Убить младенца

Убить младенца



Мы не знаем, откуда происходит зло, хотя человечество думает на эту тему не одну тысячу лет. Мы даже не знаем, что есть зло на самом деле. Часто сталкиваясь с этим злом в обыденной жизни, оно порой приводит нас к чему-то новому и хорошему. Мы называем это «испытаниями судьбы», и все то, что нас не убивает делает нас крепче. Кто-то скажет: «зло необходимо». Вопрос: в каком количестве?

Христианская идея о необходимости страдания сформировала каркас европейской ментальности и наше двойственное отношение ко злу: с одной стороны, бесчисленные попытки – от Христа до Ленина – искоренить зло, скорректировать человеческую природу и сделать наш вид лучше, надо признать, едва ли привели к желаемому результату. За последние десять тысяч лет, примерный срок исторического человека, двуногий без перьев не стал лучше. Изменились условия жизни, и сегодня примерно половина всех людей на Земле живут так, что им не нужно убивать себе подобных для поддержания своей жизни и пусть относительного благополучия. Однако убийства, война за ресурсы, эксплуатация беднейшей части населения планеты продолжается. Этим действиям дают разные названия: «борьба за демократию», «война с террором», война с «осями зла» и проч., но по сути все подобные этикетки говорят лишь о том, что история зла в нашем мире продолжается.

Возможно, самая отчаянная попытка выйти из этой истории зла была связана с событием Распятия. Человек-Бог отдал себя на мученическую смерть ради спасения всего человечества. Спасение – это спасение от зла, от одного из фундаментальных аспектов человеческой природы. Христос придумал гениальную идею: один за всех, Бог – спасающий весь род людской без всяких конфессиональных и иных ограничений. Правда, следует сказать, что сама идея умирающего и воскресающего бога существовала задолго до Христа. Уже в древнеегипетской и шумеро-аккадской литературе эта тема исследована с невероятным художественным мастерством и удивительной современностью в описании чувств и переживаний этих событий: в Египте умирал и воскресал Осирис, шумерский Думузи, чья священная супруга Инанна, разобидевшись на него, послала мужа на смерть; угаритский бог Балу, греческий Адонис (список можно продолжить).

Новизна идеи Христа заключалась в том, что вместе с его мученической смертью исчезнет и зло как таковое, и его возрождение ознаменует начало новой истории человечества, без злых умыслов и поступков. Преобразуется сама человеческая природа. Примерно о том же грезил Маркс и его эпигоны, вынашивая планы коммунистического общества.

В ХХ веке аллегорией (абсолютного) зла, по крайней мере для подавляющего большинства россиян и европейцев, стал Гитлер. С его именем связаны самые зловещие и массовые эксперименты по уничтожению людей, которые не вписывались в нацистскую картину мира. Загадка Гитлера не в том, что он явился инкарнацией мегазла, а в том, что последнее в его лице достигло квази-абсолютных форм и власти. ХХ век – век фундаментальной перезагрузки истории в том плане, что зло снова стало самой главной темой интеллектуальных усилий человека, который на этот раз столкнулся с небывалым масштабом этого зла. Если быть циничным и представить наш мир в виде научной лаборатории, что-то вроде ЦЕРНа в Швейцарии, то нельзя не признать, что вещество под названием «Гитлер» доказало: зло есть динамическая система, которая находится в режиме постоянного расширения, эта система открыта, то есть не имеет границ. Здесь я отвечаю на вопрос, который мне когда-то задал философ Александр Пятигорский – существует ли абсолютное зло?

Спланированное уничтожение шести миллионов евреев, а вместе с ними цыган, гомосексуалистов, психически больных – часть проявления вещества «Гитлер», природу которого до сих пор не удается полностью понять и описать. Скажу сразу, меня не устраивают, как его экономические интерпретации, так и теологические. К первым можно отнести те, которые пытаются объяснить взрыв этого вещества в ХХ веке причинами, заложенными в Первой мировой войне, в Версальском мире, в контрибуциях и унижениях немецкой нации, хотя все это безусловно повлияло на формирование политического нацизма. Хотим мы этого или нет, но многие немцы восприняли Гитлера как спасителя, и это при том, что последний негативно относился к христианству (немецкий нацизм во многом является последней пока языческой религией).

