хорошая статья Дмитрия Евстафьева о положении в Сирии
+++++++++++++++++++++++
Предисловие
Цитата:
мы подходим к определенному рубежу в развитии ситуации.
Постепенно наступает время институционализации, монетизации и интеграции.
Но, конечно, до стабильности еще идти и идти и то, что наши замечательные американские партнеры будут всеми силами отдалять "точку фиксации прибыли", раскачивая ситуацию, - факт. И информационными манипуляциями, и политическими действиями, и прямой силовой дестабилизацией. Сейчас, как никогда нужно проявлять военную жесткость.
Наши союзнички тоже, само-собой хороши. Ну, это, как обычно.
Но не там будет новый фокус дестабилизации региона, не в Сирии.
Совсэм нэ там он будэт....
Центр переформатирования региона будут сдвигать на Восток. Страны, которых было "не жалко", кончились. Остались только те, где американцам есть что терять....
По прошествии семи лет разрушений Сирии менее всего ясно, когда и чем закончится необъявленная война, в которой нет даже единства тыла и фронта. В политическом урегулировании сирийского кризиса заинтересованы и ответственно курируют переговорный процесс Россия и Казахстан при поддержке Ирана и Турции. К мирным сирийским переговорам в Астане и Сочи ни ЕС, ни Америка непричастны.
Какого рода перемены ожидают Сирию и Ближний Восток? На вопросы «Ритма Евразии» ответил Дмитрий Евстафьев – арабист, эксперт-политолог, профессор НИУ «Высшая школа экономики».
– Дмитрий Геннадьевич, национальный сирийский диалог в Сочи вынес решение по пересмотру Конституции Сирии. Как вами оценивается дипломатический эксперимент и его итог?
– Конгресс в Сочи – куда лучше, чем «элитарные» тусовки в Женеве и Дохе, где присутствуют некие «общественные деятели», которые непонятно кого представляют. Главные достижения сочинского формата – прозрачность процесса и понятность того, какие силы за кем стоят.
Конечно, сочинский нацдиалог имеет некоторые издержки. В рамках такого формата можно договориться только о наиболее общих позициях, которые затем уточняются в рамках «узких» групп. Но такова сегодняшняя ситуация: Сирии невозможно навязать мирное урегулирование «сверху», от имени элитных групп, не имеющих авторитета и проживающих в значительной части вне Сирии.
В заявлении по итогам Сочинского конгресса содержится основа будущей Конституции Сирии, которую просто надо облечь в определенные политические институты и процедуры.
– А как понимать операцию Анкары «Оливковая ветвь» накануне Сочинского конгресса? – На мой взгляд, с «Оливковой ветвью» у Эрдогана просто сдали нервы, но в чем-то я его понимаю. Слишком нагло американцы игнорировали его позицию и обеспокоенности. Вероятно, они не верили, что он способен открыто против них выступить. Теперь будут верить… В этом смысле Турция, вернее турецкий лидер, своих целей добился, несмотря на, мягко говоря, «бледные» военные итоги операции.
– Астанинские встречи по сирийскому вопросу, сопровождаемые западными медиа трехэтажной критикой, линия Москвы в политическом урегулировании кризиса и сами мирные переговоры в Астане имеют вес?
– Без России никакой интегрированный диалог в принципе был бы невозможен, попытки диалога распадались бы на «тусовки», каждая из которых контролировалась своим «спонсором». А как результат – мы шли бы к ситуации политической «анклавизации» Сирии, подобно тому, как военная анклавизация была основной тенденцией до того, как Россия начала операцию против террористов.
Для Казахстана опыт участия в такого рода политических процессах был «первой пробой пера». Политическое посредничество – это довольно сложная вещь, к которой надо быть готовым и политически, и организационно, и психологически. В этом смысле Астанинский процесс уж точно «комом» не был. А вот появление Казахстана в качестве независимой и комфортной площадки для сирийского политического процесса оказалось неприятным для некоторых глобальных сил – для США и Саудовской Аравии, это очень показательно. И что там предпринимались неимоверные усилия для того, чтобы девальвировать ценность Астанинского процесса, – очевидно. Причем довольно жесткими методами.
Остается надеяться, что наши казахстанские партнеры не испугаются, ибо дело же не только в сирийском политическом процессе. Дело в перспективе превращения Астаны в одну из принципиальных, наиболее востребованных площадок для политических процессов в принципе. А это дорогого стоит.
