Медстраничка :)

Я боюсь людей, которые сюсюкают. Мне кажется, что у них манифестирует гебефреническая форма шизофрении, они сейчас накакают и начнут швыряться дерьмом.

На днях проходила аттестацию на получение квалификационной категории.

Народу было очень много, в основном, медсёстры, которым хорошо за 40. Сидят, волнуются, кто-то уже таблетки лопает. Выходит из зала заседания дама за 50, руки и губы трясутся, лицо красное - не подтвердили высшую категорию.

Народ затрясся ещё больше. Стали задавать ей вопросы - что, как и почему. Оказалось, что ей задали всего один вопрос - "ребёнок с мамой на приеме у педиатра. Внезапно упал, начались судороги. Ваши действия". Ну, и она ответила так, как ответил бы любой из нас - вместе с врачом оказывать помощь.

А вот фигушки. Сначала с мамы информированное добровольное согласие, а уж потом всё остальное.

Едва оправившись от шока я только и смогла выдавить из себя, что так помереть можно пока бумаги заполняешь. Вот так по каким-то еб...чим стандартам, в которых бумажка решает всё. В том числе будет жить пациент или нет.

Опять
Они стоят за спиной. Пришли, стоят, молчат, чуть слышно о чём-то шепчутся. Я прекрасно понимаю, что я в комнате один. Ну, разве что ещё кошка. Но она не в счёт. Но всё равно мне кажется, что стоит лишь чуть-чуть прислушаться или резко обернуться - и я Их услышу. Или увижу. Они любят приходить вечером, когда я уставший и когда один. Особенно Им нравится меня навещать или рано-рано, под утро или после тяжёлых смен. Нет, я совсем не боюсь. У меня нет страха перед прошлым. У меня нет страха перед Ними. Скорее наоборот, мне спокойней, когда Они рядом. Наверное так себя чувствует полководец, за развевающимся на ветру плащом которого выстроилась верная дружина.

Но вернёмся к исповеди. Вечером, когда я после трудового дня остаюсь один, или лёжа в предрассветных часах в бессонной дреме - Они выходят из-за моей спины. И я вижу Их. Кто-то смотрит на меня с одобрением и благодарностью, а кто-то хмуро и уныло. Радует только то, что первых - значительно больше. Вот бабушка-библиотекарь, а вот наркоман со стажем. Стоят рядом, общаются. Удивительно но такие казалось бы разные люди а нашли общий язык. А вот дедушка-алкоголик с набитыми татуировками на стопах «они устали» выпивает из одного стакана с циррозником. И ведь правильно говорит циррознику, мол «пить - вредно, от этого всякие язвы-шмязвы открываются…». Жаль, цирозник не слушал этого в своё время. А вот женщина, средних лет махает мне рукой, вправленной после вывиха… (я помню милая, как она у тебя «повисла» после вправления, всё помню). А рядом стоит другая. Она улыбается и протягивает мне металлическую проволоку. И тебя, красавица, помню. И проволоку твою узнаю… как-никак мой первый метал… И тебя, старшина красной армии с переломанными пальцами помню. Хорошо ли разработал после травмы? Ведь собрал я их тебе кажется тогда неплохо… Эх – жаль, не пришёл ты ко мне в своё время на контроль… но надеюсь у тебя всё хорошо. А вот тебя, милый друг, с гнойной раной посреди бедра я рад бы забыть, да не могу. Так что нечего тебе прятаться за спинами других - выходи, не стесняйся. И у тебя, девица, что после гинекологической операции, надеюсь всё таки сложилась жизнь хорошо. А ведь я после этого всерьёз хотел уйти из медицины. Коллеги (спасибо им) тогда отговорили (отмолили, отпоили)… А ты что скажешь, Старая Язва? Помнишь, как кровь из молодого интерна пила? Наверное нет. Но предплечье у тебя теперь - как новое. Так, что, наверное, кровушка моя пошла тебе впрок. Так далее и тому подобное…

С каждым годом их всё больше. Всё ширится и растет «моя дружина». Я уже с меньшим страхом спускаюсь в приёмное отделение. Веселее иду в операционную. Если привезут вывих – я вправлю. И в нужный момент на мои руки опустится рука-плеть той, с которой ошибся. Остановит, направит, удержит. Суицидник - поможет аккуратно зашить резаные раны, Старая Язва - напомнит, что не стоит опускать руки и всегда стараться сделать свою работу максимально качественно. А молодая женщина после гин. операции напомнит (если я вдруг забуду), что и зачем я здесь делаю. А вот парень с гнойной раной на бедре каждый раз когда будет из-за моего плеча видеть похожие раны у других пациентов - будет мне на ухо шептать: «не забудь всё-всё вычистить, проверь ещё раз, перед твоим последним швом. Поставь хороший дренаж.»

Спасибо, что стоите за спиной и что напоминаете мне о себе в минуты усталого одиночества или предрассветной бессонницы.