И тем не менее, именно ожидание спасителя – фундаментальная составляющая западной цивилизации, само время на Западе – это время ожидания спасения. Второе, теологическое объяснение больше касается «еврейского вопроса». Ряд влиятельных ортодоксальных теологов, если суммировать их аргументацию, рассматривают Катастрофу (Холокост) как божественное наказание за рассеивание евреев по миру и отход от традиционного еврейского образа жизни и ценностей. Любавичский Ребе (Менахем-Мендл Шнеерсон, 1902-1994), один, наверное, из самых адекватных раввинов современности, признавался, что у него также нет ответа на этот вопрос, но ответ, который бы он принял таков: Бог допустил это для немедленного и полного избавления от зла и «выявления сокровенного добра и совершенства творения Всевышнего... И если Холокост чему-то и учит нас, так это тому, что моральное и цивилизованное существование возможно только через веру и принятия божественной власти». Для доказательства того, что Бог существует даже после этих событий, Любавичский Ребе использует трюк Декарта: сам факт того, что мы вопрошаем у него о смысле Катастрофы доказывает присутствие Бога здесь и сейчас (и всегда). Опять же, несложно увидеть в этом объяснении идею некоего «коллективного Христа», в которого превратился еврейский народ в концлагерях, принесенного в жертву для устранения мирового зла.

Но возникают вопросы и возражения, на которые ни один раввин или клирик вразумительных ответов не дает. Если Бог всемогущ и справедлив, а Бог Ветхого Завета именно таков, почему он выбрал именно этот адский способ устранения зла? Не говоря о том, почему он вообще его допустил? Если Отец пожертвовал своим Сыном, почему Бог Ветхого Завета решил принести в жертву целый, избранный им же, народ? И если уничтожение миллионов жизней, в том числе детей, которые еще не успели узнать ни о каком Боге, не является злом, а только праведным наказанием за вину, то что тогда есть зло? И можно ли вообще говорить о зле в этом мире?

Отсюда могут следовать ряд выводов: Бог – не всемогущ, даже если он существует; Бог слабее зла, даже если он добр и пытается бороться с последним. Бог и есть зло в том смысле, что он поддерживает это начало в человеческой природе, давая ему ход, и время от времени защищая само вещество зла от уничтожения. Однако природа зла еще более загадочна, чем ее отношение к сфере божественного, потому что великое зло не рождается великим. Как и любое другое вещество, оно взаимодействует со средой, где всегда существует неизмеримое число возможностей. Немецкий философ Ханна Арендт, назвав зло банальностью, ошибалась. Не может быть банальным то, что каждый раз находится перед выбором, как и не может быть банальным то, чего не существует за пределами человеческой природы. Банально то, что повторяется и что соответствует нашим изначальным представлениям о нем. Гитлера никак нельзя назвать банальным, потому что зла, воплощенного в нем, могло бы не быть. Он мог стать художником или погибнуть на войне, его могли не выбрать канцлером или пристрелить в 1934 году. Он мог жениться на еврейке и уехать с ней в Палестину, могло произойти еще бесконечное множество событий, которые бы не привели к войне и уничтожению миллионов людей. Но все случилось так, как случилось. Греки называли это необходимостью (ананке) или судьбой; еврейские, да и христианские теологи называют это божественным замыслом, непостижимым для смертных. Но это, что ни говори, выглядит скорее как отмашка, поскольку если зло непостижимо, то и борьба с ним не имеет смысла. Это примерно, как стараться напоить лошадь барона Мюнхаузена, у которой не было задней части тела.

