Сызранские нелюди-убийцы оказались...

Вадик был не по годам серьёзным и рассудительным молодым человеком, с уважением относился к старшим, очень любил читать. Увлекался биологией, физикой, астрономией, географией. Был очень начитанным и эрудированным, крайне негативно относился к курению и алкоголю. Мечтал покорить мир, хотел, чтобы мир о нём узнал. Его мечте отчасти суждено было осуществиться — но совершенно ужасным способом

«Было такое впечатление, что он понимал, что ему на этой земле отведено не так много времени, и он хотел успеть сделать в своей жизни как можно больше. В 8-м классе он решил научиться играть на фортепиано. Сам пошёл в музыкальную школу, стал заниматься музыкой. За год он смог научиться тому, чему другие учатся по 5-6 лет. В итоге он занял 2-е место в городском конкурсе пианистов, — вспоминает мать. — Он ставил перед собой цели и шёл к их достижению. Всё время говорил, что он уже взрослый. Я ему объясняла, что взрослость — это не возраст, а способность человека нести ответственность за свои поступки. Человек может быть взрослым по количеству прожитых лет, но по внутреннему содержанию быть подростком».

Вадим хотел стать политологом. Он поставил перед собой такую цель и начал путь по её достижению. Он поступил в Одесский национальный университет им. И.И.Мечникова на отделение политологии. Учился хорошо. Ему нравилось быть студентом, и он с удовольствием учился. Фатима Папура вспоминает, что после поступления в вуз Вадим как-то резко повзрослел, стал по-другому относиться к окружающим и в первую очередь к маме.

«Я даже не знаю, как это передать словами, но складывалось такое впечатление, что он теперь видел во мне не просто маму, но в первую очередь женщину, — объясняет она. — Он как-то бережно, трогательно и с заботой стал относиться ко мне. Он перестал капризничать, понял, что вступил во взрослую жизнь и теперь должен вести себя соответствующе и нести ответственность за свои поступки».

То, что он оказался 2 мая 2014 года в центре этих страшных событий, — закономерно. Вадим был максималистом во всём. Если любить, то отдаваться человеку полностью, если верить, то всей душой, если бороться за своё дело, то бороться до конца.

Он сам нашёл и вступил в комсомольскую организацию, и очень гордился своей принадлежностью к комсомолу. Потом, правда, были некоторые разочарования…

«Мы рассказывали ему о том, каким был комсомол в наше время, при Советском союзе, когда мы были школьниками. Понятное дело, что сейчас комсомол — это нечто другое. Ему было очень трудно и больно осознавать, что те символы, принципы, идеалы, которыми он так хотел руководствоваться в своей жизни, сегодня ничего не значат. Ему было тяжело это принять», — говорит Фатима Папура.

К сожалению, Вадим Папура очень много не успел сделать для себя, своих родных, своего города и страны. В нём был огромный потенциал, жизнь открывала перед ним так много возможностей, но всё перечеркнул тот страшный день — 2 мая 2014 года.

Фатима Папура вспоминает, что день начинался как обычно. Вадим сперва помогал матери с уборкой квартиры, а после читал у себя в комнате. Тогда никто и подумать не мог, что такое может произойти в современной Одессе, в современном мире.

Он был у себя в комнате, а потом резко собрался уходить. Бабушка его спросила: «Куда ты собрался?». Он ответил: «Еду защищать вас от фашистов». И ушёл. Позже родители узнали, что сперва он приехал на Греческую, а после побежал на Куликово поле. Его пытались отговорить, но он не мог оставить своих товарищей.

«Я не знаю, кто их туда (в Дом профсоюзов — прим.ред.) завёл, но я очень хочу узнать, что это был за человек. Вадик за кем попало не пошёл бы. Он был очень разборчивым в этом отношении. Его позвал туда тот, кому он доверял, — говорит мать. — Если этот человек остался в живых, я не знаю, как он живёт, зная, что он завёл на погибель столько людей».

Родные Вадима Папуры уверены, что события, потрясшие наш город 2 мая 2014 года, в том числе и события на Куликовом поле, были спланированы.

«Они хотели запугать Одессу, но получилось не совсем, вернее совсем не получилось, — уверена Фатима. — Одесса молчит, но время расставит все точки над «і». И если это действительно страна, которая хочет быть европейской, значит должно быть объективное и всестороннее расследование и справедливый суд. Не поиск козлов отпущения, а справедливый суд над теми, кто действительно виноват. И вот когда это произойдёт, тогда мы сможем говорить о том, что у этой страны есть будущее».

Родные Вадима Папуры признаны потерпевшими по трём уголовным производствам: по массовым беспорядкам на Куликовом поле, по действиям милиции и по действиям ГСЧС. Но родители Вадима Папуры предполагают, что на скамье подсудимых окажутся не руководители, а рядовые — именно те, которые в тот роковой день в силу своих возможностей спасали людей, и многих всё-таки спасли.

«Если бы хотя бы половина или даже треть нашей современной молодёжи была похожа на Вадика, я была бы спокойна за эту страну, я бы знала, что у неё есть будущее», — говорит Фатима.