Тут многие часто говорят об обиженных стариках-пациентах и о том, что старость нужно уважать. Не согласна.
Если человек мразь, то не важно это старая мразь или молодая. И отношение будет соответствующее. Моему деду 88 лет, и он по сей день добрый, интеллигентный и приятный человек. Он регулярно наблюдается и лечится в поликлиниках и стационарах и никогда (и нигде) ему не хамили и не обижали. Наоборот медики всюду его уважают и по-доброму относятся. Старики, которые хотят уважения пусть ведут себя прилично и достойно. А хамить врачам под предлогом "Я старая, мне все обязаны и должны, что хочу, то и делаю, целуйте меня взад". Это неправильная позиция. Такие старики потому и заброшены, что всех родственников достали...

Сложная ситуация: знаю одну одинокую, доброжелательную, в целом, 90-летнюю бабушку с деменцией, которая периодически от бессонницы и тоски по ночам вызывает скорую, и меня, что бы принять врачей, хотя причин для этого нет.. но!
С какими лицами ВСЕГДА ВХОДЯТ ВРАЧИ СКОРОЙ! И не только к этой бабушке! Кислое, не довольное, взгляд убивает. Цинизма море...
За мою жизнь встретился мне один лишь Доктор, педиатр, который не раз приезжал к моему сыну. Помню, как он развязывал чепчик, снимал распашонку и осматривал ребенка... столько любви и внимания, нежности и человечности было в этом прекрасном Докторе, что я до сих пор помню его, хотя сыну уже 31 год.
Очнитесь, люди! Понятно, что платят критично мало, что усталость и отсутствие сна из-за частых смен. Понятно, что тяжело Вам, но включите позитив, пожалейте и сострадайте своим пациентам, либо.... всегда есть выход, - уходите из профессии. Придут другие, может быть чем-то похожие на того чудесного Доктора.

«Я тебе сейчас эту ручку в глаз воткну»: каково это – работать с онкопациентами

05.06.2018
Врачи тюменского «Медицинского города» смогли помочь пациенту с четвертой стадией рака левой гайморовой пазухи. У больного были язвенные изменения на лице, верхняя челюсть была разрушена, а гайморова пазуха заполнена опухолью в семь сантиметров.

Докторам удалось не только остановить рост опухоли, но и стабилизировать состояние пациента, а также устранить видимые проявления болезни. Как этого удалось достичь, рассказал заведующий отделением рентгенохирургических методов диагностики и лечения «Медицинского города» Лаврентий Дьяков, передает «ФедералПресс».

По словам Дьякова, этот пациент с чертой стадией рака у них не единичный. С такими больными приходится сталкиваться ежедневно. Постоянно проходят лечение в больнице пациенты с тяжелыми, злокачественными образованиями. Врач отмечает, что болезнь удается побеждать благодаря технологии рентгенэндоваскулярной хирургии, которую они используют уже с начала прошлого года.

«Мы заходим в сосудистое русло. Обычно через бедренную артерию, возможно, через руку, через лучевую артерию, артерию плеча. Микрокатетер устанавливается в сосуды, которые кровоснабжают само образование или область, в которой оно находится. Например, язык. Рак языка – не редкость. Мы можем вводить препарат прямо туда, — объясняет врач принцип технологии. — Что это нам дает? Во-первых, препарат поступает в поток крови, который «кормит» образование. Создается такая концентрация, которой никаким другим способом не достичь, запредельно высокая доза препарата в самой опухоли. А системное влияние на остальной организм – минимальное. Эта химиотерапия переносится гораздо легче».

Доктор отмечает, что положительные результаты можно заметить на метастазах. При этом препарат высвобождается тем же путем, которым идет процесс метастазирования. Дьяков говорил, что однажды так пришлось лечить пациента с раком языка с переходом на ротоглотку. Оперировать было невозможно. Пришлось сочетать внутриартериальную и лучевую терапию. В итоге, опухоль ушла полностью вместе с метастазами.

«Сегодня онкология без рентгенэндоваскулярной хирургии – не онкология. Такая служба должна быть в каждом онкологическом диспансере, — говорит врач. — Это тоже операция. Высокотехнологичная, малоинвазивная операция. Но это более щадящая технология. После нее нет следов на теле. Человек достаточно комфортно себя чувствует. Но, понимаете, ее нельзя предложить всем, как и любую другую операцию».

«Главное – не лишать человека надежды»

Доктор добавляет, что с какими-то пациентами удается добиться палиативного эффекта, устранить боль, кровотечение. Кому-то врачи убрали первичное образование, но остались отдаленные проявления, но есть и такие пациенты, которых удавалось избавлять от заболевания полностью – даже на четвертой стадии.

Тем не менее, Дьяков добавляет, что есть болезнь, не подверженная воздействию химии,» толку от нас там не будет. Есть случаи, когда нет сосудистого русла – оно закрылось из-за развития опухоли. Но там не будет эффекта ни от чего».

