Неверие в сало, неверие в яишницу подрывает наши недожитки. Или пережитки. Мы должны не позднее! Но и не раньше! Ведь если не пить вотки, то что тогда пить? Что пить?
Помню, жил я когда-то сто лет назад напротив какого-то старинного кладбища в Гамбурге. Там уже и не хоронят. А вот памятники там стоят удивительно красивые. Мраморные ангелы, скорбящие девы, застывшие водопады, какие-то кувшины, колосья. Очень старые деревья и от того тенистые аллеи, сумрачные и прохладные даже в жаркий день. Вся эта красота , которая представала перед гуляющим, и это было видно невооружённым глазом, была сделана с душой, вот на сейчас, на только сейчас и на никогда больше. Каждый памятник, очевидно, соответствовал событию и утрате. Легко понималось, что люди были способны на порыв, они умели скорбить и рассказать о своей скорби другим, и для них это было важно. Ушедший для них был действительно миром, который уже не повторится. И памятники говорили это будто бы вслух.
Жаль, что гулять там у меня не было времени, я ведь не просто так поехал в Гамбург. Работал - и работы было много. Но иногда случались дни, что я бродил по дорожкам этого кладбища.
Там никого не бывало. На старых кладбищах редко кого встретишь. Часто возникала мысль - хорошо тут пикник устроить. С выпивкой. Да никак нельзя было из-за хлопот на работе.
А вот дом, где я жил, так не считал. Он гулял и жил. И пил вотку, возможно, не самого лучшего разбора. Один раз из подъезда выскочила совершенно пьяная молодая девка в одних белых, но грязных носках. С диким криком она помчалась к кладбищу, но, видимо, внутренний навигатор её тормозил, и она, описав замысловатую восьмёрку на проезжей части, рухнула на близлежащий газон, не переставая кричать.
С таким же точно истошным криком из подъезда вырвался преследователь - пьяный мужик. Увидев тело на газоне, он как-то сумел понять, что догонять уже некого, постоял немного, качаясь как былинка под ветром. Ума его хватило, что в этом есть какой-то непорядок, и он стал кантовать девку обратно в подъезд, то и дело роняя.
"Вы осквернили землю фон Штирлица, нашего разведчика!" - подумал я в гневе. "Советская разведка долгие годы!" - думал я дальше в каком-то ошалении. Что же именно долгие годы, я не знал. Но уж очень старый парк напоминал те самые 17 мгновений. Настроением, наверное....Я понимал, что это, скорее, истина тех самых мраморных ангелов и застывших дев, что несли свою вечную вахту на кладбище напротив. А не моя.
"Не так надо пить" - мучительно думалось мне. "Но я на работе, я не могу".
Так. Так это было...
|