А вот есть мнение...
После распада последнего коллектива Валеры – “Коробейников” в «Росконцерте», я привел его к С.Намину и “сосватал” к Л. Сенчиной (тогдашней жене микояновского отпрыска) вместе с аппаратурой. Она как раз переводилась из Ленконцерта в Магаданскую филармонию, где нам сулили «коэффициент» 1,7 с последующим повышением каждые полгода. Это явилось главным мотивом перехода алчной «золушки» в Магадан, т.к. даже уборщицы в гостинице там получали 400-700р., что по тем временам почти равнялись зарплате министра на «материке». Я был срочно переброшен на формирование ее нового коллектива из «Группы Стаса Намина», где был до этого директором, сменив на этом «расстрельном месте» Николая Агутина – отца нынешней звезды Лени Агутина.
Магаданская эпопея заслуживает отдельного описания. Надо заметить, что для того, чтобы не попасть под ОБХСС, нам каждые полгода надо было появляться в Магадане и работать там за свой «коэффициент» концерты в городе и крае. Поскольку в Магадане была всего одна более-менее приличная площадка – ДК Профсоюзов на 650 мест, мы там быстро всем надоели, особенно «мадам» – со своими «Камушками», и нас начали гонять по Колыме.
Вот тут мы и узнали, что такое Джек Лондон и его времена! Хотя летали на самолетах-вертолетах (дорог там нет в природе) вместе с валериной аппаратурой. Чудеса профессионализма демонстрировали наши «звуковики» Володя Чернышов и Миша Борисов, бесконечно восстанавливая аппарат после перелетов и переездов на морозе в 30-50 градусов. В каком-нибудь Синегорье, Оле, Угольных копях или Ягодном, где население – несколько тысяч человек, «аборигены» покупали сразу по 5 билетов на одно место и сидели на своих местах в зале целый день, не вставая. А мы, не сдвигаясь с места – «чесали» для них по пять «палок» в день.
Первый концерт начинался в 10 утра, последний – в 10 ночи. Конферировали мы по очереди с Леней Односумом. Я выходил и говорил зрителям, которые сидели семьями, с харчами, расположившись, как у себя дома: «Ну, что? Здороваться в пятый раз за день, думаю, смешно. Хотя вполне – безопасно. Ближайший дурдом в Магадане. До него 700 километров…»
«Мадам» пела за весь свой «сольник» 4-5 песен и мотала нервы, возмущаясь, что ей все не дают «народную» за то, что она, «придатки отмораживает» по этим «колымским пырловкам». Мягкого и безответного Леню Односума, с которым гастролерша работала когда-то, еще будучи никем, в концертах с ансамблем «Здравствуй, песня!», она загнобила окончательно. Называла его «говенной микрофонной стойкой» и велела по ходу концерта выходить и только молча(!) подавать ей микрофон с поклоном. Зато – раздолье было музыкантам!
Магаданский коллектив по какой-то явно мазохистской мотивации, назвали «Лето», в нем собрались очень приличные музыканты, которых между тем, мадам Сенчина называла не иначе, как – «тухлый задник» (ее фирменное выражение). Но у «летников» была возможность экспериментировать, заниматься инструментальным творчеством, знакомить колымчан со своими новыми композициями. Звучали в таких концертах и музыкальные композиции Приказчикова. Хотя – надо признаться – аборигенам это, кажется, в основном, было по барабану. Они, по-моему, особо-то и не вникали – кто на сцене и что делает. Главное – чтобы было тепло, светло и музыка играла.
«Хозяйка» же, хорошо впитав людоедские замашки новоиспеченного супруга и наставника, не считала музыкантов за людей. Если, кто-либо, по той, или иной причине не понравился, например – как стоял, когда она мимо проходила – следовал приказ: «Убрать!»
Порой, доходило до маразма. Так, однажды, «под раздачу» попал, «сосватанный» мной в коллектив, классный басист Витя Шаповалов, работавший потом со Славой Малежиком, имеющий сейчас собственный международный джазовый проект. Мне пришлось объяснять гастролерше, что без этого инструмента – играть невозможно по определению. Ни «плюсов», ни «минусов» и минидисков с «фанерой» ведь еще не изобрели к тому времени. Не говоря уже о том, что у человека – семья, он оформлен на работу, не валяется пьяным и к тому же – просто хорошо играет. А то что «не так стоял» – не повод выбрасывать его на улицу. И самое мерзкое, что делалось это чужими руками, руками директора, который должен был брать на себя роль этакого «Лаврентия Павловича» и подвергать казни любого неугодного по негласному указанию «хозяйки».
