«Коренизация» и «борьба с великорусским шовинизмом»: национальная политика в Советском Союзе в 1920-е годы и её итоги
В период Гражданской войны в России большевики стремились привлечь симпатии малых народов, обещая создание или признание национально-территориальных областей и республик и предоставление их народам самых широких прав в вопросах самоуправления и национальной культуры. Это впоследствии вылилось в политику «коренизации», которая проводилась в 1920-е годы Советской властью в национальных районах посредством замещения национальными языками русского.
Целью политики «коренизации» стало увеличение доверия этнических меньшинств к Советской власти, через поощрение местных жителей к активному участию в управлении. В её основе, с одной стороны, лежало поощрение культурного и политического развития национальных меньшинств, а с другой стороны, проведение мероприятий, направленных на снижение статуса русского народа, а именно преобразование его из государствообразующего народа в один из народов, населяющих территорию Советского государства [1].
Данная политика чаще всего приводила к ущемлению прав и интересов русского народа. В большинстве случаев большевики в ходе осуществления своей национальной политики отдавали предпочтение политически лояльным к ним народам и этническим группам, предоставляя им максимально возможные преференции, нередко за счёт других этносов. Особенно ярко этот аспект большевистской национальной политики нашёл своё воплощение на Северном Кавказе, где большевики продолжали спекулировать на многочисленных этнических противоречиях между казачьим и горским населениями [2].
Дошло до того, что в 1930 году в рамках работы Первой Всесоюзной конференции историков-марксистов главный идеолог советской исторической науки академик М. Н. Покровский заявлял в отношении русской истории:
«Мы поняли, – чуть-чуть поздно – что термин «русская история» есть контрреволюционный термин.»
Далее конкретизируя свои тезисы уже в рамках статьи «Возникновение Московского государства и великорусская народность»:
«А кто такие эти «великорусы»… никаких великорусов не было вообще – на этой территории [Киевской Руси] проживали финские племена автохтоны, которые финизировали своих поработителей [3].»
Это перекликается со схожим скандальным заявлением современного журналиста и политика Сергея Карнаухова, который на прошлой неделе заявил, что Россия должна отказаться от русскости, сославшись на чудаковатого философа Владимира Соловьева, кстати говоря, одного из первых глобалистов.
«Недавно в эфире вспоминал Владимира Сергеевича Соловьева. У него была интересная работа, касающаяся национализма. Он говорит интересную вещь, он говорит о том, что наша страна Россия, она должна в целях сохранения своей прочной идентичности отказаться от русскости. Русский человек должен это игнорировать… Национализм является для нас смертельным орехом, который человек съедает и умирает. Единственная национальность на Земле, единственный этнос, который не может говорить о своем происхождении постоянно, это евреи»,
— заявил Карнаухов.
Национальная политика Советской России в 1920-х годах придерживалась как раз этого принципа – запрет русского национализма и поддержка национализмов малых народов.
Борьба большевиков с «великорусским шовинизмом»
В понимании большевиков национализм был
«ложной буржуазной идеологией, позволяющей правящим классам скрывать классовый раскол в обществе.»
Поддержка самоопределения народов была для них средством, необходимым на первом этапе социалистической революции для того, чтобы снизить недоверие и враждебность рабочих и крестьян разных национальностей друг к другу.
Если Белое движение исходило из максимы «Единой и неделимой России» и русского языка как единственного государственного, то большевики уже на VII Всероссийской конференции РСДРП обозначили свою позицию, которая сводилась к признанию права нации [т. е. национальных меньшинств] на отделение и создание собственного государства – в случае, если она этого хочет, либо в случае, если национальное меньшинство желает остаться в составе России, ему предоставляется право создать областную автономию [1].
В 1922 году Владимир Ленин писал:
«Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой… Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически [4].»