В недавнем телесериале «Палач» (реж. В. Никифоров), где рассказывается история Антонины Малышкиной (Антонины Макаровой, более известной как Тонька-пулеметчица, реальной женщины, расстрелявшей в годы оккупации полторы тысячи человек), авторы фильма поставили нелегкую задачу: проследить историю женщины-монстра, от советской отличницы до зверя, хладнокровно убивающего своих соплеменников. Сериал хорош тем, что в нем предатель и военный преступник (маленькая гитлересса) показана не одномерным существом, у которой отсутствуют человеческие эмоции, а человеком, который был способен на страстную любовь, сильные материнские чувства, преданность мужчине, которого она любила. Сама Макарова во время следствия говорила, что расстрелы были для нее просто работой, которая давала ей жить в человеческих условиях. Пережив плен и предательство своего «походного мужа», она, надо полагать, решила выжить любыми путями. Получив возможность выживания при оккупационных властях, она решила ею воспользоваться, и потом «просто выполняла свою работу».

Была ли Тонька-пулеметчица злом с самого начала? Нет. Был ли Гитлер таким злом? Тоже нет. Если предположить, что оба эти персонажа могли прожить другую жизнь, то их зло – результат свободы воли, личного выбора. Или – божественного замысла? Чтобы не быть абстракцией, зло нуждается в именах, которые будут демонстрировать его присутствие в мире. И тогда о зле мы можем знать только post factum, как об уже произошедшем событии. Ровно такое знание нам дает история, а теология учит тому, что задавать вопрос о подлинных причинах бессмысленно, ибо они сокрыты в божественном уме. Но если у зла есть свобода воли, то она же есть и у добра. Это оптимистическое допущение, которым мы здесь воспользуемся для одного мысленного эксперимента, который я предлагаю читателям этого текста.

Представьте, что перед вами младенец, его имя – Адольф Гитлер. Он был третьим ребенком у своей матери и единственно выжившим. Не нужно говорить о том, насколько мать любила своего сына, учитывая частые побои, которые она получала от мужа, этот ребенок был смыслом всей ее жизни. Вы находитесь в комнате с младенцем Адольфом Гитлером и его матерью. Вы точно знаете, что это именно он и вы знаете, кем он станет, когда вырастет. У вас есть возможность безнаказанно убить этого младенца или оставить его в живых. Вам решать, добрый или злой поступок вы совершите. Всегда есть шанс, что этот человек может стать художником, но больше шансов или божественной воли в том, что в 1933 году он станет канцлером Германии.

Ваш выбор?
+++++++++++++++++++++

Аркадий Недель
https://snob.ru/profile/31912/ ... 48456

Убить младенца



Мы не знаем, откуда происходит зло, хотя человечество думает на эту тему не одну тысячу лет. Мы даже не знаем, что есть зло на самом деле. Часто сталкиваясь с этим злом в обыденной жизни, оно порой приводит нас к чему-то новому и хорошему. Мы называем это «испытаниями судьбы», и все то, что нас не убивает делает нас крепче. Кто-то скажет: «зло необходимо». Вопрос: в каком количестве?

Христианская идея о необходимости страдания сформировала каркас европейской ментальности и наше двойственное отношение ко злу: с одной стороны, бесчисленные попытки – от Христа до Ленина – искоренить зло, скорректировать человеческую природу и сделать наш вид лучше, надо признать, едва ли привели к желаемому результату. За последние десять тысяч лет, примерный срок исторического человека, двуногий без перьев не стал лучше. Изменились условия жизни, и сегодня примерно половина всех людей на Земле живут так, что им не нужно убивать себе подобных для поддержания своей жизни и пусть относительного благополучия. Однако убийства, война за ресурсы, эксплуатация беднейшей части населения планеты продолжается. Этим действиям дают разные названия: «борьба за демократию», «война с террором», война с «осями зла» и проч., но по сути все подобные этикетки говорят лишь о том, что история зла в нашем мире продолжается.

