Как православие создало русскую нацию.

https://vz.ru/society/2021/7/28/1110799.html

Киевский князь Владимир Святославович 1033 года назад принял православие. Этот выбор в итоге оказался не только выбором веры, но и одним из важнейших событий в русской истории – особенно с точки зрения формирования самой русской нации. В этом смысле национальной трагедией России выглядят именно действия большевиков.

Начнем с начала. Когда киевский князь Владимир пытался укрепить Древнерусское государство, одним из важнейших инструментов в этом деле он видел религию. Не случайно вскоре после прихода к власти он попытался реформировать русское язычество, утвердив вместо множества племенных богов единый пантеон из шести главных богов во главе с Перуном – «княжеским богом».

Однако прошло всего несколько лет, и оказалось, что язычество – религия, по сути своей разделенная. Каждое племя, каждый город могут поклоняться своему богу, и наличие в Киеве какого-то там княжеского пантеона никак не способствовало объединению множества славянских племен в единое русское государство.

Что особенно важно, для средневекового общества язычество, исповедуемое любым народом, было чем-то вроде таблички, висящей на границе государства – «их можно и нужно завоевать». К Х веку большая часть Европы была христианской. А долг любого христианского правителя был очевиден: принести веру язычникам. Для этого было недостаточно отправлять миссионеров. Наградой крестителю была возможность расширить границы своего государства, установить власть над народами, которые приняли крест. Император Запада Карл Великий потратил 12 лет своей жизни на то, чтобы заставить саксов, то есть восточных германцев, принять христианство. При этом было пролито столько крови, что саксонские земли обезлюдели.

Подобным же образом германцы, уже ставшие христианами, поступали с соседями – западными славянами. Их города и святыни были уничтожены, а языческие племена силой приведены в лоно католической церкви. Точно такая же судьба ждала языческую Русь.

Существование большого языческого государства было вызовом для всех его соседей. Языческое Великое княжество Литовское смогло продержаться до XIV века только потому, что Литва была отдаленной провинцией европейской периферии, наполненной лесами и болотами, затруднявшими военные действия. Да и то Тевтонский орден, активно воевавший против прибалтийских язычников, не упускал случая нанести удар по Литве и однажды был очень близок к тому, чтобы полностью уничтожить литовскую государственность.

Поэтому крещение было в то время лучшим способом национальной самозащиты. Народ, принявший христианство, сразу же входил в число цивилизованных народов, в то время как язычники пребывали вне политической системы Европы, объединенной одной церковью. Ведь различия между католицизмом и православием начали проявляться лишь в XI веке, но и после Великого Раскола (акта в большей степени политического, нежели догматического) долгое время христианство сохраняло единство.

После понимания, что языческий пантеон не поможет создать единую Русь, для князя Владимира настало время необычного мероприятия, описанного в летописи как «выбор веры». Сейчас сложно сказать, были ли описанные в хрониках события в действительности или являются чистой легендой, но очевидно, что князь самым тщательным образом проанализировал, какая вера окажется для русского народа наиболее полезной. Ислам, который к IX веку являлся очень мощной политической и военной силой, был отвергнут под анекдотическим предлогом запрета в этой вере на алкоголь. Но в реальности дела обстояли так, что принятие мусульманства не принесло бы Руси никакой пользы, зато привело к появлению очень серьезных проблем.

Включение в состав исламских народов автоматически приводило к выпадению Руси из числа европейских стран, включало ее в совсем иную цивилизацию, враждебную христианству. А все сильные соседи Руси были христианами. Вскоре Европа будет готова нанести удар по мусульманскому миру – продолжавшиеся три столетия Крестовые походы успешно продемонстрировали военную мощь христианства. Гипотетическая мусульманская Русь неизбежно стала бы настоящим пугалом для христианского мира, который счел бы своим долгом уничтожить такое государство.

Выбор иудаизма был и вовсе невероятным, ведь эта вера была слаба и, более того, считалась верой лишь евреев, которые совсем не желали нести ее иноземцам. Особенно после печального конца Хазарского каганата – единственной страны в истории, где нееврейская элита массово приняла иудаизм.

