|
О скрепах
Мы продолжаем знакомить читателей с дневниками ленинградцев, которые они вели, находясь в осажденном городе, а в 80-е годы прошлого века, когда редакция объявила акцию «Память», были присланы нам и с тех пор хранились в архиве. За минувшие сорок лет многие из полученных нами писем были опубликованы.
И вот еще один дневник. Его передала редакции Лилия ТУРЕЦКАЯ (ГРЕВНИНА), сопроводив свою рукопись постскриптумом:
«От блокадных воспоминаний и сейчас, спустя много лет, холодеет сердце. О том, что пришлось нам пережить, узнал весь мир. И еще, надеюсь, он понял, что невозможно победить народ нашей страны».
Действительно, многое из того, что зафиксировал дневник, уже известно. Но мы все равно будем вновь и вновь возвращаться памятью к блокадным и военным годам. В знак благодарности тем, кто, преодолевая трудности, тысячами своих жизней не давал умереть городу.
12 августа 1941 г. Часто вспоминаю выпускной вечер в нашей знаменитой 222-й школе (Петришуле. – Ред.). Ландыши на столе, бал в актовом зале. Прогулку по набережной Невы чудесной белой ночью. Семнадцатилетние, на пороге новой взрослой жизни, мы были счастливы. А 22-го мир, казавшийся светлым, заслонило зловещее слово – война.
Я подала заявление в 1-й Ленинградский мединститут. Вступительные экзамены заменили конкурсом аттестатов, и меня приняли. Срок обучения сокращен до трех с половиной лет, но не за счет уменьшения программы. Стране очень нужны медики, и мы будем заниматься без выходных и каникул по 8 – 9 часов в день.
11 октября. Налеты вражеской авиации теперь обычное явление. Никогда не забуду один из первых. Был поздний вечер. Вдруг послышался шум самолета, и сразу соседи застучали в дверь нашей комнаты. Мы выбежали на кухню и отодвинули светомаскировку. Вокруг было светло, как ярким солнечным днем, а небо оставалось черным, и город под ним казался обнаженным перед врагом. Хотелось скорее накинуть на него пелену ночи.
Мы быстро научились тушить на чердаке зажигательные бомбы. Но ими враг не ограничился. Вскоре наш огромный дом качнуло, и раздался оглушительный взрыв. Это фугаска срезала угол дома на углу улицы Гоголя и Кирпичного переулка. Были жертвы.
12 октября. В одной из групп нашего курса учится Наталья Бехтерева – внучка знаменитого академика. В нашей группе среди девушек всего один парень, снятый с воинского учета по болезни. Я не сразу решилась поступать в медицинский – боялась трупов. А теперь могу долго находиться в анатомичке. Вспоминаю, как на вводной лекции молодой профессор предупреждал нас препарировать бережно, так как не всегда хватает анатомического материала. Очевидно, лекция была написана в довоенное время.
В хирургической клинике, куда привозят раненых с фронта или попавших под бомбежку в городе, действительно страшно. Больно видеть юношей, которым предстоит ампутация. В ординаторской хирург объясняет нам, почему молодому бойцу придется удалить руку. И когда его вносят в перевязочную и он сквозь стоны умоляет сохранить ему руку, наши глаза наполняются слезами. И лютая ненависть к фашистам закипает в груди.
В нашу учебную программу включили курс медицинских сестер. Учебу совмещаем с работой в госпитале или больнице. Я уже делаю подкожные и внутривенные инъекции, различные перевязки, умею кормить тех, кто без сознания. А еще мы участвуем в оборонных работах: роем траншеи и щели в черте города.
12 ноября. Резко снизились нормы на продукты питания. Мы были прикреплены к своей столовой. У каждого курса свой час обеда, но, несмотря на это, столовая перегружена, потому что одну порцию супа дают без карточек. А сегодня за суп вырезали талон на 25 граммов крупы, а за кашу 50 граммов. Столовая сразу опустела.
Дома еду не приготовить – кончился керосин. Электроприборы включать запрещается под угрозой огромного штрафа в 3000 рублей. Для электроосвещения дан строгий лимит, равный одной трети довоенного потребления. Вот опять черный рупор радио возвестил: «Воздушная тревога!». Завыли сирены, часто затикал метроном. Где-то близко взорвалась фугасная бомба. Куда попали сегодня?
А иногда случается невероятное: бомбы падают и не взрываются. Помню, когда начался налет, наша группа проводила опыты в химической лаборатории. Вдруг где-то очень близко раздался страшный удар, но взрыва не последовало. Оказывается, бомба упала в больничный сад. В МПВО вызвали саперов, которые обезвредили тысячекилограммовую бомбу. Как нам тогда хотелось верить, что среди немецких рабочих, собирающих бомбы, есть антифашисты.
17 ноября. Сегодня день моего совершеннолетия. От голода вялость и безразличие. Очень похудела. Учиться трудно, но пошла в институт и оказалась одна в аудитории на занятиях по химии.
Мама держится, лечит больных, но тоже сильно сдала. Отец – кожа да кости. Обычное наше питание за день – утром кусочек хлеба и чай, с собой два крошечных кусочка, вечером дурандовая лепешка с чаем. Отцу на заводе выдали несколько черных дурандовых плит. В них наше спасение.
4 декабря. Голод, страшный голод в Ленинграде. На улице много людей с саночками, на которых они везут хоронить своих близких. На Пискаревском кладбище хороним дядю Шуру. Он был в ополчении. Его ранили под Стрельной, но спасти не удалось. Когда подходила к кладбищу, меня ошеломил вид огромного пространства, как бы залитого кровью. Когда приблизилась, то увидела, что это море красных намогильных колонок.