По словам врача, пациенты с первой-второй стадией пролечиваются моментально. А вот основной части пациентов, которые к ним попадают, как правило, уже тяжело оказать какую-то хирургическую помощь.

«Бывает, что после успешного лечения болезнь все равно возвращается. Как сказать об этом человеку, насколько это тяжело? Любое лечение – это сложный контакт пациента и врача. Надо подавать информацию так, чтобы человек не чувствовал себя как ствол спиленного дерева. Конечно, это сложно, как может быть просто? Главное не лишать человека надежды. Стараться находить такие варианты лечения, которые бы подпитывали эту надежду, давали результаты».

«Пыль в глаза не пускаем»

Врач считает, что в любом случае с пациентом, у которого уже четвертая стадия, нужно разговаривать максимально честно. Важно, чтобы он не был брошен с проблемой один на один.

«Конечно, мы стараемся не переживать за пациента как за собственную проблему. Сопереживаем, но так, чтобы это не мешало работе. Если мы будем переживать за каждого, нас не хватит. Получишь инфаркт, и кому ты помог? Но холодного отношения, чтобы пациент был сам по себе, а врач сам по себе – у нас такого нет. Всегда поддерживаем, но никогда пыль в глаза не пускаем. Результаты не всегда будут такими, на какие мы рассчитывали», — говорит Дьяков.

Бывало, говорит доктор, и такое, что пациенты ведут себя агрессивно. Иногда, как объясняет врач, само заболевание так себя ведет – когда опухоль в головном мозге, в лобных долях. Дьяков вспоминает, что когда еще работал в Новосибирске, к нему пришел пациент, которому нужно было делать операцию. Больной согласие на хирургическое вмешательство дал, а потом говорит: «Я тебе сейчас эту ручку в глаз воткну». Дьякову удалось сохранить хладнокровие, ответил: «И как я буду вас оперировать с одним глазом? Неудобно же будет».

Основная проблема, по мнению врача, сейчас в том, что в обществе распространилось стереотипное представление о том, что рак – это приговор.

«Надо к онкологическим заболеваниям относиться иначе – с ними можно жить. Задача – не победить их, а адаптировать людей, которые ими заболели. Сделать так, чтобы общество не отворачивалось от них. Онкологические заболевания входят в тройку тех, что чаще всего приводят нас к уходу из жизни. Жизнь заканчивается, рано или поздно. Онкология – лишь один из вариантов того, как это произойдёт. Но это не щелчок, это процесс. Можно его если не устранить, то замедлить. Все возможности для этого есть.

В любом случае, важно, чтобы у человека сформировалось осознание: онкология – это не конец. Это как хроническое заболевание, с которым можно жить», — заключил Лаврентий Дьяков.

Как сообщалось ранее, новыми национальными проектами правительства Медведева станут борьба с раком и цифровая экономика. Всего в программу заложены 13 проектов, на реализацию которых собираются потратить 25 триллионов рублей в 2019-2024 годы.

Сердцу не прикажешь. Когда захочет, тогда и фибрилльнёт.

Когда я прихожу на дежурство в приёмник, меня сразу настигает желание учиться. Учиться телепортации.

Бывает копишь-копишь на машину, а потом срываешься... и покупаешь в больницу томограф.
Ибо проверка нагрянула.

Бурят зашел в кабинет быстрее, чем до ушей Михалыча донесся стук в дверь.
Палец его, как на тревожной кнопке у военного ракетных войск, или как палец водителя трамвая, лежащий на кнопке экстренного торможения, был занесен над правой кнопкой мышки, курсор которой располагался на крестике закрытия окна. Указательный палец Михалыч всегда был на чеку, и в этот раз, не смотря на стремительность влетевшего в его комитет проклятого бурята, сработал исправно. Окно с картинками весьма фривольного для 67 летнего доцента кафедры было молниеносно свернуто.

Бурят застал доцента в клубах дыма, уставившимся на рабочий стол компьютера.

Бурятом Валентин Михайлович Кутенков называл приехавшего в ординатуру друга степей, который предварительно отработал в местной краевой больнице 8 лет, и хирургическая техника у которого была такая, что доценту с его пальцами, нажимающими иногда одновременно две клавиши на мышке, было далеко. Бурят за годы, проведенный в одиночестве в больнице, где на четыреста километров вокруг не было никого, кроме шаманов, наоперировал такого, и наблатыкался так, что в клинике в центре Москвы на его операции ходили смотреть интерны и ординаторы. А бурят, оперируя мог смотреть в окно, или на студентов, параллельно объясняя новую тему, руки у него работали автоматически.

– Ну, чего тебе?

- Михалыч, там это, - скороговоркой начал бурят, - Не знаю как сказать…

- Выкладывай, зачем пришел, - начинал раздражаться Кутенков, - я тут отчет квартальный делаю, мне некогда!