Выбор католицизма был вполне вероятен и возможен. Тем более что западные соседи Руси уже приняли христианство от посланников Рима. Более того, есть сведения, что первая христианская миссия на Руси была именно католической. В 959 году киевская княгиня Ольга написала императору Священной Римской империи Оттону I, что просит его прислать в Киев епископа, чтобы проповедовать христианство. В 961 году в Киев прибыл епископ Адальберт Магдебургский. Он пробыл на Руси всего около года и был вынужден покинуть Киев из-за неприязненного отношения к проповедям со стороны князя Святослава и его языческой дружины, договориться с которыми не удалось. Как мы видим, для княгини Ольги не существовало заметного различия между Римской и Константинопольской церквями, да и раскол еще не произошел. Так что, окажись епископ Адальберт большим дипломатом, мы вполне могли бы сегодня жить в реальности католической России.

Однако для Владимира выбор католицизма был невозможен. Причина, вероятнее всего, была в политике. Если Римская церковь подразумевала встраивание крещеной страны в очень жесткую систему, подчиняющуюся римскому папе, то византийское православие давало куда большее пространство для маневра. Православные церкви могли получить автокефальность, то есть независимость, и управляться совершенно самостоятельно. Но даже подчиняясь Константинополю, русская митрополия обладала куда большей свободой, чем если бы она была частью Римской церкви.

Владимир, выбирая православие, разумеется, не мог знать, когда русская церковь получит независимость и собственного патриарха, но то, что это рано или поздно случится, было очевидным. Примером была Болгария, крестившаяся в 865 году. Уже в 919 году болгарская церковь стала отдельной патриархией, независимой от Византии.

После того, как был сделан выбор в пользу православия, возникла крайне интересная ситуация. Византия находилась далеко, и связи с ней носили в большей степени культурный, чем политический и тем более военный характер. А вот ближайшие соседи Руси приняли католицизм. Причем это были сильные, агрессивные соседи. Польша – крупная и богатая славянская держава, Венгрия, чьи короли носили титул «апостолических» и гордились своей ролью в крещении язычников, немцы, объединенные в Священную Римскую империю, которая самим фактом своего существования предназначалась для установления единой универсальной католической монархии. Тогда именно православие стало главным средством самоидентификации русских. Мы – Русь – те, кто не подчинились Риму, Западу. Так думали просвещенные люди русского Средневековья.

В условиях постоянно идущих конфликтов православие оказалось определяющим фактором формирования русского народа. Славянские племена Киева, Новгорода, Смоленска, Мурома слились в народ, осознающий свое единство именно благодаря единой вере. Не случайно, когда позднее из древнерусского народа выделились белорусы и украинцы, этот раздел произошел как раз по границам распространения православия. Русские, оказавшиеся под властью католических правителей, стали «другими русскими», которые начали постепенное движение в сторону от общего русского корня.

С другой стороны, православные жители Белоруссии и Украины долгое время (вплоть до XIX века) не ощущали себя иными народами. Средневековые киевлянин или минчанин считали себя такими же русскими, как москвич или новгородец. Этому способствовал русский язык, который долгое время сохранялся в неизменном виде, так что мы легко можем читать тексты, написанные в Великом княжестве Литовском и Русском, или в русских землях, захваченных Польшей. Распад Древнерусского государства и Ордынское иго привели к тому, что значительная часть русских земель оказалась под властью литовской династии Гедиминовичей.

Первоначально это были языческие правители, которым были безразличны теологические споры между католиками и православными. Поэтому долгое время православие в Литве не подвергалось никакому ограничению. Эта политика веротерпимости помогла Гедиминовичам создать гигантское восточноевропейское государство, чья территория превышала владения князей Владимирского дома, правившего в Северо-Восточной Руси. Но политическая необходимость толкнула литовских князей на союз с католической Польшей. А принятое ими крещение было именно католическим, платой за возможность установить в Польше власть потомков Гедимина. Так обрусевшие Гедиминовичи, усвоившие в Литве русскую культуру – а Литва была русским государством, где этнические литовцы считались диким малочисленным народом, обитающим где-то в лесах Жемайтии и Аукшайтии – стали полонизированными Ягеллонами.