Ленинградский ударник Сенчиной – Толя Цыганков, по мнению «мадам» – был «единственным профессиональным барабанщиком» на свете. Этот, в годах уже, лысоватый безответный человек, смахивавший на пана Вотрубу из популярного в свое время телевизионного «Кабачка 12 стульев» (так его, кстати, беззлобно и поддразнивали в коллективе), умудрялся по нескольку раз за песню, менять долю, «ловя» нашу золушку, имевшую, повторяю, весьма натянутые отношения со всем, что касалось ритма. Его игра в стиле – «Чего изволите?» очень устраивала гастролершу, страдавшую серьезным профессиональным «достоинством». Приходилось постоянно «ловить» ее и музыкантам.
Всякие рассуждения о законах музыки карались высшей мерой – простым «сжиранием» защитника музыки. Самым «неритмичным» и профнепригодным по ее определению, был Володя Васильков – живая легенда нашей музыки, известный всей музыкальной братии нашего поколения под именем «Батюшка», уникальный человек-машина, который мог соревноваться в ритмичности с метрономом. Даже работая в биг-бэндах (оркестры А. Кролла, О. Лундстрема, Утесовском оркестре), он умудрялся довлеть над дирижерами, уникально соблюдая заданный темп произведений – от первой до последней ноты. Его авторитет среди музыкантов был непререкаем, и с этим считались даже «грозные» знаменитые дирижеры. Но – только не золушка, которая всегда должна была быть «правее всех правых». По крайней мере – в коллективе, где она называла себя «хозяйкой».
Если же говорить о других профессиональных ее качествах, должен отметить, что при всех прочих «чудесах», пела Людмила Петровна – очень чисто. То есть, к такому больному месту нашей эстрады, как точность интонирования – вопросов не было. Это отмечали все музыканты и звукорежиссеры на записях. Мало того, и по сей день трудно найти вокалистов со столь точной интонацией, как у Сенчиной. Что – правда, то – правда. Даже Приказчиков это отмечал, правда, зачастую, молча вздыхая по поводу проявлений других чудес нашей гастролерши…
Для «лигитимизации» оплаты «коэффициента» всех членов коллектива – при оформлении в Магаданскую филармонию – приходилось выписывать из Москвы, снимать с воинского учета, временно прописывать и снова ставить на воинский учет в Магадане. Это – чтобы, свирепствовавший тогда вовсю ОБХСС, не взял «за одно место».
Местные, то есть магаданские в филармонии, нас – «московских варягов», конечно же – недолюбливали. Мягко говоря: «Они там по «сочам» ездют, гастролируют, а мы здесь – с детьми – солнца не видим!» – шипели на нас. Как будто мы – были теми самыми людьми, которые изобрели Колыму и ее полярную ночь.
«Мадам» же просто доводила до белого каления главбухшу филармонии Клавдию Гофман – огромную, властную громоподобную тетку еще и тем, что та держала в коллективе на зарплате 2-х «мертвых душ» – своих домработниц, сидевших на квартирах в Москве и Ленинграде. Одна в Питере – нянчила ее сына Славу, вторая в Москве служила «рабыней Изаурой» у Намина. В «Москонцерте», где числилась «Группа Стаса Намина» и ее хозяин, подобные номера не проходили, поэтому Людмила Петровна «угощала» любимого супруга за магаданский счет. С учетом коэффициента, зарплаты у «рабынь» получались – немалые.