- Да как бы это объяснить… делал я деду ректороманоскопию, тому, про которого докладывали на конференции, это, с болями внизу живота и задержкой стула, и это… Михалыч, я, я не трусливый человек, я в тайге и медведя встречал и волков, это самое, ну не боялся никогда, и помню, с одним патроном в тайгу ходил, было дело, а тут, - речь у вошедшего была несколько скандированная, и было слышно, что у него стучат зубы, - Делаю я, значит, смотрю ему кишку энкоскопом, и где-то сантиметров на сорока….. – речь бурята становилась все более смазанной, и тихой, и тут он подавшись на Михалыча и выпучив глаза возопил, - Михалыч, на меня оттуда ГЛАЗ посмотрел, клянусь, я чуть сознание не потерял!!!

В кабинете повисла пауза, Кутенков улыбнулся, потянулся на сигаретами, ловким движением подцепил одну, как он называл, мерзавочку, пустил себе ее в широкий рот, закурил, и, сощурившись посмотрел через клубы дыма на бурята.

- Вашу нацию, погубит алкоголь, мать вашу, - резюмировал Михалыч.

- Да я не пью! Вообще! Я клянусь! Нам же нельзя пить, мы же спиваемся за полгода.

Стоит остановиться ненадолго и показать вам этих двух прямо, скажем так, противоположных персонажей. Михалыч – грузный, дородный, с лежащим на коленях животом, всегда балагурящий и рассказывающий сиплым но, в то же время сильным и громким голосом скабрезные анекдоты, любитель жизни и женщин, один из главных хирургов клиники лет тридцать назад, курящий одну сигарету за другой, с очень широкой улыбкой и глазками-щелочками. Бурят – щуплый, низкий, с серо-зеленым от работы цветом кожи, в выглаженном и застиранном белом халате без единого пятнышка, говорящий тихим голосом, весь какой-то смиренный, чем-то похожий на Даосского монаха.

- Тогда какой, кто на тебя оттуда, с позволения сказать, смотрел!??

- Там глаз. Оттуда на меня кто-то смотрит.

…

На застеленной коричневой в пятнах клеенкой кушетке лежал, поджав ноги под себя сухой дед, на вид ему было лет 90, про таких в клинике обычно говорили – паспорт заканчивается А если такие пациенты были еще и лежачими, то молодые ординаторы любили побравировать циничностью, которая развивалась у них намного быстрее хирургических навыков, а иногда и вместо них, называя таких больных «дровами». Однако дед был вполне еще ничего себе, руки были крепкие и жилистые, побрит, одет он был чисто и лежал тихо. Михалыч заглянул в окуляр колоноскопа и стал продвигать рабочую часть по кишечнику, прошел сигмовидную кишку, ректосигмоидный переход и вот, за очередным поворотом кишки и сюжета нашего рассказа на него взглянул глаз красивого василькового цвета, и при этом, кажется, еще и подмигнул. Хорошо бурят был готов к такой реакции и успел подхватить Михалыча сзади под руки, а сестра успела подхватить выпавший из рук колоноскоп.

Кутенков, будучи старым коммунистом и хирургом в чудеса не верил, а глазам своим, наоборот, до этого момента доверял. Но Связи между органом восприятия – глазом и органом осмысления воспринятого – мозгом – в этом случае не было и быть не могло. Довели таки водка и девки до цугундера. Повернувшись к бледному буряту Михалыч попробовал сострить, - Если это такой глаз, какого размера сам глист? Но у того не дрогнул ни один мускул на лице. Дело было неслыханное. В тундре он, конечно, много повидал, но такого. Еще по пять раз все, включая медсестру заглянули в колоноскоп. Все увидели глаз. Речи о массовом помешательстве быть, кажется не могло, Михалыча то вызвали из кабинета, в связи с чем завязалась полемика, целью которой было найти хотя бы какое-нибудь объяснение феномену, к которой вскоре присоединился скучающий до этого дед.

– Сынки! Я уж лежать замучался, кости болят, вы чавойта там – клад ищете!?

- Да лежи ты дед, потерпи. Нашли мы тут, кое что, сейчас, скоро закончим.

Но деду видимо, действительно надоело исследование, и связанное с ним унизительное положение, и собравшийся у него консилиум, и тот стал негодовать и требовать объяснений, чего они, мол, столько там копаются, думают ли заканчивать, и можно ли штаны одевать. Чтобы успокоить пациента, медсестра, глядя на побелевшие лица докторов сказала тоном Ульяны Андреевны из «Иван Васильевич меняет профессию», смущенно произносящей: «Выходит два», - Дедушка, у вас там, похоже, мы можем ошибаться, но очень похоже, что там, как бы… глаз. На что дедушка изрек одно слово, - Нашелся.

