Бедная женщина.. Ублюдки в Австрии отобрали детей у женщины, потому что она глупа

Про маму с IQ=130

Зияющее одиночество Фабианы Кабу
Галина Гужвина, преподаватель математики в Политехническом институте (Ecole Centrale) г. Лиона, Франция 20 июня 2016, 13:18
http://www.vz.ru/opinions/2016 ... .html
...Вечером двадцатого ноября 2013 года, устало вернувшись с нормандского пляжа в студию своего бойфренда в Сан-Манде, что у Венсенского леса под Парижем, Фабиана Кабу записала в дневнике: «Сегодня – ничего». Это «ничего» сравнимо разве что с «ничего» в дневнике короля Людовика Шестнадцатого четырнадцатого июля 1789 года.

«Аду любили. Но доля матери – светлая пытка»

Потому что накануне, девятнадцатого ноября, Фабиана утопила в ледяной воде Ла-Манша у Берка свою шестнадцатимесячную дочь Аделаиду, Делию, Аду. Точнее, она просто оставила малышку на ласковом нормандском песке у кромки прибоя, думая, что не пройдет и десяти минут, как ту подхватит приливом и унесет в море, к белым скалам Дувра. Покормив перед этим в последний раз – грудью, поплакав, попросив прощения.
«Долгие пени скрипки осенней, зов неотвязный сердце мне ранят, думы туманят однообразно, – цитировала Фабиана Верлена комиссару полиции десятью днями позже (ее разыскали благодаря видеокамерам – на вокзалах Руана и Парижа, на автобусной остановке Берка, в кафе, в супермаркетах), – выйду я к морю, ветер на воле мечется, смелый, точно уносит лист пожелтелый...».

Ветер Фабиану и подвел: Аду не унесло к утесам Альбиона, но прибило к берегу на том же пляже, где ее трупик обнаружил утром двадцатого рыбак, приплывший в Берк с полным неводом креветок. Крошечное личико утопало в размокшем меху капюшона, лопнувший от ударов о камни комбинезон крыльями бил у нее за спиной. «Мертвый ангел», – сказал рыбак подоспевшим жандармам.

Ада, впрочем, была ангелом и при жизни. По бумагам ее просто не существовало: будучи беременной, Фабиана не наблюдалась у врачей, родила сама, в той же студии крайне удобно отсутствовавшего тогда бойфренда (он вообще будет отсутствовать во все критические моменты жизни Фабианы), и зарегистрировать ребенка в мэрии никто не удосужился – или не захотел.

Что, однако, не означает, что о малышке не заботились: судмедэкспертиза установила, что девочка была здорова, хорошо кормлена, прекрасно развита для своего возраста, одета по погоде, в со вкусом и заботой подобранные вещички.

Аду любили. Но доля матери – светлая пытка, я достойна ее не была – так объясняла Фабиана свой поступок адвокату Руа-Нансьон, тоже Фабиане. «Я сделала это от неизбывного, зияющего одиночества. А еще из-за того, что не хотела для Ады неизбежной в наше время безысходности бытия. О, ангел мой, не знай, не ведай моей теперешней тоски!»...

Выспренность языка Фабианы – не издержки перевода. Фабиана Кабу обладает IQ выше 130 баллов. Уроженка Сенегала, но из богатой, чиновной, европеизированной семьи (отец – переводчик в ООН, мать – работник одного из министерств), она прекрасно училась, играла в теннис и на фортепиано, сотнями глотала книги, прочитав к ЕГЭ увесистую долю мировой классики.
Закончив школу, уехала во Францию учиться архитектуре, но на втором курсе внезапно пересмотрела выбор профессии, перевелась на философский факультет, закончила его, но в аспирантуру год за годом не брали (шутка ли – всего полтора десятка стипендий в год на всю страну!), и Фабиана взялась за диссертацию самостоятельно, подрабатывая по ночам – в забегаловках, на кассах, в call-центрах, даже грузовики водила для какой-то благотворительной организации.

В ее личном компьютере было обнаружено до трех тысяч страниц текста пролегоменов к диссертации о реальности и реальном по Витгенштейну – вполне приличной научной ценности, по мнению специалистов.

Очевидно сложные отношения Фабианы с окружающей ее реальностью побудили государственного обвинителя Вламинка и адвоката Руа-Нансьон обратиться к психиатрам и этнопсихиатрам. Собственно, по свежим следам Руа-Нансьон и защиту хотела строить на гипотезе ухода Фабианы в мир сенегальской магии и культа вездесущих мертвых.