Возможно, самая отчаянная попытка выйти из этой истории зла была связана с событием Распятия. Человек-Бог отдал себя на мученическую смерть ради спасения всего человечества. Спасение – это спасение от зла, от одного из фундаментальных аспектов человеческой природы. Христос придумал гениальную идею: один за всех, Бог – спасающий весь род людской без всяких конфессиональных и иных ограничений. Правда, следует сказать, что сама идея умирающего и воскресающего бога существовала задолго до Христа. Уже в древнеегипетской и шумеро-аккадской литературе эта тема исследована с невероятным художественным мастерством и удивительной современностью в описании чувств и переживаний этих событий: в Египте умирал и воскресал Осирис, шумерский Думузи, чья священная супруга Инанна, разобидевшись на него, послала мужа на смерть; угаритский бог Балу, греческий Адонис (список можно продолжить).

Новизна идеи Христа заключалась в том, что вместе с его мученической смертью исчезнет и зло как таковое, и его возрождение ознаменует начало новой истории человечества, без злых умыслов и поступков. Преобразуется сама человеческая природа. Примерно о том же грезил Маркс и его эпигоны, вынашивая планы коммунистического общества.

В ХХ веке аллегорией (абсолютного) зла, по крайней мере для подавляющего большинства россиян и европейцев, стал Гитлер. С его именем связаны самые зловещие и массовые эксперименты по уничтожению людей, которые не вписывались в нацистскую картину мира. Загадка Гитлера не в том, что он явился инкарнацией мегазла, а в том, что последнее в его лице достигло квази-абсолютных форм и власти. ХХ век – век фундаментальной перезагрузки истории в том плане, что зло снова стало самой главной темой интеллектуальных усилий человека, который на этот раз столкнулся с небывалым масштабом этого зла. Если быть циничным и представить наш мир в виде научной лаборатории, что-то вроде ЦЕРНа в Швейцарии, то нельзя не признать, что вещество под названием «Гитлер» доказало: зло есть динамическая система, которая находится в режиме постоянного расширения, эта система открыта, то есть не имеет границ. Здесь я отвечаю на вопрос, который мне когда-то задал философ Александр Пятигорский – существует ли абсолютное зло?

Спланированное уничтожение шести миллионов евреев, а вместе с ними цыган, гомосексуалистов, психически больных – часть проявления вещества «Гитлер», природу которого до сих пор не удается полностью понять и описать. Скажу сразу, меня не устраивают, как его экономические интерпретации, так и теологические. К первым можно отнести те, которые пытаются объяснить взрыв этого вещества в ХХ веке причинами, заложенными в Первой мировой войне, в Версальском мире, в контрибуциях и унижениях немецкой нации, хотя все это безусловно повлияло на формирование политического нацизма. Хотим мы этого или нет, но многие немцы восприняли Гитлера как спасителя, и это при том, что последний негативно относился к христианству (немецкий нацизм во многом является последней пока языческой религией).

И тем не менее, именно ожидание спасителя – фундаментальная составляющая западной цивилизации, само время на Западе – это время ожидания спасения. Второе, теологическое объяснение больше касается «еврейского вопроса». Ряд влиятельных ортодоксальных теологов, если суммировать их аргументацию, рассматривают Катастрофу (Холокост) как божественное наказание за рассеивание евреев по миру и отход от традиционного еврейского образа жизни и ценностей. Любавичский Ребе (Менахем-Мендл Шнеерсон, 1902-1994), один, наверное, из самых адекватных раввинов современности, признавался, что у него также нет ответа на этот вопрос, но ответ, который бы он принял таков: Бог допустил это для немедленного и полного избавления от зла и «выявления сокровенного добра и совершенства творения Всевышнего... И если Холокост чему-то и учит нас, так это тому, что моральное и цивилизованное существование возможно только через веру и принятия божественной власти». Для доказательства того, что Бог существует даже после этих событий, Любавичский Ребе использует трюк Декарта: сам факт того, что мы вопрошаем у него о смысле Катастрофы доказывает присутствие Бога здесь и сейчас (и всегда). Опять же, несложно увидеть в этом объяснении идею некоего «коллективного Христа», в которого превратился еврейский народ в концлагерях, принесенного в жертву для устранения мирового зла.