– При всей сложности в отношениях ключевых игроков в Сирии и их разнополярности насколько реальна встреча лидеров (России, США, Турции, КСА, Ирана и Израиля)? – Я остаюсь при своей точке зрения: переформатирование Ближнего Востока, причем не только политическое, но и территориальное, – неизбежно. Успех России в Сирии гарантирует, что это переформатирование, во всяком случае на первом этапе, не будет направлено против интересов и безопасности нашей страны. Военный успех России в Сирии и возможный успех политической реконструкции этой страны дает шанс на то, что эта модернизация не приведет к возникновению вызовов для других регионов. Но все развитие ситуации в Сирии и в целом на Ближнем Востоке говорит, что само по себе изменение структуры Ближнего Востока является неизбежным. А это значит, что диалог между ключевыми игроками – региональными и внерегиональными – не просто желателен, а критичен.
Готовы ли эти игроки к нему? США точно не готовы. Они считают, что все, что с ними произошло на Ближнем Востоке в последние три года, – случайность, которую они исправят, если не за счет информационного и политического манипулирования, то за счет «гибридных войн» против тех, кого они считают «врагами».
А Саудовская Аравия? Не уверен, что в КСА готовы к предметному диалогу о будущем региона. Так что – не сейчас.
Что можно и нужно сейчас, так это расширенный экспертный диалог на различных уровнях, где вырабатывались бы предельные рамки переформатирования Ближнего Востока.
– Что вы подразумеваете под территориальным переформатированием? Разве не за целостность и суверенитет Сирии гибнут сирийцы? – Те сирийцы, которые сражались и сражаются на стороне легитимного правительства Башара Асада, – гибнут, во-первых, за свое будущее и выживание своих семей и родственников. Они бились, и бились во многом героически, что бы кто ни говорил, – за будущее Сирии как надрелигиозного, вернее религиозно спокойного государства, и самого демократического и светски ориентированного государства на Ближнем Востоке. Во-вторых, чтобы самим определять свою судьбу, а не для того, чтобы внешние силы принимали решения, даже не задумываясь, например, о том, что вдоль трассы какого-нибудь газопровода живут люди.
Говоря о территориальном переформатировании Ближнего Востока, я имею в виду то известное обстоятельство, что большая часть государств региона имеет искусственно созданную конфигурацию. Которая может поддерживаться, только пока соответствующее государство сильно, социальная структура адекватна, а политическая система достаточна гибка, чтобы выдержать несколько ударов. Заметим, что я не упомянул экономику. И Сирия, увы, - классический пример такого искусственно сконструированного государства, не будем себя обманывать. Это не Египет, который имеет в целом исторически обусловленную территорию.
Мы наблюдали на Ближнем Востоке частичное переформатирование: распался Судан. То сливались, то разливались два Йемена… Кто сказал, что это случайные процессы?
В Сирии периода гражданской войны, а особенно в 2013-2015 гг., речь шла о том, что она в качестве единого и относительно централизованного государства прекратит свое существование и фактически (а впоследствии, вероятно, и юридически) будет поделена между соседями, которые эту территорию «метили». Причем не только Израиль или Турция – известные региональные хищники, но и вполне вегетарианская Иордания.
То, что сирийцы смогли сохранить свою территориальную целостность, дает им большой шанс при условии успешной политической реконструкции быть активным участником переформатирования Ближнего Востока не в качестве объекта, а в качестве субъекта. А если и потерять какие-то территории, о контроле над которыми еще три года назад никто и не заикался, то и одновременно прирастить важные участки, которые сейчас принадлежат менее стойким и мудрым соседям. Согласимся, что в регионе достаточно государств, которые в ходе пресловутой «арабской весны» сделали немудрый геополитический выбор. Им теперь придется оплачивать и «банкет», и «бой посуды».
А сирийцы… Региональными гегемонами они, конечно, не будут, но если вновь не допустят ошибок второй половины «нулевых», то могут стать важной региональной силой, центром Большого Леванта, ключевого в экономическом отношении центра. А уж как в плане государственного устройства это будет организовано – вопрос не второй, а даже десятый. Государственность на Ближнем Востоке – вещь флюидная.
– Как сочетать вашу идею переформатирования Ближнего Востока с принципами территориальной целостности, закладываемой в Конституцию Сирии?
– Это разноуровневые, если хотите, разнопорядковые явления. Конституция Сирии с заложенным в неё принципом территориальной целостности является способом завершения гражданской войны (одной из целей которой было расчленение Сирии), она есть платформа для выстраивания новой системы власти не в абстрактном пространстве и не в двух-трех кварталах Дамаска, а на понятной всем территории.