…

Как и во всех, казавшихся поначалу мистическими историях, все оказалось очень прозаичным. У деда после ранения был один глаз. А второй ему с эстетической целью заменял протез. Раньше эти протезы были съемными, и искусственный глаз у деда ночевал вместе с челюстями в стакане, возле кровати на тумбочке. Вставлению глаза в орбиту предшествовал ритуал его облизывания, и, надо же такому случиться, что утром накануне того дня, когда наш ветеран попал в больницу он этот глаз, облизывая, проглотил, да и забыл об этом, вставив запасной, коих у него было целых шесть штук.

А вы говорите – зеркало души!

Тарас Нечай (с)

История о неуловимом враче:

- Доктор, а можно с вами проконсультироваться?
- А ты догони сначала!!!

«Я написал завещание — могу умирать»: вспоминая ушедшего больного

Работал я на участке, точнее на двух, терапевтом. Вызовов было много, а времени на вызов — мало. Но на тот вызов я пришел в последнюю очередь и уже никуда не торопился.

Меня встретила приветливая, несколько хлопотливая хозяйка.

Больной — мужчина, ее муж, 72-х лет, крепкий, стройный. Бывший военный, потом — руководитель.

Жалобы на боли в спине, преимущественно в поясничном отделе позвоночника, потливость, слабость, на фоне повышения температуры до 37,5. Люди были довольно обеспеченные, наблюдались, в основном, платно. Был он обследован-переобследован, казалось бы. Невролог, гастроэнтеролог, несколько раз всякие анализы сданы, УЗИ брюшной полости и проч, проч, проч. «От спины» он полгода безуспешно лечился у мануального терапевта, доцента. Без рентгена хотя бы. Я уж и не помню, что еще было, но точно помню, что больной добросовестно представил мне целую стопку всяких обследований и заключений из известных клиник, от профессоров, кандидатов и т. п.

Смотрю я пациента, и складывается первое впечатление об ОРВИ. Но что-то мне не нравится. Перебираю анализы и всякие заключения. И вот что мне не нравится: в серии анализов — повышение СОЭ, низкий или на нижней границе нормы гемоглобин, признаки гипохромии и микроцитоза, тенденция к нарастанию тромбоцитов, на УЗИ брюшной полости — полип жёлчного пузыря. Настораживаюсь, перечитываю документы: «Онконастороженность». В записи гастроэнтеролога вижу рекомендацию «КТ брюшной полости». Ну, говорю, сделайте, если можете. Они могут всё, сделали. «На попавших в зону сканирования позвонках» — вторичные изменения (mts).

Отправляю пациента к онкологу, тот обследуется, выявляется рак простаты с метастазами в грудные, поясничные позвонки, голову, ребра, коленные суставы, трубчатые кости… В общем, всё.

Вспоминаю, как пациент, этот солидный, интеллигентный мужчина, реагировал на моё первое упоминание о возможной онкологии.

«Нет, — говорил он. Не может быть. Я хорошо себя чувствую. Этого никак не может быть». А я, уже имея к тому моменту данные КТ, понимал, что вот это оно и есть.

Это был первый этап встречи с болезнью: неприятие, отрицание.

Далее онкологи открыли ему глаза и сказали, какой диагноз, и что оперировать поздно.

Настал второй этап: уход в себя, апатия, депрессия.

Он сказал: «Такой диагноз — всё. Лечиться смысла нет. Я уже выполнил все свои жизненные задачи. Завещание уже написано. Можно умирать».

За всё это время я с большим интересом слушал пациента, его рассказы о своей жизни, что-то о Карибском кризисе, ракетах, стихи Пушкина в его исполнении. И это правда было мне интересно. Мы весьма сроднились с его женой, это были удивительные люди.

Период депрессии прошел: жена, как могла, таскала его по врачам, сцинтиграфиям, биопсиям, «химиям», капельницам и проч. Однако, болезнь прогрессировала. И в силу своей тяжести, и, увы, в силу того, что больной на начальном этапе диалога с онкологами упорно отказывался лечиться.

Становилось хуже: нарастали боли, тахикардия. Лечили как могли. Потом после ОРВИ началась пневмония, и я, придя на очередной визит, увидел картину печальную: кашель, выраженная интоксикация, хрипы в легких. Еле уговорили на рентген. Подтвердилась инфильтрация. Предлагаю в больницу, тот — «не поеду». До смешного: пришел, смотрю, больной уже «загружается». Говорю жене: надо ехать в больницу, он тяжелый, реанимационный больной. Тот мгновенно приходит в себя и так грозно нам «Не поеду!» и — обратно «в отключку».

Позвонил я другу, реаниматологу, говорю, помоги хоть как можем, всё равно уже конец не за горами. Тот согласился, мы вместе притащили лекарств, антибиотики, глюкозу… Прокапали, прокололи, пролечили. Ожил!… Пришел в себя! Потом еще гулять выходил.

Встретил его как-то на улице, в солнечный день, он идет с розами: вот, мол, жене несу: тридцать лет как вместе. Последний раз, наверное.