Мне приходилось «ходить по проволоке», учитывая обстановку в стране и вовсю «полыхавшую» в то время «андроповщину». Половина «Росконцерта» находилось под следствием, а почти все руководство, включая генерального директора Ходыкина, – уже отправилось на лесоповал. Директор Магаданской филармонии В.Рубан, зная все это не хуже нас, отказывался подписывать табель с «мертвяками» и говорил примерно следующее: «Знаешь, Володя, у нас евреев, не позор – сесть тюрьму. Никто так не сидел, как евреи. Позор – попасть в психушку прямо из кабинета. Когда я вижу у этой Клавы (домработница Сенчиной) в графе «образование» – 6 классов, а в трудовой книжке – «уборщица» и «стрелок охраны» и при этом – гастролерша требует провести ее в штатном расписании, как «инженера по электронике», тут – прямой путь для подписавшего этот бред даже не в тюрьму, а – прямо в палату №6…»
У меня, признаюсь, тоже были основания не любить этих «изаур». Но каково было мое очередное удивление, когда я узнал от них, что «мадам» отдает им на жизнь из «министерских окладов» всего рублей по 60-70, оставляя все «мертвяцкие» бабки в собственном кармане. И это при том, что за свой «сольник» она тогда получала со всеми магаданскими надбавками около 150 р. – больше народных артистов СССР.
Было и еще одно «хобби» у Людмилы Петровны – бесконечно совещаться по межгороду с мужем и «наставником». Связь за 12 тыс. км – через спутник; минута стоила столько, что когда дежурные по этажу в гостинице получали телефонный счет на ее номер, то, несмотря на свою магаданскую «небедность», хватались за сердце, не имея возможности отчитаться и передать смену. «Мадам» же заявляла им, что «звонит по работе», и все это обязано оплачивать государство. Приходилось гасить скандалы, оплачивая телефонные долги из бригадирских «подотчетных». Филармония же, в лице главбухши К.Гофман, отказывалась принимать к оплате эти «беседы».
Все эти «разборки» продолжались бесконечно и сопровождались все новыми и новыми скандалами с руководством филармонии. Которая, как я понимал, уже не одну тысячу раз пожалела, что связалась с таким «приобретением». Рубан в Москве «повелся» на уговоры Намина – заиметь собственный престижный гастрольный коллектив и получил на свою голову золушку-кукушку, которая тут же взялась снимать его с работы. Но Рубан не был бы Рубаном, если бы не изобрел свое «ноу хау»: при каждом нашем прилете быстренько оформлял командировку и на «встречном курсе» сматывался в Москву «по срочному вызову министерства культуры». Сейчас все это с дистанции лет кажется забавным и даже – смешным. Но тогда – эта «сладкая» парочка – Сенчина и Намин, сойдясь на недолгое время в «творческо-хозяйственном» альянсе, многим людям успела выкрутить руки и одарить немалым «счастьем»…
Была и еще одна постоянная «радость» – необходимость бесконечно летать из Москвы в Магадан и обратно по ее «выездным» делам. Расстояние, как я уже упоминал – около 12 тыс. км. Продолжительность полета – 8 часов. Долго не мог понять – как это самолет Ту-154 при крейсерской скорости 950 км в час пролетает 12 тыс. км за 8 часов? Я постепенно перезнакомился со всеми экипажами и уже частенько летал (иногда – 2-3 раза в неделю) с ними в кабине. Там и увидел на радаре: из Москвы – идем вверх к верхушке «шарика» через Шпицберген и Новую Землю, потом – по параболе опускаемся на Дальний восток. Именно за счет такой «загогулины» расстояние и было меньше, чем по параллели.
Думаю, Чкалов за всю свою яркую героическую жизнь со знаменитыми трансконтинентальными перелетами, не налетал столько, сколько пришлось мне за два года работы «от Магадана». Втянуться в такой режим и привыкнуть к разнице во времени – было невозможно. Организм, потеряв биологическую ориентировку, бунтовал и медленно сходил с ума. Вылетаем, допустим, из Магадана в 8 утра, идем, опережая солнце и, если по ветру – в Домодедове мы в 7, 7-30. То есть, почти на час раньше оказываешься в Москве – и это через 8 часов лета? Время – назад…
Можно было умом тронуться. Все – поперек времени и здравого смысла. Учитывая то, что с каждой бумажкой на выезд за «бугор» Сенчиной надо было лететь в Магаданский обком партии, облуправление культуры и т.д., таких «ходок» на Колыму было сделано – немерено. Благо, билет, как сейчас помню – стоил 168 р., и самолет, как правило, летал почти пустым. Но физически – это было крайне тяжело.
Помню, как наш звукорежиссер Володя Чернышов после очередного такого перелета «отрубился» в Домодедове, и мы тащили его под руки до аэровокзала. «Мадам» же, в отсутствие нынешних навороченных «райдеров» и VIP-зон, требовала для себя депутатский зал, устраивала скандалы, орала, что не может находиться в накопителе вместе с «каким-то вонючим быдлом», что ее все будут узнавать, приставать и чуть ли не насиловать. Так она величала своих зрителей, которым потом «мурлыкала» со сцены о безмерной любви к ним.