Иван Милев, инженер-конструктор, 36 лет

Об Иване Милеве мы общаемся с его братом-близнецом Евгением. Как и многие близнецы, они с детства были неразлучны. Но, как отмечает Евгений, несмотря на внешнее сходство, по характеру они были абсолютно разными. В то время как Евгений гулял во дворе, Иван дни напролёт мог посвятить чтению книг.

«Когда мы в школьной библиотеке получали книги — это было что-то, — вспоминает Евгений Милев Он сразу приступал к просмотру всех книг, внимательно изучая их содержание, а потом приступал к изучению наиболее интересных ему предметов — история, биология, физика… К началу учебного года многое из учебной программы он уже знал».

По словам брата, Иван Милев не гнался за хорошими оценкам. «Его не интересовало, как его оценивают, он стремился к знаниям самим по себе», - объясняет Евгений.

Иван был правдолюбом и не признавал авторитетов. У него обо всём было свое мнение, и он всегда поступал так, как считал нужным.

Неразлучные с детства, Иван и Евгений в школе сидели за одной партой. После школы братья вместе поступили на химико-технологический факультет Одесского политеха. Но на пятом курсе их дороги разошлись: Иван решил всё кардинально изменить в своей жизни и уехал жить в Москву. Впрочем, уже через несколько лет он вернулся домой, в Одессу, устроился инженером на Одесский авиационный завод.

«Авиация ему очень нравилась, ему было интересно работать в этой сфере. И, несмотря на то, что у него не было профильного образования, за довольно непродолжительное время он сумел дослужиться до ведущего инженера-конструктора завода. У него было нестандартное мышление. Он видел решение там, где другие его не видели, могли пропустить, не уловить», — рассказывает Евгений.

Иван много работал с молодыми конструкторами, был для многих наставником, делился своим опытом, знаниями. Портрет Ивана Милева стоит на заводе до сих пор.

Евгений Милев вспоминает, что брат не любил фотографироваться, поэтому фотографий с ним осталось не так много. Но он не был отшельником, замкнутым или нелюдимым человеком. Напротив, в компании Иван Милев всегда был источником веселья, любил и умел смешить. При этом Иван не курил и вообще не употреблял алкоголь — ему это было «неинтересно».

Иван Милев очень любил Одессу и гордился своим родным городом, как и своим русским именем.

Ивана трудно было назвать активистом Куликова поля в полном смысле этого слова: на акциях движения он появился буквально несколько раз, и в основном потому, что его смущала антироссийская риторика «Евромайдана».

2 мая Евгений Милев днём вернулся домой, и буквально в дверях столкнулся с братом, который собрался ехать в город.

«Иван старался оградить нас от переживаний, поэтому особо не распространялся о том, куда собрался. Коротко бросил мне на пороге: «Правый сектор» приехал. Я нужен там». И ушёл, — вспоминает Евгений. — Я с другом собирался на футбол ехать и подумал, что пока Иван дойдет до остановки, мы подъедем на машине и перехватим его, и попробуем отговорить, чтобы он никуда не ехал. Но мы опоздали. Я вышел сразу же за ним, но на остановке его уже не было — он уехал. Тогда ещё никто не знал, что так все обернётся, и мы поехали на футбол».

2 мая Иван Милев был без связи — за несколько дней до этого у него поломался телефон.

Уже будучи на стадионе, Евгений узнал о том, что в городе идут столкновения. Позже — что есть первые жертвы. Тогда Евгений покинул стадион и отправился домой — надеялся, что брат, возможно, выбрался из центра и уже ждёт его там. Не найдя Ивана дома, Евгений отправился его искать. Транспорт в центр города не ходил, и он смог добраться лишь до кинотеатра «Вымпел» откуда дальше отправился пешком.

До Куликова поля он добрался уже затемно. Пожар в Доме профсоюзов почти потушили. На поле было много людей, милиции, пожарные, «скорые», трупы… Не найдя брата среди них, Иван отправился в милицию, затем — снова домой, в надежде, что найдёт брата там.

Но Иван так и не вернулся.

Утром 3 мая 2014 года Евгений сразу отправился в морг, но там Ивана тоже не было. Это была надежда. Но ни в милиции, ни в больницах Ивана Милева не нашли. И уже ближе к ночи снова отправились в морг.

«Нам показали фотографии обгоревших тел. Мой друг, с которым я был (он тоже хорошо знал Ивана), просмотрев все фотографии сказал, что Ивана среди них нет. На одной из фотографий было изображено сильно обожжённое тело… — вспоминает Евгений. — Узнать человека по этому снимку было невозможно, но у меня внутри как будто что-то оборвалось. Друг говорит: «Это не Иван». А я смотрю — и у меня прямо сердце колотится. И я понял, что это он».

Позже ДНК-экспертиза развеяла все сомнения. Иван Милев погиб на лестничной клетке между вторым и третьим этажами Дома профсоюзов.