Потом стало совсем плохо. Больной наш слёг. Нарастали боли, трамадол в капсулах уже не помогал, стали колоть. В одно утро беднягу перекосило, я всполошился, «выписал» невролога, но к его приходу неврологическая симптоматика регрессировала. В больницу — «не поеду!», естественно. Уж такой мужчина, такой человек.

И опять чуток покапали, и опять настал «светлый промежуток». Уже последний.

Товарищ собрал себя в кучу, и, невзирая на протесты жены, сел за руль. И ее посадил. И поехал за город, на дачу. С гемоглобином 80.

Доехал, еле вышел из машины, вошел в хату, осмотрелся, прошелся: ну всё, поехали.

Уже потом жена нашла в его дневнике короткую запись: «Были в Сестрорецке. Видимо, в последний раз».

И снова он слёг. Про больницу уже никто и не говорил. За ним жена ухаживала, как могла. Мой друг — реаниматолог, божий человек, помогал, приезжал, капал, я у него уж был в подмастерьях: пока тот инфузию готовит, я — монитор, давление, пульс, подержать, что нужно. Помогали перестилать… Больной загружался.

Состоялось ЖКТ-кровотечение, которое мы вроде как остановили (ну, оно, видимо, само остановилось).

Мы капали, помогали, беседовали и утешали жену. И тут друг-реаниматолог мне сказал:

— Ты знаешь, пожалуй, хватит уже капать, не надо больше. До среды не доживет.

Во вторник вечером я поздно шел с работы, и решил зайти, хотя не звонили мне, и не вызывали.

Зашёл. Больной лежал в сопоре, тяжело дышал. Несмотря на печальную картину, в доме была какая-то тихая, светлая доброта. Меня напоили чаем, как, впрочем, у нас уже бывало, я посмотрел и послушал больного, больше для успокоения жены и совести. Динамики не нашел…

Она спросила меня:

— А может ли он уйти сегодня? Конечно, может, говорю.

И ночью он ушел…

Мы, я и мой друг реаниматолог, были с его женой и родственниками и после. Нас позвали с ним проститься и мы пришли. Никогда доселе я не мог себя представить на похоронах своего больного. Это было удивительное неловкое чувство, когда больной умер, а нас благодарили, и благодарили.

Потом нас звали и на 9 дней, и на 40 дней, и на годовщину. И всякий раз благодарили. Правда, очень, очень неловко себя чувствуешь.

Прошло время, я по-прежнему дружен с женой (вдовой) этого больного, и часто вспоминаю его как сильного и благородного человека, удивительно достойно прошедшего все стадии встречи с болезнью, от гнева и отрицания через депрессию до принятия болезни.

И всякий раз привожу его в пример своим капризным пациентам.

А еще вновь научился онконастороженности, и с опаской смотрю теперь на мануальщиков. И понял, что профессор или доцент — лишь лейбл, но никак не гарантия.

Автор: кардиолог Александр Сонин, г. Санкт-Петербург

Главное, чтобы в твоей жизни был такой человек, которому в любое время суток можно позвонить и сказать "У моей троюродной сестры внучатого племянника моего зятя три недели назад какая-то сыпь была на руке, шо это может быть"?

Проходил я после окончания института практику в реанимации. И вот однажды весной привозят парня - жертву несчастной любви. Надо сказать, по весне таких идиотов просто пачками в больницы привозят, гормоны бушуют. Тот паренек чем-то травился, но не до конца. Откачали его, капельницу сделали, и лежит он. А поскольку все это время он орал, что жить без нее не будет, убьется, то его ремешками к кровати и прикрутили.
Поскольку с пареньком все в порядке, то надо его из реанимации перевозить, что мне и поручили. Везу я его с капельницей, а он никак не успокаивается, орет. Мне это немного надоело, и решил я приколоться.
- Ах, так, - говорю, - жить не хочешь, ну и не надо, будешь донором органов. И отсоединяю у него капельницу. Действие безвредное, однако эффект производит тот еще. И везу его дальше. Он притих. Подхожу к лифту. А надо сказать, что везти его можно было двумя путями: поверху, и через подвал, где морг. Так вот, захожу в лифт, меня спрашивают, куда:
- Наверх, или в морг?
Я говорю: - В морг. Паренек белеет и начинает что-то бормотать о врачах-убийцах. Когда добрались до низа, он начал орать уже во весь голос:
- Спасите, помогите, убивают! А все видят что человек, явно не в себе, ремнями к кровати прикручен, и внимания на это никакого не обращают, кто-то успокаивает:
- Это не больно, потерпи, раз - и готово... Паренек понимает, что это явно вселенский заговор, вспоминает все фильмы, где у людей вырезают органы и впадает в полную прострацию... Когда добрались до палаты, на него смотреть стало страшно, лежит весь белый, покорный судьбе. Больше он покончить с собой не пытался, шоковая терапия, понимаешь...

