|
– Дело в том, – ответил Алексей, – что в историческом аспекте где-то с тринадцатого века, когда начался татарский… м-м-м…
– Yoke, – подсказала я.
Он неодобрительно покосился на меня.
– Геноцид. Вот с того самого времени находиться среди иноплеменников в группе говорящих по-русски людей стало опасно. Это означало чаще всего, что вас скоро убьют. Вместе со всей группой. Появился своего рода шрам на коллективном бессознательном. Поэтому русский за границей при первой возможности стремится примкнуть к безопасной и защищенной общности людей, говорящих по-английски.
– Почему обязательно убьют? – спросил Майкл.
– Вы знакомы с русской историей?
Майкл пожал плечами.
– Вот знаете, – продолжал Алексей, – я тут недавно читал в новостях – то ли в Рязани, то ли в Ярославле, это такие города в России, случайно раскопали подвал старого дома. Тринадцатого или четырнадцатого века. Он был весь под завязку набит детскими и женскими трупами. Весь. Раны от мечей и стрел, работали профессиональные военные дружинники. Орда, одним словом. Самая обычная русская находка. Покойников в древности даже не стали вынимать и хоронить… Может, никто и не знал – потому что живых свидетелей не осталось. Просто заровняли пожарище и построились сверху заново.
– А при чем тут русская история?
– При том. Вся наша история – это такой обгорелый подвал с трупами, геноцид нон-стоп, на который время от времени приходит помочиться какой-нибудь маркиз де Кюстин, совершенно не боясь, что из пепла поднимется костлявая мертвая рука и прихватит его за яйца. И знаете почему?
– Почему?
– Россией со времен Орды правят организаторы и бенефициары этих трупоподвалов. И больше всего на свете они хотят с маркизом де Кюстином дружить. Потому что культурный досуг в Париже, юг Франции и вообще.
– Ну да, – сказала я, – есть такое. Но это не вся наша история.
– Вся. Даже слово «slave», раб, происходит от латинского «славянин». Оно означало славянского пленника – восьмой-десятый век, набеги Священной Римской Империи, огромные массы захваченных в рабство гражданских лиц. Это еще до татар. Мы были неграми до того, как это стало модно – славянские рабы котировались в Западной Европе так же высоко как сегодня русские жены. Но никаких репараций, никакого политкорректного запрета на слово «slave», куда более обидное, чем любой «fag» или «nigger», вы не дождетесь. Зато пятая колонна, всякие гей-славяне, работающие на подхвате у цивилизации, – тут Алексей бросил гневный взгляд на меня, словно это я работала у нее на подхвате, – уже понемногу лоббируют политкорректный запрет на слово «негр». Или раскручивают плач разных зулеек о том, как русские раскулачивали татаро-монголов. Поплачут, поплачут, а потом возьмут и отсудят у нас в Гааге еще пятьдесят миллиардов… И платить будут не зулейки, а опять мы из своих налогов.
– Это не те татаро-монголы, – сказала я. – И мы не те славяне, которые были рабами.
– Ага. А зачем тогда писать в школе на доске «мы не рабы, рабы не мы»? Вон в Англии разве пишут? Мы не просто были рабами. Мы были рабами в перманентном режиме значительную часть своей истории. И до сих пор пожинаем плоды. Ребята, если вы серьезно хотите покаяться за рабство и его последствия, вы не туда смотрите. Современный американский негр – это высокопривилегированное существо по сравнению с современным белым русским. А мы постоянно слышим в новостях про какую-то белую привилегию…
– А какие выводы? – спросила я, стараясь увести разговор от опасного поворота.
– Выводы? Любой деятель русской культуры должен бороться за признание мировой и особенно англо-саксонской, но еще и германо-французско-татаро-латышской культурно-политической вины за наш непрерывный геноцид и исторический рабский статус.
– Никого не забыл? – спросила Сара.
– Забыл чехов. Если бы не чешский корпус, Колчака бы не сдали красным. Вся история могла бы пойти по-другому… Жрут, понимаешь, кнедлики с русской кровью…
– А черные тоже перед вами провинились?
