|
ЕБЕРТОН--- много буквав..но для начала о Тухаче с приспешниками--чтоб ты сопли по щекам не размазывал
Чтобы разобраться в этом вопросе более подробно, нам следует помнить, что Тухачевский и его подельники были осуждены в полном соответствии с законодательством страны, гражданами которой они являлись. Что же касается самого хода судебных процессов, то не сейчас, в эпоху «басманного правосудия» и судов над исполняющими свой долг в Чечне офицерами нашей армии, следует сетовать на фрагментарное соблюдение закона.
На что же можно опираться в исследованиях данной темы? Из всех возможных источников доступны только показания самих подсудимых. Существует три версии причин, по которым арестованные военачальники давали обширные и исчерпывающие показания против себя и своих товарищей: пытки, медикаментозное воздействие и действительное наличие заговора. Пытки как причину стоит отбросить, т.к. перед Великой Отечественной войной следствие с силовыми методами допроса прошли такие видные полководцы как Мерецков, Рокоссовский и Горбатов, но они за несколько месяцев не дали ложных показаний – поэтому трудно предположить, что подследственные военачальники в 1936-37 годах поголовно были более чувствительными к боли или трусливее, чем их младшие сослуживцы, раз признались за считанные дни. На сделку со следствием при полной невиновности всех подследственных (в чем нас пытаются убедить со времен Хрущева) могли пойти единицы, но не все сразу. Медикаменты также не могут служить обоснованием поведения подсудимых, т.к. эта появившаяся по горячим следам процесса версия была популярна в то время (см. дневники Геббельса и «Колымские рассказы» Шаламова), но не получила подтверждения в дальнейшем – вплоть до наших дней не был назван якобы примененный на процессе препарат, при помощи которого можно подчинить человека на длительный срок. Остается лишь третий вариант – реальное наличие заговора.
Теперь поговорим о полной невиновности осужденных. Первым ту мысль, что никаких преступлений расстрелянные военачальники не совершали, а Сталин попросту уничтожил цвет Красной Армии, вбросил в мировое информационное поле Л.Д. Троцкий исключительно в своих личных интересах, и пресса тут же радостно её подхватила. Через 20 лет идею Троцкого, уже из своих соображений, подхватил Хрущев и принялся развивать дальше. Третий пик обсуждения проблемы пришелся на 1980-90-е годы в связи с конъюнктурными соображениями того времени, не имеющими ничего общего с исторической правдой.
В действительности военный заговор был. Точнее, он состоял из трех основных сегментов – заговоров в армии, в органах госбезопасности и среди партийных функционеров. Установленные темой рамки исследования заставляют ограничиться армией, но следует отметить, что раскрытие заговора военных стало возможно только после ареста главы ОГПУ-НКВД Генриха Ягоды, который прикрывал его со стороны ОГПУ, кладя под сукно все поступавшие сигналы о подозрительных действиях военачальников.
Что же говорят о заговоре его современники? Вячеслав Молотов в беседе с писателем Ф. Чуевым в 1971 г. сказал: «Мы… знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота… До 1935 года он [Тухачевский – Е.К.] побаивался и тянул, а начиная со второй половины 1936 года или, может быть, с конца 1936-го он торопил с переворотом. И это понятно. Боялся, что вот-вот его арестуют». Собственно, это версию подтверждают показания и самого Тухачевского 1 июня 1937 г.: «
Зимой с 1928 г. по 1929 г., кажется, во время одной из сессий ЦИКа, со мной заговорил Енукидзе [секретарь ЦИК СССР – Е.К,], знавший меня с 1918 года и, видимо, слышавший о моем недовольстве своим положением и о том, что я фрондировал против руководства армией.
Енукидзе говорил о том, что политика Сталина ведет к опасности разрыва смычки между рабочим классом и крестьянством… Я рассказал Енукидзе… о большом числе комсостава, не согласного с генеральной линией партии, и о том, что я установил связи с рядом командиров и политработников, не согласных с политикой партии.
Енукидзе ответил, что я поступаю вполне правильно… Я продолжал информировать Енукидзе о моей работе…
Когда на XVI партийном съезде Енукидзе имел со мной второй разговор, я весьма охотно принимал его установки…
Корка я завербовал летом 1933 г. во время опытных учений, организованных под Москвой штабом РККА …стал его прощупывать, и мы быстро договорились. Я тогда не знал, что Корк был уже завербован Енукидзе… Я сообщил Корку, что имею связь с Троцким…
Единственно реальным представлялся «дворцовый переворот», подготавливаемый… совместно с работниками НКВД…
В 1935 г., поднимаясь по лестнице на заседание пленума ЦК, на котором рассматривался вопрос Енукидзе, я встретил последнего, и он сказал, что в связи с его делом, конечно, весьма осложняется подготовка «дворцового переворота», но что в связи с тем, что в этом деле участвует верхушка НКВД, он, Енукидзе, надеется, что дело не замрет…
Осенью 1935 г. ко мне зашел Путна и передал мне записку от Седова [сына Троцкого – Е.К.], в которой Седов от имени Троцкого настаивал на более энергичном вовлечении троцкистских кадров в военный заговор и на более активном развертывании своей деятельности. Я сказал Путне, чтобы он передал, что все это будет выполнено…
В связи с зиновьевским делом начались аресты участников антисоветского военно-троцкистского заговора. Участники заговора расценили положение как очень серьезное. Можно было ожидать дальнейших арестов, тем более, что Примаков, Путна и Туровский отлично знали многих участников заговора, вплоть до его центра.