Но возникают вопросы и возражения, на которые ни один раввин или клирик вразумительных ответов не дает. Если Бог всемогущ и справедлив, а Бог Ветхого Завета именно таков, почему он выбрал именно этот адский способ устранения зла? Не говоря о том, почему он вообще его допустил? Если Отец пожертвовал своим Сыном, почему Бог Ветхого Завета решил принести в жертву целый, избранный им же, народ? И если уничтожение миллионов жизней, в том числе детей, которые еще не успели узнать ни о каком Боге, не является злом, а только праведным наказанием за вину, то что тогда есть зло? И можно ли вообще говорить о зле в этом мире?

Отсюда могут следовать ряд выводов: Бог – не всемогущ, даже если он существует; Бог слабее зла, даже если он добр и пытается бороться с последним. Бог и есть зло в том смысле, что он поддерживает это начало в человеческой природе, давая ему ход, и время от времени защищая само вещество зла от уничтожения. Однако природа зла еще более загадочна, чем ее отношение к сфере божественного, потому что великое зло не рождается великим. Как и любое другое вещество, оно взаимодействует со средой, где всегда существует неизмеримое число возможностей. Немецкий философ Ханна Арендт, назвав зло банальностью, ошибалась. Не может быть банальным то, что каждый раз находится перед выбором, как и не может быть банальным то, чего не существует за пределами человеческой природы. Банально то, что повторяется и что соответствует нашим изначальным представлениям о нем. Гитлера никак нельзя назвать банальным, потому что зла, воплощенного в нем, могло бы не быть. Он мог стать художником или погибнуть на войне, его могли не выбрать канцлером или пристрелить в 1934 году. Он мог жениться на еврейке и уехать с ней в Палестину, могло произойти еще бесконечное множество событий, которые бы не привели к войне и уничтожению миллионов людей. Но все случилось так, как случилось. Греки называли это необходимостью (ананке) или судьбой; еврейские, да и христианские теологи называют это божественным замыслом, непостижимым для смертных. Но это, что ни говори, выглядит скорее как отмашка, поскольку если зло непостижимо, то и борьба с ним не имеет смысла. Это примерно, как стараться напоить лошадь барона Мюнхаузена, у которой не было задней части тела.

В недавнем телесериале «Палач» (реж. В. Никифоров), где рассказывается история Антонины Малышкиной (Антонины Макаровой, более известной как Тонька-пулеметчица, реальной женщины, расстрелявшей в годы оккупации полторы тысячи человек), авторы фильма поставили нелегкую задачу: проследить историю женщины-монстра, от советской отличницы до зверя, хладнокровно убивающего своих соплеменников. Сериал хорош тем, что в нем предатель и военный преступник (маленькая гитлересса) показана не одномерным существом, у которой отсутствуют человеческие эмоции, а человеком, который был способен на страстную любовь, сильные материнские чувства, преданность мужчине, которого она любила. Сама Макарова во время следствия говорила, что расстрелы были для нее просто работой, которая давала ей жить в человеческих условиях. Пережив плен и предательство своего «походного мужа», она, надо полагать, решила выжить любыми путями. Получив возможность выживания при оккупационных властях, она решила ею воспользоваться, и потом «просто выполняла свою работу».