Согласно верованиям некоторых племен Западной Африки, дитя, подвергшееся сглазу, меняется до неузнаваемости, превращается в нечисть:

«В той люльке, где качала я детей,
Лежит подменыш злой, уродливый, нескладный,
Которого я нежитью зову,
Свирепый, колченогий, жадный,
Ненасытимо-плотоядный,
Подменыш злой».

Чтобы подменыш вновь стал тем, кем был, малюткою матери милым, мать должна очистить его ветром и большой водой.
Однако независимые экспертизы одна за одной отвергали эту теорию: Фабиана Кабу представала в результате всех тестов не только исключительно вменяемой, но и крайне рационально ориентированной личностью, обладающей сильнейшим психическим иммунитетом против принятия чего бы то ни было на веру и какой-то надмирной, остросовременной иронией.

Ее действия 19–20 ноября и спланированы-то, казалось, были как стебный постмодернистский сценарий. «Почему я выбрала Берк? Просто это название созвучно словокряку отвращения!» (beurk! французы говорят на месте нашего «фу, гадость!») – невозмутимо объясняла Фабиана.

Любезная дама, помогшая ей в Берке спустить колясочку с автобуса, получила вместо спасибо начало цитаты о благих намерениях, которыми Аде вымощена дорога – в адик. Вернувшись в Сан-Манде, Фабиана на другой же день не поленилась, собрала все дочкины игрушки и вещи и отнесла в хоспис для умирающих детей. Чтобы избавиться от призраков и демонов? Или чтобы освободить жизненное пространство любимого и начать все сначала без балласта?

С Мишелем Лафоном, отцом Ады, скульптором без постоянного заработка, бывшим к тому же почти на тридцать лет ее старше, Фабиана жила с последнего курса университета. В ее дневниках рефреном повторяется фраза «без Мишеля меня нет, я рассыпаюсь в пыль, он дает мне такое необходимое чувство реальности моего существования», однако именно реальность существования Мишеля в жизни Фабианы достаточно зыбка.

Мишель за все девять месяцев так и не заметил беременности Фабианы, никому из собственной семьи и друзей не сообщил о рождении у него дочери (а друзья его, с которыми он виделся еженедельно, не подозревали и о существовании у него подружки), без слова возражения принял решение Фабианы отправить Аду к матери в Сенегал (а именно такую легенду представила ему она, уезжая в Берк), без вопросов отнесся к ее возвращению меньше чем через двое суток (маловато для путешествия в Дакар и обратно), с восторгом воспринял исчезновение из двадцатиметровой студии громоздких детских вещей («ну, хоть вздохнем!») Об инфантицидных намерениях Фабианы он, конечно, тоже не знал ровным счетом ничего...

«Фабиана думала, что она ищет себя, но на самом деле она не прекращала себя терять, и иссякла именно тогда, в начале ноября, когда, судя по ежедневным сводкам уровней приливов и отливов на пляже Берка в ее дневниках, она приняла свое окончательное решение», – говорил о ней Анри Мишо, один из психиатров.
«Не знаю, началось ли это сразу по ее приезде во Францию, или виной здесь вечно отсутствующий, очевидно ущербный эмоционально Лафон, но к ноябрю тринадцатого года социальная жизнь Фабианы Кабу прекратила свое существование: у нее не было больше ни работы, ни номера социального страхования, ни каких бы то ни было пособий от государства, ни счета в банке, ни научного руководителя в университете. Одна Аделаида. Которую она не чувствовала себя вправе обрекать на ту же жизненную пустоту и подвешенность в воздухе».

Мишо вторит обвинитель Вламинк:

«В конце концов, давайте посмотрим правде в глаза: малышку убила мать, но мать довела до этого общая убийственная социальная нестабильность, которую она, превосходя интеллектом массу, чувствовала особенно остро и из которой не видела выхода. В романе Гарди «Джуд Незаметный» есть персонаж, маленький, но умный не по годам мальчик. Его семья бедна, отец никак не может устроиться на постоянную работу, детишек мал-мала, а мать снова беременна. И вот ночью, после очередного всплеска родительского отчаяния, старший умненький мальчик убивает всех своих братьев и сестер и вешается сам. Фабиана похожа на этого мальчика»...
***
В понедельник, двадцатого июня сего года, в Сан-Омере состоятся окончательные слушания по делу Фабианы Кабу. Обвинение настаивает на пожизненном заключении. Сама Фабиана была бы рада этому решению: «Мне кажется, в тюрьме я наконец нашла какую-то стабильность. Я работаю прачкой, все говорят, что я прекрасно справляюсь с работой, у меня есть время продолжать работать над диссертацией. И, главное, здесь, я уверена, меня защитят. Хотя бы от самой себя».