– Черные – наши естественные соратники в борьбе против белого западного кровососа… Наш мессидж должен быть таким – черные, коричневые, желтые, все люди с цветной кожей – мы ваши угнетенные братья, белые ниггаз, и вместе мы растерзаем лицемерную западную элиту, душащую вас системным расизмом! Нас душат вместе с вами! Суть не в том, нужна политкорректность или нет, суть в том, каков ее вектор. И это важнейший вопрос, потому что в двадцать первом веке именно так решится вопрос о власти!
– У вас что, другая политкорректность? – спросил внимательно слушающий Майкл. – Не такая, как у нас?
– Пока другая, – ответил Алексей. – Хотя по генезису та же самая. Но скоро, боюсь, будет та же и по составу.
– Как понимать – та же самая по генезису? – спросила Со.
На ее лице к этому моменту появилась тень легкой тревоги, как у хозяйки, заметившей, что гость напился и вот-вот учудит безобразие. Но она все еще вежливо улыбалась.
– Что вообще такое политкорректность и почему она существует? – вопросил Алексей у золотого уха на потолке. – У вас в Америке кто-то сказал, что это фашизм, выдающий себя за хорошие манеры. Но русскому человеку это проще объяснить иначе. У нас есть банда упырей, которые унаследовали страну от КПСС. Их власть имеет примерно ту же природу, что и власть коммунистов – то есть опирается исключительно на то, что ее захватили. Вместе с правами крупной собственности, кстати. И теперь упыри все это воспроизводят с помощью разных технологий, силовых и информационных…
– Вас эти упыри возмущают, – вставил Майкл.
– Меня возмущает не то, что они упыри, – ответил Алексей, – а то, что они при этом еще и дебилы. Чтобы легитимизировать свой хейст, они как бы говорят – «да, мы украли весь ГУЛАГ, мы офигели на букву «х» – но зато мы вас воспитываем. Защищаем вас от русского языка, а русский язык от вас. Защищаем наркотики от гомосексуализма, а гомосексуализм от наркотиков. Заботимся о вашем здоровье – душевном и телесном. Объясняем, как вам следует жить, и будем пороть, пока не научитесь. Поэтому без нас никак, мы в центре циклона и будем сосать вашу кровь, демпфируя вашими тушками колебания цен на нефть… И вообще, можем повторить. То есть легко закидаем вашими трупами любые свои проблемы…»
В этот раз с Алексеем трудно было не согласиться.
– Чистая правда, – вздохнула я. – Все так и есть.
– Но тот же механизм действует и глобально. Есть примерно настолько же легитимная мировая элита – такие же дебило-упыри, которые неудержимо печатают бабки за кордоном из десяти авианосных групп и сосут кровь у всей Земли, но зато, – Алексей сделал пальцами закорючки, изображая кавычки, – «спасем планету от потепления, на картинке Си-эн-эн всегда три шабес-негра, нельзя рисовать блэкфейс, но можно курить траву, менять пол – и какие ваши местоимения?». Разница в том, что по причине общей российской заброшенности наша политкорректность отстает от глобальной на полфазы. Но со временем она наверстает упущенное и возвоняет так же невыносимо, за это я ручаюсь. И если к власти у вас завтра придут какие-нибудь BDSM-масоны и велят вам носить, например, латексные кляпы или субмиссивные намордники, мы будем это делать вместе с вами…
Возвоняет. Он так и выразился: «stink up to high heaven».
– А почему те, кто печатает деньги, дебилы? – спросила Сара. – По-моему, очень неглупое занятие.
– То, что они печатают деньги, не делает их дебилами, – ответил Алексей. – Это делает их упырями. Дебилами их делает то, что в качестве своей официальной идеологии они создали политкорректный дискурс про хороших левых ребят с дредами, противостоящих плохой правой власти. Голливуд вбивал его в голову всей планете последние тридцать лет в каждом фильме. И когда этот скрипт угонят у Голливуда какие-нибудь погромщики с минимальным стилистическим чутьем, у вас начнется революция. Которую будет некому остановить – потому что делать ее будут официальные хорошие парни. А те, кто не захочет скакать вместе с ними, сразу окажутся плохими.
– Если читать альтернативные сайты, – сказал Майкл, – складывается чувство, что российская элита смело противостоит несправедливому мировому порядку. У нас это многие уважают.
– Ничего подобного. На самом деле российская сволочь мечтает только об одном – чтобы ее приняли в ряды мировой сволочи. А мировая сволочь крутит пальчиком и говорит – не-е-ет! Сначала сдайте стволы, покайтесь и ритуально поцелуйте нас в зад!