Постепенно поглотив Литву, Польша навязала русской элите новые стандарты. Сохранять веру отцов было можно, но не выгодно. Православную шляхту не жаловали при королевском и великокняжеском дворах, они постоянно оказывались обойдены при распределении наград и пожалований, получении выгодных должностей. Разумеется, это приводило к тому, что правящая элита Литвы постепенно становилась из православной – католической. А это, в свою очередь, порождало все более нарастающие противоречия между народным большинством, остающимся православным, и правителями – католиками. Уже в период объединения Руси вокруг Москвы литовские власти с удивлением обнаружили, что их подданные питают большую симпатию к «чужим» православным русским князьям, нежели к «своим» литовским.

Одновременно с переходом части аристократии в католицизм начался противоположный процесс. Те из литовских князей и бояр, что не хотели принимать латинскую веру, переходили на службу к великим князьям московским.

Причем по тогдашним обычаям делали это вместе со своими землями и зависимыми людьми. Поляки и литовцы могли сколько угодно обвинять московские власти в деспотизме, уверяя, что только в Речи Посполитой благородным людям гарантированы все свободы, но русская шляхта постоянно уходила на Восток. И это было вопросом не идеологии, а веры.

Когда в XVII столетии украинское казачество выбирало, чью сторону принять – польского короля или русского царя, решающим аргументом стала православная вера. Казачество, в общем-то, неплохо жило под властью поляков. Они имели множество привилегий, развитое самоуправление. Польские короли набирали из казаков реестровое войско, которому платили щедрое жалование. Россия в то время была беднее и слабее Польши. Казаки не могли рассчитывать на столь же привольную жизнь в русском подданстве, но все равно предпочли православного царя. И даже когда уже в следующем столетии окрепшее русское государство, превратившееся в империю и вошедшее в число великих держав мира, начало вести наступление на традиционные казачьи вольности, большая часть казаков предпочла потерять свободы, но остаться православными. Такова была сила веры.

Православие сыграло огромную роль в ходе возвращения русских земель, захваченных Польшей и Литвой. Когда при Екатерине II в Россию вернулись Белоруссия и Правобережная Украина, местное население оказалось на стороне русских властей, в то время как ополяченная шляхта долгое время была источником мятежей и волнений. Когда после очередного антирусского восстания 1863 года русское правительство обратилось к православному крестьянству за помощью, православные русские люди сами начали сдавать властям свою мятежную шляхту. Ведь в имперском правительстве в Санкт-Петербурге белорусы и украинцы видели «своих», тех, кто защищает их интересы.

В ответ поляки и австрийцы (которые считали себя объединителями славянства и полагали Россию в этом главным конкурентом) попытались разыграть национальную карту, создавая мнимые различия между великороссами, малороссами и белороссами. Такая политика имела определенные успехи в XIX веке, но благодаря продуманным мерам русского правительства к началу ХХ века полностью провалилась. Среди славянских народов в то время господствовала идеология панславизма, которая подразумевала объединение славян под властью русского императора. Даже вечно недовольные поляки в начале ХХ века успокоились и поняли, что им гораздо выгоднее быть вместе с русскими, чем против них. Забавный, но характерный факт – один из идеологов украинского национализма Симон Петлюра до 1917 года был одним из главных пропагандистов единства русских и украинцев, большим патриотом России.

Это назревшее объединение оказалось сорвано большевиками. Начав войну с религией, они уничтожили тот объединяющий фактор, который сплачивал восточных славян. А организовав политику коренизации, они повернули вспять все достижения русского правительства по объединению восточнославянских народов, воспитали новую, антирусскую элиту. Именно эти люди, выросшие на советской национальной политике, приложили немалые усилия к разрушению СССР и обретению независимости. Нынешний всплеск национализма на Украине и в Белоруссии, который прежде всего направлен против православной России, зато не скрывает симпатий к католической Польше и Западу – это логический итог советской политики выращивания украинцев и белорусов из единой русской нации.