То есть Ленин ясно давал понять, что русские не просто должны соблюдать принцип равенства наций, но и создавать неравенство, которое могло бы «загладить вину» русских перед якобы «угнетёнными» меньшинствами. Подобная политика имеет общие черты с современным левым либерализмом, где существуют «исторически угнетённые группы», угнетение которых основано на дискриминации из-за предполагаемых или реальных различий. Угнетение в либерализме «навязывается группами большинства группам меньшинств».
В этом же ключе высказывался и видный революционер Николай Бухарин:
«Нельзя даже подходить здесь с точки зрения равенства наций, Ленин неоднократно это доказывал. Наоборот, мы должны сказать, что мы в качестве бывшей великодержавной нации должны идти наперерез националистическим стремлениям и поставить себя в неравное положение в смысле ещё больших уступок национальным течениям. Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций [7].»
Как справедливо отмечают современные исследователи, проводимый в 1920-е годы курс на развитие этнокультурного многообразия сопровождался жёсткой борьбой с естественным доминирующим положением русских в стране. В. И. Ленин, используя формулу французского писателя маркиза Астольфа де Кюстина «Россия – тюрьма народов» («Империя эта при всей своей необъятности – не что иное, как тюрьма») [6, с. 225], делал упор исключительно на угнетённом положении нерусских народов Российской империи [5].
В партийных документах той поры неоднократно указывается, что «великорусский шовинизм» – враг для Советского Союза более опасный, чем любая форма местного национализма. Даже традиционная русская культура была осуждена как «культура угнетателей».
В экономическом смысле эта политика нашла выражение в следующем: 21 августа 1923 г. был создан Союзно-республиканский дотационный фонд СССР, средства из которого предназначались для экономического и социального развития кавказских, среднеазиатских и других союзных республик, включая Украину. Фонд формировался за счёт РСФСР, но последняя из него ничего не получала [5].
Много позднее эту политику профессор Гарвардского университета Терри Мартин назовёт «политикой позитивной дискриминации», тем самым показав, что первыми к её проведению в рамках политики мультикультурализма обратились не американцы в 1970-е годы, а большевики на 50 лет ранее, причём осуществляли её в гораздо более радикальной форме.
Политика «коренизации»
Исходя из постулата о Российской империи как «тюрьме народов», большевистское руководство взяло курс на так называемую «коренизацию». Согласно этой концепции, бывшие «угнетённые народы» получали всевозможные льготы и привилегии, о некоторых из них было сказано выше.
Коренизация предполагала не только привлечение к работе в органы власти представителей автохтонного населения, но и перевод на местные языки всего делопроизводства.
В результате такой политики на Украине, например, к 1930 г. осталось только три большие русскоязычные газеты, а в Одессе к концу 1920-х гг. были украинизированы все школы (при том что численность учащихся украинцев составляла здесь всего 1/3 от общего количества) [8].
Украинские коммунисты ратовали за присоединение к УССР обширных районов с преобладающим украинским населением и/или развитие на них украинской национальной культуры. В сферу их интересов входила Кубань и некоторые другие регионы РСФСР. К маю 1928 г. был достигнут компромисс: Кубань и другие регионы решили оставить в составе РСФСР, но провести на её территории полномасштабную украинизацию.
Несогласных с планом украинизации подвергали репрессиям. Так, в июле 1930 г. президиум Сталинского окружного исполкома постановил
«привлекать к уголовной ответственности руководителей, относящихся к украинизации формально: не нашедших способов украинизировать подчинённых или нарушающих действующее законодательство в сфере языковой политики [9].»
В Ленинграде в начале 1930-х гг. издавались газеты на 40 языках, включая китайский, велось радиовещание на финском языке (хотя на территории Ленинградской области проживали тогда всего 130 тыс. финнов). На Северном Кавказе «коренизация» также затронула русское население, прежде всего казаков, которые в значительном количестве за свою «контрреволюционность» выселялись из равнинных станиц, заселявшихся чеченцами, ингушами, народами Дагестана [8].
Как воспринимало процессы «коренизации» население?