– Что, по-вашему, главный источник мирового зла? – спросила неожиданно Со.
Меня бы такой вопрос поставил в тупик. Но Алексей думал не больше секунды.
– Главный источник мирового зла – корпоративные медиа и Голливуд. Фабрики, формирующие реальность. Там создают миф, в котором мы живем. Так что это не просто главный источник зла – это его единственный легитимный источник на планете.
Ни у кого больше нет ни права, ни возможности назначать вещи добром или злом. Это даже важнее, чем печатать доллары.
– Вы хотите сказать, что ваши медиа так не делают?
– Мировые СМИ нельзя сравнивать с российскими. Это, знаете, как могучий слон, идущий куда-то по своим делам, и суетливая моська, которая бегает у него между ног, визжит, гавкает и иногда останавливается, чтобы пожрать слоновьего дерьма. Это, вообще говоря, ее единственная пища. В Америке бывают новости, потому что там есть политика. У нас, слава богу, политики нет – только интриги в многопартийном министерстве двора. Культуры нет тоже, и тоже слава богу, потому что подумать страшно, какая она была бы. Российские новости – это когда жрущие доширак миленниалы – нет, не миленниалы, а двухтысячные… – он перешел на русский, – знаете, Саша, бывают двухсотые, трехсотые, а еще бывают двухтысячные, вот это про нас, потому что миллениалы живут на Западе – так вот, двухтысячные сочиняют кликбейтный заголовок, вешают под ним кровавое видео и цепляют на него три рекламных блока, которые нужно профильтровать мозгами перед тем, как пустят посмотреть на кровушку…
– Двухсотые, двухтысячные – как-то очень нумерологично, – сказала я. – Лучше тогда «милленипуты». Те, кто вырос, повзрослел – и начал увядать при Путине…
– Пожалуйста, по-английски, – попросил Майкл. – У вас в России есть гражданское сознание? Медиа его отражают?
– Да, – ответил Алексей. – Я опишу, как это работает. Допустим, муж-насильник в Саратове до смерти забивает жену. Сначала из бедняжки сделают мега-кликбейт для дебилов. А потом в информационном эфире для умных всплывет «профессорка гендерных исследований из ВШЭ, базирующаяся в настоящий момент в Лондоне» и начнет чесать языком, формируя портфолио медийных выступлений с видом на грант. Точно так же при Адольфе из саратовской покойницы получили бы сперва волосы для матраса, а потом мыло для реализации в Северной Европе. Российские медиа – это конторы по заготовке волос и мыла. Они, как у Ницше, по ту сторону добра и зла.
– Что, совсем не различают? – спросила Сара.
– Почему, иногда различают. Если дерьма перед этим поедят.
– Какого дерьма?
– Я же говорил. Слоновьего. В наших СМИ, вы не поверите, переводят и цитируют все статейки, где кто-то вспомнил про Россию. Даже блоги безработных афроамериканок. А уж если пара немецких геев напишет про Россию песню, то обнимутся и благодарно заплачут все перцы и имперцы. Раньше была программа «Советский Союз глазами зарубежных гостей», а теперь то же самое делают про пустое место, где был когда-то Советский Союз. Такой общенациональный эго-серфинг – голодный медведь дрочит в берлоге на свои фотки. Иногда и на карикатуры подрачивает. Типа, раз вспомнили, значит, еще боятся…
Майкл вопросительно поглядел на меня, словно ожидая опровержения.
– Еще у нас в СМИ культурные обзоры бывают, – сказала я зачем-то.
– Ага, – кивнул Алексей. – Это когда седомудый либертен-маркетолог (мигалков), чей совет был бы бесценен при подборе анальной пробки, назначает России толстых и достоевских по согласованию с ЦРУ. Или Гвинет Пэлтроу, или как ее там, выходит к человечеству в прозрачном белье, и россияне должны знать про это с самого утра. А по бокам висят кликбейтные кишки и гениталии, с которых капает культурный процент… Подождите, скоро они Пушкина рабовладельцем объявят. Которым он, кстати, реально был – хотя писал при этом вольнолюбивую лирику… Типа, и раб судьбу благословил…
|
.
