В Мигалкове смешались двое -
пиво и вотка две разных истины.
Первая истина и беда его в том, что он не является творцом и не способен создавать новую сущность. А счастье как одновременная вторая истина заключается в том, что он не понимает своей неталантливости. Как известно, графоманы пишут широким мазком, объёмисто, масштабно. На ошупь в опусном измерении увесисто. Хотя это никак не отменяет их графоманской сути.
Но они того не понимают. И потому продолжают кропать при свете лучины государственных субсидий, в читальной избе, в задумчивой своей майстэрне лучших киностудий и где они на все руки умельцы, починяют примуса и старые велосипеды - то есть старые, а, главное, чужие идеи. Точно так, как шукшинский герой писал труд "О государстве". (Книга "Штрихи к портрету"
https://www.libtxt.ru/chitat/s ... .html ), не понимая, что масштабность замысла не является гарантией удачи.
Мигалков - классика. Классика того, что не разумеющий себя таковым графоман продолжает плодиться и размножаться "аки кедры ливанские" (при чём тут кедры, сам не знаю. Для красивости, наверное).
Разумеется, Мигалков неисправим сегодня и вряд ли мог бы быть исправлен даже в детские свои годы. Он таким родился. Потому живите и терпите, утомляйтесь его солнцем, которое, к сожалению, не светит и не греет.
Бесогон - его первая попытка говорить просто. Без кандибоберов. Видимо, щёлкнул какой-то тумблер в его балде, неосознанно не верящей в то, что он создал в кино. И балда решила попробовать говорить ну совсем уж от сотворения мира, от "два плюс два ну очевидно же не пять!" Вполне оправданный манёвр, но он никакого отношения не имеет к маститости и заслуженности былых творений. Это правда, сказанная впервые Мигалковым, бросок на стремительном ходу на площадку последнего вагона уходящего поезда. Но ничего нового, никакой новой сущности в этом нет. Кто из нас не опаздывал на поезд?