Ленинградцы очень изменились: ходить на работу становится все трудней. Изможденные, они с трудом пробираются по темным улицам. Хорошо, если дом близко. А ведь ходят и от завода «Большевик» на Васильевский остров, из Новой Деревни на Кировский завод.
Фашисты бомбят и обстреливают наш прекрасный город. Но в блокаде, холоде, голоде, отрезанные от Большой земли – так теперь мы называем нашу Родину, – мы живем. Боремся. И мертвые уходят непокоренными. Нас победить нельзя!
14 декабря. Фашисты бомбят город ежесуточно в любое время дня и ночи. Но многие жители перестали спускаться в бомбоубежище, как и наша семья. Мамы, как обычно, нет дома. У нее, поскольку она врач, пропуск на право хождения по городу во время тревоги. Мы ждем ее и занимаемся важным делом. Кожевенный завод «Коминтерн» из-за отсутствия электроэнергии не работает. Неиспользованные в производстве просоленные грязные шкуры разделили на части и раздали работникам, в том числе моему отцу. Мы режем их на кусочки и опаливаем внутри буржуйки. Соскабливаем обгоревшую шерсть, моем и долго развариваем, потом пропускаем через мясорубку и делаем студень.
15 декабря. Остаюсь дома. Добираться на Петроградскую сторону по Невскому льду нет сил. Сидим в потемках.
20 декабря. Норма хлеба прежняя. Сегодня видела у ДЛТ, как на широкой лестнице полулежал совершенно обессилевший мужчина. И посторонняя женщина, пытаясь поддержать, кормила его кусочком хлеба. В самых тяжелых испытаниях ленинградцы не утратили милосердия.
22 декабря. Пошла за хлебом. Стемнело, когда я вышла из булочной на Невском, прижав к себе завтрашнюю норму. Внезапно кто-то наскочил сзади, толкнул. Подумала, случайно. И вдруг поняла, что хлеба у меня нет. Что делать? Пошла домой, взяла спички и вернулась на то же место. Ползала по мостовой пустынного проспекта, шарила руками по снегу и между трамвайными рельсами – вдруг найду. Но обнаружила только довесок граммов пять, остальное выхватили. Как проживем сутки?
25 декабря. Сегодня огромная радость. Увеличили норму выдачи хлеба. Рабочим 350 граммов, служащим, детям, иждивенцам – по 200.
31 декабря. Завтра новый 1942 год. Город оцепенел. Смертность от голода достигла больших размеров. Трудно умершего похоронить в отдельную могилу. В лютую зиму земля окаменела. Соглашаются рыть только за хлеб, а где его взять?
2 января 1942 года. Третью неделю не ходят трамваи. Дома ни света, ни воды. Температура в комнате плюс семь градусов. В домовой прачечной из одного крана волосяной струйкой течет вода. В соседних домах вообще воды нет. Все идут к нам, и поэтому за водой надо стоять часами.
24 января. Порадовало сообщение Совинформбюро. Нашими войсками перерезана дорога Ржев – Великие Луки. Освобождены несколько населенных пунктов. Настроение приподнятое, и еще замечательная новость – увеличена норма хлеба. На Большой земле нас, ленинградцев, называют героями. А нам кажется, что действовать иначе в кольце блокады нельзя. Враг не бомбит. Сильные русские морозы сковали крылья фашистских стервятников. Занятия прекращены. Работаю медсестрой в больнице. Бывает очень радостно прочесть больным хорошую весть с фронта.
7 февраля. Морозы продолжаются. Неотапливаемые комнаты превратились в холодные каменные ящики. Замерзла канализация. Нечистоты выливают во дворы. Из-за недостатка воды возникли перебои с хлебом. Воду хлебозаводам подают пожарные машины, у которых от сильных морозов растрескиваются шланги. Мы с отцом стояли в очереди за хлебом с семи утра до девяти вечера, сменяя друг друга. В очереди многие умирали.
Еще одно бедствие: начались пожары. Жители, уходя за хлебом, в надежде скоро вернуться, оставляли непогашенными «буржуйки». Как свеча горел два дня (остались одни наружные стены) огромный, украшенный великолепной мозаикой дом-сказка на углу улицы Декабристов и проспекта Маклина (ныне Английский проспект. – Ред.). Я шла с работы мимо пожарища. Около останков дома на ледяном ветру сидели около кучек спасенных пожитков несчастные погорельцы. Глаза их были полны отчаяния.
3 марта. Работаю. В институте занятия так и не начались. Поговаривают, что намечается его эвакуация в Пятигорск. Но как я могу оставить своих родителей, у которых сильная дистрофия? Снабжение продовольствием стало лучше. Продукты в Ленинград поступают по Дороге жизни через Ладогу.
5 апреля. В пасхальные дни фашисты снова сильно бомбили город. Две бомбы попали в нашу больницу. Взорвалась аптека. Мы с мамой в это время были дома и с ужасом думали о том, что сделали с нашими больными верующие в бога немцы...
20 апреля. Отец от Наркомата получил перевод. Мы с мамой не хотели оставлять Ленинград, но после большого разрушения больницы решили ехать вместе с отцом. Выехали 14 апреля. Дорога жизни была уже под талой водой. Грузовики то ли ехали, то ли плыли, до радиаторов погружаясь в воду.
15 июня. Путь до места назначения занял больше месяца. Моих родителей принимали за старичков, а им было всего по сорок лет. Но наша семья продолжала работать на благо Родины, ради Победы.
|