Была ли Тонька-пулеметчица злом с самого начала? Нет. Был ли Гитлер таким злом? Тоже нет. Если предположить, что оба эти персонажа могли прожить другую жизнь, то их зло – результат свободы воли, личного выбора. Или – божественного замысла? Чтобы не быть абстракцией, зло нуждается в именах, которые будут демонстрировать его присутствие в мире. И тогда о зле мы можем знать только post factum, как об уже произошедшем событии. Ровно такое знание нам дает история, а теология учит тому, что задавать вопрос о подлинных причинах бессмысленно, ибо они сокрыты в божественном уме. Но если у зла есть свобода воли, то она же есть и у добра. Это оптимистическое допущение, которым мы здесь воспользуемся для одного мысленного эксперимента, который я предлагаю читателям этого текста.

Представьте, что перед вами младенец, его имя – Адольф Гитлер. Он был третьим ребенком у своей матери и единственно выжившим. Не нужно говорить о том, насколько мать любила своего сына, учитывая частые побои, которые она получала от мужа, этот ребенок был смыслом всей ее жизни. Вы находитесь в комнате с младенцем Адольфом Гитлером и его матерью. Вы точно знаете, что это именно он и вы знаете, кем он станет, когда вырастет. У вас есть возможность безнаказанно убить этого младенца или оставить его в живых. Вам решать, добрый или злой поступок вы совершите. Всегда есть шанс, что этот человек может стать художником, но больше шансов или божественной воли в том, что в 1933 году он станет канцлером Германии.

Ваш выбор?
+++++++++++++++++++++

Аркадий Недель
https://snob.ru/profile/31912/ ... 48456

Убить младенца



Мы не знаем, откуда происходит зло, хотя человечество думает на эту тему не одну тысячу лет. Мы даже не знаем, что есть зло на самом деле. Часто сталкиваясь с этим злом в обыденной жизни, оно порой приводит нас к чему-то новому и хорошему. Мы называем это «испытаниями судьбы», и все то, что нас не убивает делает нас крепче. Кто-то скажет: «зло необходимо». Вопрос: в каком количестве?

Христианская идея о необходимости страдания сформировала каркас европейской ментальности и наше двойственное отношение ко злу: с одной стороны, бесчисленные попытки – от Христа до Ленина – искоренить зло, скорректировать человеческую природу и сделать наш вид лучше, надо признать, едва ли привели к желаемому результату. За последние десять тысяч лет, примерный срок исторического человека, двуногий без перьев не стал лучше. Изменились условия жизни, и сегодня примерно половина всех людей на Земле живут так, что им не нужно убивать себе подобных для поддержания своей жизни и пусть относительного благополучия. Однако убийства, война за ресурсы, эксплуатация беднейшей части населения планеты продолжается. Этим действиям дают разные названия: «борьба за демократию», «война с террором», война с «осями зла» и проч., но по сути все подобные этикетки говорят лишь о том, что история зла в нашем мире продолжается.

Возможно, самая отчаянная попытка выйти из этой истории зла была связана с событием Распятия. Человек-Бог отдал себя на мученическую смерть ради спасения всего человечества. Спасение – это спасение от зла, от одного из фундаментальных аспектов человеческой природы. Христос придумал гениальную идею: один за всех, Бог – спасающий весь род людской без всяких конфессиональных и иных ограничений. Правда, следует сказать, что сама идея умирающего и воскресающего бога существовала задолго до Христа. Уже в древнеегипетской и шумеро-аккадской литературе эта тема исследована с невероятным художественным мастерством и удивительной современностью в описании чувств и переживаний этих событий: в Египте умирал и воскресал Осирис, шумерский Думузи, чья священная супруга Инанна, разобидевшись на него, послала мужа на смерть; угаритский бог Балу, греческий Адонис (список можно продолжить).

Новизна идеи Христа заключалась в том, что вместе с его мученической смертью исчезнет и зло как таковое, и его возрождение ознаменует начало новой истории человечества, без злых умыслов и поступков. Преобразуется сама человеческая природа. Примерно о том же грезил Маркс и его эпигоны, вынашивая планы коммунистического общества.