Евгений тяжело перенёс гибель брата. Никогда не жаловавшийся на здоровье, Евгений вдруг попадает в больницу с воспалением легких. Боль не отпускает до сих пор. Как и многие люди, потерявшие близких, Евгений видит в случившемся и свою вину: «Корю себя за то, что не уберёг его. Виню себя, что не поехал с ним, что не смог отговорить, не смог уберечь…»

Несмотря на то, что за два года, прошедшие с того страшного дня, никто из виновных в смерти Ивана Милева не наказан, его родные верят: рано или поздно правда обязательно восторжествует.

Геннадий Кушнарёв, 38 лет, дизайнер-оформитель

В моей записной книжке есть номера телефонов, которые больше никогда не ответят. Среди них — телефонный номер Геннадия Кушнарёва, погибшего 2 мая 2014-го года в Доме профсоюзов.

О его смерти мне сообщила наша общая знакомая: мы все вместе некогда состояли в одном из политических кружков, на которые была достаточно вольно поделена разномастная политическая тусовка, весной 2014-го года превратившаяся в движение Куликова поля. Тело Гены опознали на страшных фото из Дома профсоюзов по характерной одежде, в которой его видели 2 мая, когда он был ещё жив. Через некоторое время информация, к сожалению, подтвердилась. Трагедия 2 мая для меня стала в том числе и личной, персональной трагедией.

Я, пожалуй, не мог бы назвать Гену другом — мы были знакомы недостаточно близко. Добавлю — к сожалению: ценность таких людей часто осознаёшь как бы постфактум. Вспоминая о Гене, в первую очередь приходит на ум его жизнерадостность и жизнелюбие: чаще всего я видел его улыбающимся. С некоторым удивлением я узнал, что Гене на момент смерти было 39 лет: мне, тридцатилетнему, он казался в лучшем случае ровесником.

Такие люди часто бывают поверхностны. Но не он. Характерной чертой Гены было то, что если уж он за что-то брался, то можно было не сомневаться — это будет сделано. Надёжность, основательность, какая-то капитальность во всём — вот вторая черта Гены, которую вспоминаю и я, и другие знавшие его люди.

Уже потом, после трагедии, мне довелось узнать о Гене больше.

Что он работал дизайнером-оформителем помещений: имел собственный бизнес, ряд успешно завершённых проектов, но был скорее не бизнесменом, не дельцом, а упорным, трудолюбивым и талантливым тружеником.

Что в 24 года Гена стал депутатом Черноморского поселкового совета: соседи, знавшие его с детских лет, сочли его достойным представителем своих интересов. О его делах в качестве народного избранника мне, к сожалению, почти ничего не известно, но уверен в одном: этим делом Гена занимался столь же ответственно и основательно, как и всем, за что брался.

Что Гена увлекался автоспортом — в качестве механика (об этом я узнал из беседы с его отцом).

Что, наконец, Гена был женат (пусть и без штампа в паспорте), и что в те трагические майские дни его супруга ждала ребёнка. До его рождения Гена не дожил всего три дня: его дочь появилась на свет 5 мая…

В одной из бесед с общими знакомыми возникла мысль: зачем человек, чья жена вот-вот должна родить, пошёл 2 мая в центр Одессы? Ну, это-то меня как раз не удивляет: Гена был членом «Одесской дружины» и чисто психологически не мог бросить товарищей, отсидеться дома. С самого начала событий весны 2014-го года «Одесская дружина» стала своего рода «службой безопасности» Куликова поля, взяв на себя функции охраны движения как от нападений оппонентов, так и от неуместных инициатив отдельных его членов.

Отец Гены, Александр (который также участвовал в акциях Куликова поля), вспоминает: в одной из бесед он предупреждал сына, что его занятия могут быть опасны. «Ну, кто-то же должен это делать», — ответил тогда ему Гена. Я буквально слышу, как он произносит эту фразу…

Гена был одним из «офицеров» дружины, я часто видел, как на акциях «куликовцев» он руководил своим «отрядом» из нескольких десятков человек, выставляя кордоны на митингах, обеспечивая охрану тыла и флангов во время маршей.

Геннадий Кушнарёв не был идеологом и организатором, не «лез в вожди». Наши с ним, к примеру, политические взгляды во многом не совпадали, но в жаркие (и во многом бессмысленные!) дискуссии он никогда не ввязывался. Он просто делал то, за что взялся, подкрепляя любое дело, к которому присоединялся, своим жизнелюбием и своей энергией.

Обгоревшее тело Гены Кушнарёва нашли на третьем этаже Дома профсоюзов. Как он туда попал, какая цепь трагических событий привела его в этот солнечный майский день к страшной смерти — я не знаю. Но могу предположить, что он без страха и сомнений шёл туда, где, как он думал, находились те, кто нуждался в его защите. Думаю, он понимал, что рискует. Но ведь кто-то же должен был это делать!

Я знаю, что мне уже не суждено когда-либо позвонить Гене по номеру, который значится в моей записной книжке. Но если бы я всё-таки мог сделать один короткий звонок, то я бы сказал ему: «Спи спокойно, Гена! Тебя помнят».

Надежда Мельниченко, Юрий Ткачёв