Можно симпатизировать сотням, увлекаться десятками, восхищаться единицами, а стучать заведующему на всех.

Времени - 3.30. Повод к вызову: мужчина, 25, температура 40.
Здоровенный лоб, практически полностью покрытый крапивницей и сопутствующими прелестями в виде расчёсов. До нас, как это водится, "думалвсёпройдет" и никуда не обращался.
- Когда заболел?
- Да уж неделю температура держится.
- А сыпь когда появилась?
- Тогда же, неделю назад.
- Чем лечитесь?
- Ампициллином, принимаю регулярно, три раза в день.
- На что раньше бывала аллергия?
- Три года назад была аллергия на ампициллин - тоже весь сыпью покрывался...

Около 2х часов ночи. Вызов "боли в животе, жидкий стул". Бодрая и совсем не уставшая бригада СМП на подкашивающихся ногах штурмует 5 этаж хрущёвки, где их встречает милая дама бальзаковского возраста в гламурных бигудях. Сыночек приболел. Отрок 17 лет от роду, лежит на диване и подаёт слабые признаки жизни. Осмотр выявил предварительный диагноз "аппендицит?", и всё такой же бодрый врач предложил осмотр хирурга в ургентной больнице. Предложение было адресовано бигудястой тётке, так как отрок совершеннолетия не достиг не смотря на 2 метра роста. Дамочка с энтузиазмом восприняла предложение и развила бурную деятельность по подготовке в этот нелёгкий поход. После 20 минут метания из комнаты в комнату (бригада в этот момент несмотря на крайнюю бодрость и присутствие духа мирно подрёмывала в уютном креслице подле дивана, на котором всё так же без движения возлежал отпрыск дамы) бигуди вспомнили что домой-то потом надо добираться, а на улице ночь, а город у нас даже внешне не напоминает Цивилизованный Запад. С милостливого разрешения бригады тётка будит свою сестру, спящую в соседней комнате (что характерно, тоже в бигудях, хорошо что парень хоть коротко стрижен), и теперь уже две деловитые фемины снуют по квартире, собирая в путь вторую. После ещё 20 минут одетая и обутая мамаша наклоняется к сыночку и выдаёт:
- Ты дверь за нами закрой, мы через пару часов вернёмся!

То чувство, когда ты умер несколько лет назад, а тебе звонят с работы и просят подменить.

Я то сам никогда не рожал, не положено, но вот опытные тетеньки мне рассказывали, что нет, дескать, ничего приятнее, чем родить ребенка дома, на собственной любимой кровати, почитывая журнал «Космополитан» ...

Например, в 1995 году, 33% тетенек в Нидерландах родили своих детей именно дома. С другой стороны, в Англии - стране которая, по сути, изобрела акушерство в том виде в котором его знает прогрессивное человечество, количество домашних родов в 1997 году составило всего лишь 2%.

Чем же так привлекательны домашние роды?

Во-первых, приватность. Лежите вы себе на своей кровати, на минуточку - без трусов, рожаете и совершенно не боитесь, что вот-вот распахнется дверь и в комнату войдет группа совершенно незнакомых вам товарищей : профессоров, докторов, студентов, практикантов, корреспондентов местных газет, продавцов крема от растяжек и еще черт знает кого, и начнет обсуждать ваши роды, цокая при этом языком и углубляясь в такие дебри клинического акушерства, от которых вас тут же начнет подташнивать.

Во-вторых, ваша личная персональная акушерка, которая знает вас чуть ли не со времени зачатия и которая ведет только ваши роды и ничем иным больше в данный промежуток времени не занимается. Акушерка может оказаться чересчур болтливой, но от этого, к сожалению, никто не застрахован.

В третьих, дома всегда в наличии любящий муж, готовый по первому движению ваших бровей наполнять теплые ванны, подавать воду со льдом, массировать спину и ходить белочкой. После родов никто, кстати, в отличие от больницы, не выгонит вашего мужа из спальни сразу же после наступления тихого часа, потому что «другие тети тоже хочут спать, а он, видите ли, громко сопит». Также обычно имеется свекровь, плетущая теплые носки маленькому и, иногда, свекр, печатающий в соседней комнате деньги на покупку детской кроватки.

В четвертых, рожая дома, вы избегаете всяких врачебных вмешательств. Разного рода капельницы, венфлоны, катетеры, эпидуралы, анализы крови, уколы в попу, в писю и прочие части тела – это не для домашних родов. Все очень натурально, естественно и хорошо.

В пятых – на минимум сведен риск заполучить госпитальную инфекцию, типа метицилин - резистентного стафилококка или, к примеру, клостридию дифицилле. Конечно, чтобы риск был действительно минимальным, срач дома, где вы собираетесь рожать, нужно мало-помалу прибрать.

Риск домашних родов.

Вот тут, кстати, не так все радужно. Риск серьезных неприятностей на порядок выше, если вы собрались рожать дома своего первого ребенка. Или пятого-шестого.