В ХХ веке аллегорией (абсолютного) зла, по крайней мере для подавляющего большинства россиян и европейцев, стал Гитлер. С его именем связаны самые зловещие и массовые эксперименты по уничтожению людей, которые не вписывались в нацистскую картину мира. Загадка Гитлера не в том, что он явился инкарнацией мегазла, а в том, что последнее в его лице достигло квази-абсолютных форм и власти. ХХ век – век фундаментальной перезагрузки истории в том плане, что зло снова стало самой главной темой интеллектуальных усилий человека, который на этот раз столкнулся с небывалым масштабом этого зла. Если быть циничным и представить наш мир в виде научной лаборатории, что-то вроде ЦЕРНа в Швейцарии, то нельзя не признать, что вещество под названием «Гитлер» доказало: зло есть динамическая система, которая находится в режиме постоянного расширения, эта система открыта, то есть не имеет границ. Здесь я отвечаю на вопрос, который мне когда-то задал философ Александр Пятигорский – существует ли абсолютное зло?

Спланированное уничтожение шести миллионов евреев, а вместе с ними цыган, гомосексуалистов, психически больных – часть проявления вещества «Гитлер», природу которого до сих пор не удается полностью понять и описать. Скажу сразу, меня не устраивают, как его экономические интерпретации, так и теологические. К первым можно отнести те, которые пытаются объяснить взрыв этого вещества в ХХ веке причинами, заложенными в Первой мировой войне, в Версальском мире, в контрибуциях и унижениях немецкой нации, хотя все это безусловно повлияло на формирование политического нацизма. Хотим мы этого или нет, но многие немцы восприняли Гитлера как спасителя, и это при том, что последний негативно относился к христианству (немецкий нацизм во многом является последней пока языческой религией).

И тем не менее, именно ожидание спасителя – фундаментальная составляющая западной цивилизации, само время на Западе – это время ожидания спасения. Второе, теологическое объяснение больше касается «еврейского вопроса». Ряд влиятельных ортодоксальных теологов, если суммировать их аргументацию, рассматривают Катастрофу (Холокост) как божественное наказание за рассеивание евреев по миру и отход от традиционного еврейского образа жизни и ценностей. Любавичский Ребе (Менахем-Мендл Шнеерсон, 1902-1994), один, наверное, из самых адекватных раввинов современности, признавался, что у него также нет ответа на этот вопрос, но ответ, который бы он принял таков: Бог допустил это для немедленного и полного избавления от зла и «выявления сокровенного добра и совершенства творения Всевышнего... И если Холокост чему-то и учит нас, так это тому, что моральное и цивилизованное существование возможно только через веру и принятия божественной власти». Для доказательства того, что Бог существует даже после этих событий, Любавичский Ребе использует трюк Декарта: сам факт того, что мы вопрошаем у него о смысле Катастрофы доказывает присутствие Бога здесь и сейчас (и всегда). Опять же, несложно увидеть в этом объяснении идею некоего «коллективного Христа», в которого превратился еврейский народ в концлагерях, принесенного в жертву для устранения мирового зла.

Но возникают вопросы и возражения, на которые ни один раввин или клирик вразумительных ответов не дает. Если Бог всемогущ и справедлив, а Бог Ветхого Завета именно таков, почему он выбрал именно этот адский способ устранения зла? Не говоря о том, почему он вообще его допустил? Если Отец пожертвовал своим Сыном, почему Бог Ветхого Завета решил принести в жертву целый, избранный им же, народ? И если уничтожение миллионов жизней, в том числе детей, которые еще не успели узнать ни о каком Боге, не является злом, а только праведным наказанием за вину, то что тогда есть зло? И можно ли вообще говорить о зле в этом мире?

