добры ли бобры и козлы ли хорьки?

всех писателей/читателей тупо отправят в сад

...революционер, или «интернациональной брат», как выражался Бакунин, «не должен быть патриотом, а если его отечество выступит против свободы и справедливости, обязан выступить против своего отечества».

СМИ тут не причём.
сколько людей, столько и мнений.
туташние хорьки, сами того не понимая, выражают точку зрения социальных анархистов, основоположником которой был Бакунин.
Бакунин отвергал любую форму иерархической власти, даже если она была выбрана избирателями, а также отвергал привилегированные классы (здесь у хорьков собака зарыта).

У нынешних хорьков в башке не Бакунин, а Госдеп.

СМИ тут не причём.
сколько людей, столько и мнений.
туташние хорьки, сами того не понимая, выражают точку зрения социальных анархистов, основоположником которой был Бакунин.
Бакунин отвергал любую форму иерархической власти, даже если она была выбрана избирателями, а также отвергал привилегированные классы (здесь у хорьков собака зарыта).

сколько людей, столько и мнений

фи...

мнений ограниченное число
смотря сколько внушающих элементов
большинство тут известно
меньшинство тоже
ну и немногочисленная середина
они еще не решили какие внушаемые приоритеты им важнее

это кстати люди
которые во всем ищут подвох
но... они ничего не решают.....
ибо пока ищут... все уже потерялось насовсем

Девятнадцатый век дал миру явление совершенно новое и прежде практически не встречавшееся: профессионального революционера. Субъект этот был подлинным интернационалистом (кстати Марксов «Интернационал» уже существовал) – он не замыкался на своей родине, а носился по всему миру, как собака с консервной банкой на хвосте, кидаясь в любую «революцию», ничуть не удручаясь незнанием языка и местных реалий. Главное, это была революция – священное ремесло…

По всей видимости, с ними происходило то же самое, что нередко случается с людьми, отвоевавшими в какой-нибудь горячей точке: человек уже не в состоянии перейти к мирной жизни, он мотается по всем заварушкам, какие только вспыхивают, – и ведь счастлив…

Впервые с этим явлением столкнулись во времена Великой французской революции, когда во Францию нахлынули иностранные борцы за «свободу, равенство и братство». Фигуры, как правило, были весьма жутковатые, вроде прусского барона Клоотца, раздававшего направо и налево визитки, где пониже его имени стояло: «Личный враг Иисуса Христа», или теоретика террора швейцарца Марата (по многим косвенным данным, к тому же еще и английского агента). А в рядах штурмовавших Бастилию обнаружился молодой русский граф Строганов, юноша из приличной семьи, никогда ни в каком бунтарстве не замеченной. Впрочем, в последнем случае причины были чисто романтические: молодой граф по уши влюбился в дорогую проститутку Теруань де Мирекур и, когда его пассия подалась в революцию, поспешил следом…

К середине девятнадцатого века профессиональные революционеры, можно сказать, сформировались как класс и представляли собой довольно многочисленную банду...

Крупных удач, повторяю, за революционерами не числилось – но по всей Европе долгие годы тлело: мятежи, взрывы и покушения, осевшая в безопасных заграницах революционная эмиграция, и кровь, кровь, кровь… Сформировалась каста – и многие из этих субъектов, когда начинало припекать, как раз и оседали в США, в которых видели «идеал свободы и демократии».

Вот вам, так сказать, типичный представитель: датчанин Харро Хэрринг. После того как ему не удалось поднять на бунт своих аполитичных земляков, наш непоседа засветился во время греческого восстания против турок (1821), участвовал в польском восстании (1830–1831), потом подался в Америку и там воевал в каких-то ныне позабытых заварушках с целью создать Соединенные Штаты Латинской Америки. А параллельно активнейшим образом работал у Мадзини в «Молодой Германии», «Молодой Италии» и откровенно агонизирующей «Молодой Скандинавии». Когда во многих странах Европы ненадолго все же полыхнуло, маячил то там то сям, перепархивая из одной державы в другую, что твой Карлсон…

Еще один неугомонный – поляк Михал Чайковский. Участвовал в польском восстании 1831 г., потом был французским тайным агентом в Стамбуле, потом ненароком принял ислам и перешел на службу к туркам, во главе так называемых «султанских казаков» воевал против русских в Крымскую кампанию. Через двадцать лет столь же неожиданно перепрыгнул из ислама в православие и поселился в России, где обзавелся имением (подобные финты позволяют думать, что ясновельможный пан работал еще и на русскую разведку). Покончил жизнь самоубийством – есть у меня стойкие подозрения, попросту не перенеся спокойной жизни, к которой был органически неспособен…