Реакция населения на политику «коренизации»
События 1927 г., а именно так называемая «военная тревога» 1927 г., показали всю неоднозначность политики «коренизации» в условиях нарастающей опасности военного столкновения. Анализ общественных настроений, проведённый органами государственной безопасности, показал, что
«враждебное отношение к коммунистам и их власти было весьма распространено среди рабочих различных регионов страны [1].»
Примечательно, что негативные настроения в отношении грядущей войны и, как следствие, необходимости защиты социалистического Отечества, высказывали как раз исконно русские области. И это неудивительно: едва ли как для рабочих, так и для крестьян русских регионов страны были тайной издержки коренизации, суть которых сводилась фактически к нарушению прав русских не только в союзных республиках, но и в автономных республиках РСФСР. Так, в Горской АССР русское население жаловалось:
«Жизнь русского населения стала невыносимой и ведёт к поголовному разорению и выживанию из пределов Горской республики [1].»
В Калмыкии оно же просило:
«Нам нужно предоставить право наравне с калмыками.»
В Саратовской области, в местах реализации политики коренизации в пользу немецкоговорящего населения наблюдались волнения на национальной почве между русским большинством и немецким меньшинством, причина которых заключалась в нежелании русских обучать своих детей на немецком языке [10].
В селениях Белорусской ССР, непосредственно граничащих с РСФСР, просили оставить русский язык в качестве языка преподавания в школах. Относительно белорусизации примечательна такая история белорусского учителя Г. П. Сцепуро, опубликованная в сборнике «ЦК РКП(б)-ВКП(б) и национальный вопрос»:
«Я учитель, окончил в Минске университет и в настоящее время работаю преподавателем физики и математики в школе-семилетке в г. Бобре Крупского района (БССР). На работе я говорю только по-белорусски. Если увлекаясь скажу что-нибудь по-русски, то сейчас же поправляюсь, слежу за собой. Но в личной семейной жизни я говорю по-русски просто потому, что на этом языке мне легче говорить. И вот случился инцидент. Одну маленькую записку на имя предсельсовета я случайно написал по-русски. И в то время в школу прибыли зав. районов Чепель и председатель райкома союза т. Голованов. Они выступили с моей запиской на собрании просвещенцев, заявив, что эта записка фигурировала на пленуме рика и райкома КП(б)Б и будет фигурировать на сессии ЦИК БССР. Меня обвинили в махровом великодержавном шовинизме. Выступив, я признал свою ошибку в деле с запиской. Тут же я подтвердил, что дома все время говорю на русском языке, но не вижу в этом ничего неправильного. После моего объяснения обвинения усилились. Мне объявили, что дома, в разговоре с женой, я должен употреблять исключительно белорусский язык [11].»
Такие фантасмагорические случаи были далеко не единичными.
Приостановка политики «коренизации» во второй половине 1930-х годов
В 1930-х годах произошёл постепенный разворот от политики «коренизации» к политике советского патриотизма, основанной на повышении статуса русского народа. Стратегия «интернационализации» пользовалась у большевиков популярностью до тех пор, пока сохранялись надежды на мировую революцию. После того как был взят курс на построение социализма в отдельно взятой стране, данная модель стала менее актуальной.
Уже в 1931 г. Иосиф Сталин пишет письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция», в котором указывает на наличие принципиальных исторических ошибок в трудах официальных большевистских историков, которые пренебрегают реальной практикой большевизма [1].
Шедшая в течение десятилетия интенсивная коренизация кадров в союзных и автономных республиках привела к тому, что в среде местных коммунистов укрепились элиты, которые хотели немедленного перехода своих этносов к строительству собственных наций, без всяких экивоков в сторону коммунизма. Поэтому большевики начинают атаку на шовинизм в отношении русских со стороны национальных меньшинств.
Кроме того, во второй половине 1930-х годов была осуществлена реабилитация как персоналий, внёсших существенный вклад в развитие русской науки и культуры (наиболее примечательный пример – придание А. С. Пушкину статуса «великого русского национального проекта»), так и ряда государственных деятелей царской России.