Переформатирование региона – куда более длительный процесс, фокус которого, если политическая реконструкция Сирии удастся и там возникнет адекватная новым условиям система власти, переместится из Сирии (где он находился в последние лет 5-7) в другое место. Пока не вполне понятно куда. И устойчивая система власти, закрепленная в Конституции Сирии, – гарантия того, что переформатирование не будет осуществляться за её счет. Но переформатирование региона пока выглядит неизбежным. В 2018 г. оно выглядит более неизбежным, нежели в 2011-2012 гг.
– Какие геополитические силы раскачивают ситуацию на Ближнем Востоке, с вашей точки зрения?
– Думаю, что ситуация вокруг Сирии в целом для крупнейших геополитических игроков «отыграна», и сейчас мы наблюдаем либо «фантомные боли» за бесцельно прожитые годы и потраченные впустую миллиарды (США), либо попытки политическими методами получить непропорциональное влияние (ЕС), либо откровенный мандраж относительно того, куда развернется вектор исламского радикализма (Саудовская Аравия).
Маловероятно, чтобы кто-то вновь попытался раскачать ситуацию в Сирии. То есть определенный «ресурс времени», чтобы спокойно заниматься экономическим восстановлением и политическим конструированием, имеется, вопрос в профессионализме посредников и желании участников.
Фокусов развития процессов в регионе, думается, будет два с половиной.
Первый – вторая волна индустриализации Египта. И если у президента А.-Ф. ас-Сиси хотя бы частично получится реализовать заявленные планы, региональная экономическая и – как следствие – политическая картина станет другой. Появится страна, которая будет обладать всем комплексом потенциала и компетенций регионального лидера.
Второй – борьба за саудовское наследство. Думается, всем специалистам понятно, что Саудовская Аравия уже никогда не будет иметь того влияния на Ближнем Востоке и в исламском мире, какое имела в нулевые и начале десятых годов. Вопрос в том, насколько она сможет сохраниться в качестве значимой региональной силы. И варианты ответов на этот вопрос – очень разные.
Половинка фокуса – перспективы дальнейшего обострения отношений США и Ирана, но, как ни странно, эти процессы – позитивные или негативные – будут происходить на периферии Ближнего Востока, в районе Персидского залива, тем более что у Ирана есть не только западный вектор интересов (через Ирак в Сирию), но и восточный (на Пакистан). Хотя на ситуацию в Сирии они будут иметь непосредственное влияние, определяя, насколько Сирия останется частью выстраиваемой Ираном очень сложной геоэкономической системы. Но для региона в целом этот фактор все же не дотягивает до полноценной «единицы».
– Террористическое сборище смогло поставить мир на «уши» и пополняет ряды новобранцами из России и Центральной Азии. Совбез ООН в состоянии установить, какая страна вооружает дьяволов?
– Северный Кавказ и граничащее с Россией Закавказье и страны ЦА были приоритетными для радикальных исламистов, этого они никогда не скрывали. Поэтому Россия действовала на перспективу, исходя из долгосрочного, как теперь понятно, совершенно правильного понимания ситуации.
Конечно, ООН и ключевые страны прекрасно знают, кто, как и почему. Да и спонсоры ближневосточного террористического сообщества не сильно и скрывались в 2012-2015 годах, когда успех был близок, почти осязаем. Спонсоры и ИГИЛ, и «ан-Нусры», и других террористических организаций засветились по полной. Ключевые страны должны договориться о прекращении поставок вооружения группировкам, признанным террористическими.
Я бы не исключал и временное оружейное эмбарго на период мирного урегулирования и политического диалога, хотя это поставит правительство Сирии в более сложное положение. Безответственные решения США в сфере поставок вооружения и поддержки своих клиентов из числа сирийских группировок привели к очень опасной дестабилизации на севере Сирии. Тут есть над чем подумать, особенно, если исламистский нарыв в Идлибе будет изолирован и купирован, и если политическое урегулирование войдет в практическую фазу.
– Каков ваш прогноз по экономическому становлению Сирии?
– Экономика в странах Ближнего Востока возрождается относительно быстро, с низового уровня. Там не настолько важна инфраструктура, не настолько принципиальны социальные сервисы, как в Европе. К тому же структура экономики самой Сирии способствует относительно быстрому восстановлению. Стоит учитывать, что целый ряд экономически значимых районов, например Латакия, избежал полного разрушения. Уже сейчас все говорит о том, что в «стабилизированных» районах Сирии идет экономическое оживление, возвращаются «сбежавшие» из страны деньги, возвращаются люди.
Главное – исключить возможность новой дестабилизации ситуации. И в этом смысле политическая реконструкция Сирии, создание новой архитектуры власти сейчас важнее экономического развития. А экономическое развитие, оформление экономически значимых слоев и групп – это будет уже элементом «точной настройки» системы власти в новой Сирии. Но до этого момента еще много воды утечет.