А народ летал там, в основном, простецкий – геологи, рыбаки, «золотушники» (золотодобытчики), потомки своих сосланных на Колыму родителей и т. д. Но самое смешное – никому до нее не было никакого дела, и я не помню, чтоб ее, замаскированную «для понту» черными очками, вообще кто бы то узнал. Начальники же аэропортов, которым я «бил челом» – чаще всего посылали. Спрашивали: «Она – кто? Депутат, или Герой Советского Союза? Нет? Сенчина? А я – Петров! Читайте табличку и – до свиданья!»
«Мадам» же считала, что в силу ее, вбитого в собственную голову, «небожительского» статуса, ей все вокруг обязаны. И эти «обязательства» состоят в следующем: а) создание княжеских условий переездов и проживания на гастролях; б) государство должно было оплачивать и ее нянек и домработниц. В каждом новом городе гастролей, на первый вопрос по прибытии – почему это никто из городского начальства к ней не пришел и ничего ей, осчастливившей «этот Мухосранск» своим приездом, не подарил – я говорил «от балды», к примеру, что здесь выпускают лишь колеса для тракторов и химические удобрения. Или что-нибудь в этом роде, главное – убедить, что невозможно отсюда ничего увезти с собой.)))
Впрочем, практика вымогательства в городах гастролей «звездами» – была и остается нашей национальной традицией. Не было ни одного гастролера, не отметившегося, например, в Тольятти. При диких очередях и ветеранских открытках на «Жигули», везли оттуда по одной-две машины и дефицитные запчасти, заталкивая их в аппаратуру. С подобных «автогастролей» и мы начали свою магаданскую концертную деятельность, отработав по отделению с «Группой Стаса Намина» в местном Дворце спорта. Естественно, пополнив микояновский автопарк!
Отдельная история – растиражированный «якобы роман» Сенчиной с кандидатом в члены Политбюро Г.Романовым. Конечно же – блеф и полная чушь. Все это «слила» после ссоры с «хозяйкой», ее многолетняя прислуга и костюмерша Л. Каспина, буквально, «просидевшая у нее под кроватью» более 15 лет. Она знала все ее романы и всех ее «воздыхателей». Но вот «романа с Романовым» среди них уж точно не было. Но «мадам» негласно поддерживала эту выгодную для себя «легенду», стращая, таким образом, окружающих.
Помню, сидим в холле гостиницы, смотрим (не имея выбора, шел по всем каналам) ноябрьский парад и припорошенный снегом «паноптикум» на мавзолее. Мимоходом – реплика золушки: «Ой, смотри, у Гриши (читай – Г. Романова) – шапка новая! (демонстративно, обращаясь к Л. Каспиной) – Правда, идет?» А что? Примадонна ленинградской оперетты и «хозяин города» (большой «ходок», по свидетельству, знавших его) – вроде бы сам бог велел… И даже покойный В.А. Рубан, которого Сенчина бесконечно ходила в Магаданский обком «снимать с работы» за то, что не мог пробить ей «народную» «за освоение районов крайнего севера», все спрашивал у меня: «Ну, ведь, пиздит же? Скажи, Володь, а? Да-а… А вдруг – правда? Костей не соберешь… Хотя, уже дальше Магадана – не сошлют…»
На эстраде всегда существовала и продолжает существовать двойная жизнь. Внешняя – с благопристойным, положительным образом (имиджем по-нынешнему) «звезды» и внутренняя – с вовсю смердящей «кухней» шоу-бизнеса, начинающейся сразу за дверью гримерки… Что же касается «мадам» Сенчиной, которая по выражению того же Намина, на своей родине – в деревне Кудрявцы Николаевской области – «до 18 лет коров за сиськи дергала», все эти микояновские «посевы» дали нежданно мощную поросль на ее деревенских мозгах и вылились в новые способы «перекусывания позвоночников» подневольных людей. Там, где были «бабки» – вообще никаких законов – ни юридических, ни физических для нее не существовало. Кроме одного. Я – Сенчина! А ты кто? Ты знаешь, кто за мной стоит? И «небесно-голубые» глаза выразительно поднимались к потолку.