Отсюда могут следовать ряд выводов: Бог – не всемогущ, даже если он существует; Бог слабее зла, даже если он добр и пытается бороться с последним. Бог и есть зло в том смысле, что он поддерживает это начало в человеческой природе, давая ему ход, и время от времени защищая само вещество зла от уничтожения. Однако природа зла еще более загадочна, чем ее отношение к сфере божественного, потому что великое зло не рождается великим. Как и любое другое вещество, оно взаимодействует со средой, где всегда существует неизмеримое число возможностей. Немецкий философ Ханна Арендт, назвав зло банальностью, ошибалась. Не может быть банальным то, что каждый раз находится перед выбором, как и не может быть банальным то, чего не существует за пределами человеческой природы. Банально то, что повторяется и что соответствует нашим изначальным представлениям о нем. Гитлера никак нельзя назвать банальным, потому что зла, воплощенного в нем, могло бы не быть. Он мог стать художником или погибнуть на войне, его могли не выбрать канцлером или пристрелить в 1934 году. Он мог жениться на еврейке и уехать с ней в Палестину, могло произойти еще бесконечное множество событий, которые бы не привели к войне и уничтожению миллионов людей. Но все случилось так, как случилось. Греки называли это необходимостью (ананке) или судьбой; еврейские, да и христианские теологи называют это божественным замыслом, непостижимым для смертных. Но это, что ни говори, выглядит скорее как отмашка, поскольку если зло непостижимо, то и борьба с ним не имеет смысла. Это примерно, как стараться напоить лошадь барона Мюнхаузена, у которой не было задней части тела.

В недавнем телесериале «Палач» (реж. В. Никифоров), где рассказывается история Антонины Малышкиной (Антонины Макаровой, более известной как Тонька-пулеметчица, реальной женщины, расстрелявшей в годы оккупации полторы тысячи человек), авторы фильма поставили нелегкую задачу: проследить историю женщины-монстра, от советской отличницы до зверя, хладнокровно убивающего своих соплеменников. Сериал хорош тем, что в нем предатель и военный преступник (маленькая гитлересса) показана не одномерным существом, у которой отсутствуют человеческие эмоции, а человеком, который был способен на страстную любовь, сильные материнские чувства, преданность мужчине, которого она любила. Сама Макарова во время следствия говорила, что расстрелы были для нее просто работой, которая давала ей жить в человеческих условиях. Пережив плен и предательство своего «походного мужа», она, надо полагать, решила выжить любыми путями. Получив возможность выживания при оккупационных властях, она решила ею воспользоваться, и потом «просто выполняла свою работу».

Была ли Тонька-пулеметчица злом с самого начала? Нет. Был ли Гитлер таким злом? Тоже нет. Если предположить, что оба эти персонажа могли прожить другую жизнь, то их зло – результат свободы воли, личного выбора. Или – божественного замысла? Чтобы не быть абстракцией, зло нуждается в именах, которые будут демонстрировать его присутствие в мире. И тогда о зле мы можем знать только post factum, как об уже произошедшем событии. Ровно такое знание нам дает история, а теология учит тому, что задавать вопрос о подлинных причинах бессмысленно, ибо они сокрыты в божественном уме. Но если у зла есть свобода воли, то она же есть и у добра. Это оптимистическое допущение, которым мы здесь воспользуемся для одного мысленного эксперимента, который я предлагаю читателям этого текста.

Представьте, что перед вами младенец, его имя – Адольф Гитлер. Он был третьим ребенком у своей матери и единственно выжившим. Не нужно говорить о том, насколько мать любила своего сына, учитывая частые побои, которые она получала от мужа, этот ребенок был смыслом всей ее жизни. Вы находитесь в комнате с младенцем Адольфом Гитлером и его матерью. Вы точно знаете, что это именно он и вы знаете, кем он станет, когда вырастет. У вас есть возможность безнаказанно убить этого младенца или оставить его в живых. Вам решать, добрый или злой поступок вы совершите. Всегда есть шанс, что этот человек может стать художником, но больше шансов или божественной воли в том, что в 1933 году он станет канцлером Германии.

Ваш выбор?
+++++++++++++++++++++

Аркадий Недель
https://snob.ru/profile/31912/ ... 48456