Очерки. Операция Z

sa78

Со словами о сердце славянского мира, пожалуй, соглашусь – и вообще, Александр Григорьевич во многом прав.

Кроме одного. Украинские политики не отказывались от славянской идентичности. Будучи самыми отъявленными русофобами и призывая «резать русню», эти политики, тем не менее, продолжают считать себя славянами, взращивают неоязыческие культы по славянским мотивам и, напротив, отказывают в славянскости самим русским, которых считают то ли татарами, то ли финно-уграми.

Славянский мир слишком велик и противоречив. Наши соседи поляки на протяжении своей истории редко питали симпатии к русским и России. Однако никто не сомневается в их славянской идентичности. Балканы, населенные славянскими народами, неоднократно становились пороховой бочкой Европы. В последний раз это произошло на глазах многих из нас, когда в конце прошлого века братские народы, говорящие на одном языке, сцепились в многолетней кровавой войне.

Общеславянская идентичность – это, скорее, проект. Мечта, к которой стремились идеологи панславизма и пытались реализовать русские императоры. Какая-то общность возникала только в тяжелые времена в местах соприкосновения с неславянскими культурами. Такое было, например, когда Александр II освобождал Балканы от турок. Будучи по своему первому образованию историком, Лукашенко не мог этого не знать. Однако намеренно заговорил именно о славянской идентичности. И заговорил не в первый раз.

Понятно, что правильным было бы говорить не о славянской, а о русской идентичности. Я не буду рассуждать о русском триединстве и том, являются ли украинцы или белорусы русскими. Оставим это ученым. Дело в другом. Украина была крупным и сложным по своему составу государством, в котором в разных регионах была разная идентичность. Более того, разные идентичности могли совмещать и дополнять друг друга. И именно после того, как, стремясь продвигать радикальный вариант политического украинства, политики этой страны стали сначала противопоставлять русскую идентичность украинской, а затем активно искоренять эту самую русскую идентичность, на будущем можно стало поставить крест. Результатом стало разрушение культурного кода, переписывание истории до неузнаваемости, расцвет самых радикальных движений и, наконец, война.

Самой Белоруссии это тоже касается. Безусловно, как народ, находящийся на стыке культур, они испытывали и русское и польское влияние. Даже местечковые евреи, жившие когда-то во множестве в черте оседлости, тоже оставили свой след. Разумеется, сейчас каждый может выбрать ту идентичность, которая ему ближе. Некоторые себя даже эльфами считают. Но, живя в Белоруссии, я вижу, что основная часть ее жителей не видит противоречия между русской и белорусской идентичностями. Они говорят на русском языке, называют во время переписи родным белорусский, называют себя белорусами, однако чужаков называют «нерусскими». Кстати, последнее очень показательно – слово «небелорус» практически отсутствует в лексиконе и встречается лишь в разговоре представителей националистических субкультур. Даже не называя себя русскими, основная часть белорусов не отделяет себя от них.