Корона вируса

Мефистофель, приплясывая от восторга, подбирает рукопись, не замечая, что Твист тайком подкрадывается и шепчет Людвигу: «Как ты узнаешь, что Мефистофель сдержит своё слово?» Бетховен вскакивает и повторяет вопрос вслух. Мефистофель, не отрывая глаз от добычи и изучая свой трофей, отвечает, что Бетховен может сам набросать на обороте страницы, вырванной из Библии, договор, который они затем вместе подпишут. Бетховен мельком бросает взгляд на Судьбу, которая всё еще незаметно наблюдает за происходящим. Она кивает ему: даже тени знают, что договор, написанный на священной бумаге, не нарушит никто - даже дьявол.
Совершенно измученный, Бетховен тихо шепчет, что согласен - но не может написать слова, которые уничтожат его любимую Десятую Симфонию. Судьба, понимая сложность ситуации, в которой он оказался, предлагает написать за композитора соглашение, и он протягивает ей бумагу. Пока он смотрит в окно, Судьба пишет следующее:

«Сей договор, заключенный этой ночью, 26 марта 1827 года, между нижеподписавшимися, гласит, что музыка Десятой Симфонии, созданной Людвигом ван Бетховеном, первым сыном Иоганна и Марии ван Бетховен, рожденным в Бонне, впредь переходит в собственность Мефистофеля, Повелителя Тьмы и первого ангела, падшего по божьей воле. Сие соглашение означает также, что все признаки этой музыки будут навечно стерты из памяти человечества. В обмен на уничтожение вышеупомянутой музыки Мефистофель и вся его свита обязуются удалиться из жизни ребенка, в настоящее время спящего в канаве прямо напротив окна этой комнаты. Устранение этого влияния будет начато немедленно после подписания договора и с этой поры вступит в силу навечно.»

Мефистофель читает бумагу, подписывает ее и подталкивает лист Бетховену. Даже не взглянув на документ, композитор подписывает договор. Мефистофель немедленно нависает над фортепиано, хватает рукопись Десятой Симфонии и засовывает ее в пламя горящей свечи. Бумаги охвачены стеной огня. Но когда пламя гаснет, ошеломленный дьявол обнаруживает, что рукопись не только всё еще существует, но даже не подпалена! Вот она опять в огне, поглощена пламенем - и вновь оказывается невредимой.

Чувствуя, что над ним подшутили, Мефистофель пронзительно кричит, требуя объяснений, но выражение лица Бетховена говорит ему о том, что композитор не меньше него изумлен таким поворотом событий. Мефистофель вновь мельком смотрит на рукопись и вдруг слышит, как в темноте раздается хихиканье Твиста.

Когда дьявол требует объяснить, почему карлик смеется, Твист, едва сдерживая свой восторг, говорит, что у родителей композитора был сын еще до рождения маэстро. Они назвали его Людвигом ван Бетховеном, но ребенок умер на первом году жизни. Своего второго сына они также назвали Людвигом. «Человек, которого ты видишь перед собой, - продолжает Твист, - Людвиг ван Бетховен, второй сын Иоганна и Марии ван Бетховен. Ты же приобрел Десятую Симфонию Людвига ван Бетховена, первого сына Иоганна и Марии; конечно, если он таковую когда-либо напишет». Мефистофель свирепо смотрит на Судьбу, которая отвечает ему кроткой улыбкой. Затем, швырнув рукопись Бетховену, он в расстройстве издает вопль и исчезает во вспышке дыма и пламени.
Бетховен удивлен столь быстрым уходом Мефистофеля и спрашивает, не вернется ли тот снова, чтобы забрать его душу. Судьба отвечает, что дьявол никогда не имел прав на душу композитора. «Но Мефистофель сказал...» - «Он дьявол, - возражает Судьба. - Он лжет». «Но... Всё же порой я был груб и жесток с людьми», - говорит, запинаясь, Бетховен. «Верно, иной раз, измученный и раздраженный своим недугом, ты срывался и вымещал зло на других, но позже всегда раскаивался и просил прощения. Часто ты проходил огромные расстояния, чтобы принести извинения за любую нанесенную тобой обиду. Поверь мне, Людвиг, ты поступал хорошо».

И как только она это произносит, Бетховена охватывает глубокое чувство покоя. Он спрашивает у Судьбы, что же случится далее, и она нежно отвечает ему, что теперь ему пришло время отдохнуть, ночью он увидит новый сон в блаженстве рая. И как только ее слова проникают в душу Бетховена, он ложится на диван, стоящий близ фортепиано, и погружается в волшебный сон.