Тем не менее, несмотря на то что массовая «коренизация» была остановлена, массовая русификация так и не началась. И. Сталин резко затормозил «коренизацию», которая стала уже представлять потенциальную почву для сепаратизма, но не остановил её совсем, и она пусть не такими быстрыми темпами, но продолжала осуществляться, что привело в 1970-х к окончательному закреплению власти местных элит в союзных республиках [5].
Согласно данным Всесоюзной переписи населения 1939 г., тенденции «коренизации» советской номенклатуры были продолжены. По данным переписи, в 10 союзных республиках (без РСФСР) в 1939 г. было 619,2 тыс. руководящих работников, из них 346,9 тыс., или 56 %, принадлежали к лицам титульных национальностей этих республик. Например, на Украине среди всего руководящего персонала украинцы составляли 59,6 %, в Армении армяне – 86,2 %, в Грузии грузины – 67,1 %, в Узбекистане узбеки – 51,9 %.
Можно констатировать, что изменение статуса русского народа в сторону его повышения так до конца и не произошло. Вероятно, именно с этим связан тот факт, что концепт «советский народ», основанный на заложенных в 1930-х гг. представлениях о роли русского народа как «старшего брата» и «первого среди равных», так и не был принят в качестве основной идентификационной матрицы народами СССР, что в итоге привело к обострению, помимо прочих причин, в конце 1980-х и начале 1990-х гг. национальных противоречий, этническим конфликтам и распаду страны [1].
Сегодняшняя Российская Федерация по большей части продолжает советскую национальную политику. Например, в формуле «многонациональный народ РФ», вошедшей в Преамбулу Конституции 1993 г., явственно слышны отголоски лозунга о «многонациональном советском народе». Практика «позитивной дискриминации» в национальных республиках также сохраняется, как и заигрывание с местными националистами. Данные процессы продолжаются по инерции по причине отсутствия собственной чётко сформированной национальной политики.
Использованная литература:
[1]. Аршин К.В. Остановка политики «коренизации» в СССР (историософский аспект). // Abyss (Вопросы философии, политологии и социальной антропологии) 2023. № 1(23). С. 124-131.
[2]. Соловов Е. М. Межэтническое взаимодействие и национальная политика большевиков в годы гражданской войны. [Электронный ресурс] URL:
https://cyberleninka.ru/articl ... 20-gg[3]. Кузнечевский В.Д. Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931-1953 гг., М.: Центрполиграф, 2016.
[4]. Письмо В.И. Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации»». 30-31 декабря 1922 г. // В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 356-362.
[5]. Ачкасов В. А. «Национальная революция» большевиков и «национальная политика» современной России // Вестник Санкт-Петербургского университета. Политология. Международные отношения. 2018. Т. 11. Вып. 1. С. 3-14.
[6]. Кюстин А. де. Россия в 1839 году / Пер. с фр. О. Гринберг, С. Зенкина, В. Мильчиной, И. Стаф. – СПб.: Крига, 2008.
[7]. Двенадцатый съезд РКП(б). 17-25 апреля 1923 года. Стенографический отчет. М., 1968. С. 613.
[8]. Маркедонов С. Турбулентная Евразия: межэтнические, гражданские конфликты, ксенофобия в новых независимых государствах постсоветского пространства. – М.: Московское бюро по правам человека, Academia, 2010.
[9]. Мозговой В.И. Украинское законодательство в области национально-языковой политики и реальность социальных процессов (1917-2021 гг.) // Неофилология. 2022. Т. 8, № 2. С. 228-242.
https://doi.org/10.20310/2587- ... 8-242.
[10]. Герман А.А. Политика «Коренизации» в автономных республиках РСФСР в 1920-е годы (на материалах АССР немцев Поволжья) // Изв. Сарат. ун-та Нов. сер. Сер. История. Международные отношения. 2013. №4. С. 94-97.
[11]. ЦК РКП(б) - ВКП(б) и национальный вопрос. Кн. 1: 1918-1933 гг. – 2005 (ГУП ИПК Ульян. Дом печати).
Источник
