купите аппарат для ингаляций, спрей для лечения горла и отправляйтесь лечиться домой», — объясняла заведующая Надежде Чухиной и Елизавете Бугай. «Елизавету, несмотря на беременность, кололи антибиотиками, но врач не дала направление на рентген, чтобы посмотреть состояние легких. Отказ объяснила тем, что в положении это вредно», — рассказывает Дмитрий.
«У меня где-то 10–11 июня поднялась температура ночью до 39 °С, но мы ее быстро сбили, и потом она сильно не поднималась. Сильно болела голова, горло. Все это время приходилось работать, потому что нужно было за что-то лечиться и кормить семью. Вот и не поднял панику, не заставил сделать снимок, хотя должен был».
16 июня Елизавете стало совсем плохо, и ее на скорой привезли в отделение реанимации Восходненской больницы, подведомственной Красногвардейской ЦРБ. На рентгене выяснилось, что у нее поражение 80% легких, и в них уже сформировалось «матовое стекло». Но и тут шло торможение в оказании медпомощи. Из-за того, что результат теста на ковид еще не пришел, замглаврача по лечебной части Умрилов не хотел давать разрешения переводить ее для лечения в Симферополь, где есть современное оборудование, и где уровень лечения был бы на порядок лучше, чем в сельской больнице. Через шесть-семь часов прибыла бригада санавиации, которые вместе с матерью Елизаветы настояли на переводе. Беременную женщину положили сначала в симферопольскую горбольницу № 7, но потом перевели в коронавирусную больницу им. Семашко. Ситуация усугублялась, аппарат ИВЛ не помогал, уровень кислорода в крови падал, под конец Елизавете сделали интубацию трахеи. То есть хирургическим путем сделали отверстие и вставили пластиковую трубку в трахею, чтобы кислород мог попадать в легкие. На фоне коронавируса у нее начались проблемы с сердцем. Тогда врачи провели кесарево сечение, чтобы спасти ребенка.
26 июня, через десять дней после госпитализации в больницу им. Семашко, Елизавета умерла. Ее дочь, которая весила всего около 500 граммов, прожила в инкубаторе на день дольше матери.
— Самое страшное во всей этой истории, это то, что ее вовремя не направили на рентген, хотя Лиза еле ходила, она просто еле двигалась, и очень тяжело дышала, — рассказывает Дмитрий. — Лиза не настояла на том, что надо сделать рентген. Видите ли, везде надо настаивать… Надо было ехать с Лизой и проходить платно тест, надо было самим проходить рентген, потому что кроме нас самих никто больше не поможет. Это наша огромная вина, я себя виню за то, что мы этого не сделали. Мы все время советовались с врачами, и они говорили, что все будет хорошо. Мы сами не додумались, теща не додумалась, нам не подсказали… А я с этим не сталкивался, я не знал, что такое ковидная пневмония, как она развивается. И мы ждали до последнего, в последние сутки, когда она просто дома могла умереть…
Елизавета и Дмитрий. Фото из личного архива
Дмитрий говорит, что у него нет особых претензий к людям, которые ее лечили в Симферополе, единственное — никто не объяснил, насколько необходимо была интубация трахеи. Есть уверенность, что Елизавету и ребенка симферопольские врачи пытались спасти. «Вся претензия в том, что вовремя не провели диагностику, а 15 июня ее в тяжелом состоянии просто отправили домой, когда реально был важен каждый час, который мог бы ее спасти», — говорит Дмитрий.
На девять дней, со дня смерти Елизаветы, 4 июля в крымском издании «Примечания», где работает Дмитрий, появилась публикация об этой трагической ситуации, вызвавшая в регионе резонанс. На следующий день, 5 июля, Дмитрию Бугаю написал глава минздрава Крыма Александр Остапенко. Чиновник заверил его, что в момент лечения в симферопольской больнице ситуация с Елизаветой якобы была на его личном контроле. И назначил Дмитрию личную встречу.
Глава минздрава Крыма Александр Остапенко отказался уточнить «Новой газете», будет ли проведена проверка по факту неоказания своевременной медпомощи и пояснить, как в принципе могло получиться, что в одном из медучреждений республики врачи отказывают в госпитализации беременной женщине с явными признаками «новой коронавирусной инфекции».
«Я не могу комментировать смерть по телефону», — отметил чиновник и положил трубку. В пресс-службе минздрава Крыма «Новой» пояснили, что учитывая врачебную тайну, всё, что ведомство может сообщить — это то, что назначена проверка.
Дмитрий собирается направить обращения в прокуратуру Республики Крым, Генпрокуратуру, Следственный комитет, Минздрав России с просьбой провести проверку, затем — подать иск в суд о возмещении понесенных финансовых затрат при организации похорон, а также «невосполнимого морального ущерба».
— Сейчас ищем юриста, будем пытаться добиваться справедливости. Готовим заявления. Я не хочу кому-то мстить, но хочется, чтобы все было по закону. Мне, честно говоря, все равно, кто, что, чья ответственность, честно говоря, мне сейчас просто не до этого. Ни жену, ни ребенка не вернешь…
|
чукча