Первая причина проста – ваш таз, который в свое время в нужный момент вас не подвел и таки помог вам забеременеть, может оказаться слишком маленьким для естественных родов. Отсюда различные неправильные вставления головки, затяжные обструктивные роды и, как следствие – страдания плода, атония матки и прочие страшные страшилки. К сожалению, в настоящее время нет адекватных методов оценки таза, которые могли бы позволить предугадать исход родов. Измерение попы штангенциркулем не работает.

В госпитале, где рожениц осматривают каждые 2-4 часа и сердцебиение плода мониторится кардиотокографом, такие ситуации быстро распознаются и адекватно решаются. В условиях же домашних родов решение о том, что игры закончились и пора ехать в больницу, принимается своевременно далеко не всегда, даже несмотря на высокую квалификацию акушерки.

Вторая причина – возраст роженицы. Мы все знаем, что после 35 роды даже у совершенно здоровых женщин протекают с большим риском осложнений, по сравнению с более молодыми тетеньками. После 35, я бы лично с родами на дому не рисковал. (До 20, кстати тоже).

Третья причина – медицинские осложнения во время беременности. Если во время беременности у вас случились осложнения общемедицинского плана, такие как сахарный диабет, высокое давление, ожирение, заболевания щитовидной железы, заболевания сердца, тромбоз глубоких вен и многие многие другие, рожать дома может быть очень рискованно. Может быть, даже опасно для жизни. И даже можете не успеть скорую вызвать.

Четвертая причина – акушерские осложнения. Сюда относятся любые кровотечения во время беременности, маленький плод (задержка внутриутробного развития), недостаточность плаценты, преэклампсия, многоплодная беременность (двойня и более), преждевременные роды, переношенная беременность (более 42 недель), тазовое и поперечное предлежания, предлежание плаценты и многие - многие другие осложнения. В этом случае домашние роды могут нести в себе суровый и реальный риск для жизни и здоровья как для матери, так и для плода.

Пятая причина – трагическая случайность. У абсолютно здоровой молодой и красивой женщины с абсолютно нормальной беременностью есть риск умереть от кровотечения во время родов или сразу же после них. Риск массивного акушерского кровотечения в Англии – 2%. В России, я думаю, примерно так же или немного больше. Каждое такое кровотечение несет в себе смертельный риск для матери в 3 % случаев. Массивные акушерские кровотечения ежегодно уносят 127 000 жизней в мире.

Массивное акушерское кровотечение это страшно, даже когда ты находишься в лучшем госпитале Великобритании и тебя лечат лучшие в мире акушеры. Массивное продолжающееся акушерское кровотечение дома – это почти всегда финиш. Не успевает скорая довезти. Это, пожалуй, мой самый главный аргумент против домашних родов. Риск внезапного страдания плода во время родов, требующего немедленного кесарева сечения случается в трех случаях на каждые 100 родов. При критическом падении сердцебиения у плода в запасе максимум 20-30 минут. Решайте сами – где вы хотите находиться в это время – в коридоре по пути в кесарскую операционную или в пробке на Пикадилли.

Шестая причина – квалификация акушерок. Знаете, сколько надо знать и уметь чтобы акушерке получить в Англии лицензию на проведение домашних родов? Это адский ужас и «ну его на фиг»! Ежемесячные проверки клинической компетентности, постоянные экзамены на теорию и практику, выплата профессиональной страховки, трехмесячные сертификации и обязательные курсы повышения квалификации – обычная рутина зарегистрированной в NHS «домашней» акушерки.

Акушерка из национальной службы здоровья, пришедшая к вам вести домашние роды – это, уверяю вас, жесткий профессионал со стальными нервами, который, заподозрив, что роды из нормальных превращаются в осложненные, в считанные минуты с мигалками и улюлюканьем привезет вас в отделение родов высокого риска с операционной и всеми прибамбасами, поставив на уши все экстренные службы, связанные с деторожением. Слышал я, что на Родине дела обстоят, к сожалению, несколько иначе.

Так что же делать-то, елы-палы?

Нет, решайте конечно сами...читайте и перечитывайте написанное. Обратитесь к клиническим архивам... Подумайте, насколько высок ваш риск и стоит ли вам рисковать? Подумайте, насколько квалифицирована ваша акушерка? Как она себя поведет в экстремальной ситуации? Знаю, да. Вопрос непростой. Хочется то ведь что бы все естественно и красиво было. Как нам предписано природой. И таки будет, у большинства здоровых тетенек которые решат рожать дома, недалеко от хорошего госпиталя с квалифицированной акушеркой и полным отсутствием противопоказаний.

Но ведь в естественной природе-то счастье обещано далеко не всем... Кто то погибнет, кто-то выживет.

На мой взгляд, в больнице, даже самой захудалой и уездной, шанс выжить - больше.(с) Автор: Цепов Д.