Поэтому, собравшись у меня в кабинете и обсудив создавшееся положение, центр принял решение о временном свертывании всякой активной деятельности в целях маскировки проделанной работы. Решено было прекратить между участниками заговора всякие встречи, не связанные непосредственно со служебной работой
»
Следует уточнить, что в 1933-34 годах единомышленники Тухачевского (главным побудительным мотивом которых было недовольство занимаемыми постами, слишком, на их взгляд, малыми для их заслуг) ступили в контакт с другими недовольными военными (Примаков, и др.) во главе с военным атташе Путной, где оппозиционные настроения базировались на троцкизме, и уходили корнями в 1926-27 годы, когда советские троцкисты были вынуждены уйти в подполье. Объединив усилия, армейские оппозиционеры могли действовать более решительно. К тому же, как уже было сказано выше, в Германии серьезные действия военных против Гитлера были предприняты только после слияния нескольких подобных групп.
В начале 1935 года Сталин получил информацию, что комендант Кремля Р.А. Петерсон с секретарем ЦИК СССР А.С. Енукидзе, при поддержке командующего войсками Московского военного округа А.И. Корка, из-за полного расхождения со Сталиным по вопросам внутренней и внешней политики составили заговор с целью отстранения от власти Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова и Орджоникидзе.
6 июля 1936 года в Киеве был арестован комдив Д.А.Шмидт. Примечательно, что только после этого ареста, в августе 1936 года один из обвиняемых на процессе «объединенного троцкистско-зиновьевского блока» И.И. Дрейцер сообщил, что среди военных существует оппозиционная группа и назвал причастных к ней комкоров В.М. Примакова (заместитель командующего Ленинградским военным округом) и В.К. Путну (военный атташе в Великобритании), которые были арестованы.
В январе 1937 года за ряд крупных провалов своей агентуры был снят с поста заместителя начальника Разведупра РККА Артур Артузов; некоторое время он оставался без работы, а потом был взят на службу в НКВД рядовым сотрудником одного из отделов Главного Управления Государственной Безопасности. 25 января 1937 года Артузов направил Ежову записку, где изложил давние донесения своего агента о «военной партии» и приложил к ней «Список бывших сотрудников Разведупра, принимавших активное участие в троцкизме», на 34 фамилии. На записке нарком на следующий день наложил благожелательную для автора резолюцию: «Тт. Курскому и Леплевскому. Надо учесть этот материал. Несомненно, в армии существует троцкистская организация»
Собственно, на заговор военных НКВД вышло через расследование действий партийных функционеров: 11 февраля 1937 года был арестован Енукидзе, который вскоре начал давать показания, а 11 марта был взят под стражу командующий Уральским военным округом комкор И.И. Гарькавый – родственник Якира и близкий друг Гамарника. Это вызвало переполох в окружении этих двух начальников: Якир срочно вылетел на самолете в Москву и стал добиваться приема у Ежова, Гамарник впал в панику, а 13 марта, его назначили уполномоченным Наркомата обороны при Совнаркоме РСФСР. 29 марта были арестованы нарком внутренних дел Ягода, комдив Н.К. Кручинкин – начальник Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД, в составе которых было всё, вплоть до танковых частей (их действия и высокая степень подготовки личного состава описаны в моей статье «Танковый бросок на Памир»i ). После этого распутывание заговора стало продвигаться быстрее. В апреле были арестованы заместитель начальника автобронетанкового управления РККА М.М. Ольшанский; командир 9-го стрелкового корпуса Московского военного округа Г.Н. Кутателадзе; бывший начальник отдела охраны правительства К.В. Паукер; бывший комендант Кремля Петерсон, заместитель коменданта Кремля дивизионный комиссар М.А. Имянинников ii. Причем Петерсон уже во время обыска (когда следователи никак не могли его пытать) написал покаянное письмо Ежову с добровольным признанием, где сообщил о своем участии в заговоре против Сталина, назвав соучастников: Енукидзе, Корка, Тухачевского, Путну. Ягода показывал 19 мая 1937 года: «
Когда по прямому предложению Сталина я вынужден был заняться делом „Клубок“, я долго его тянул, переключил следствие от действительных виновников, организаторов заговора в Кремле – Енукидзе и других, на мелких сошек, уборщиц и служащих… В следствии я действительно покрыл Петерсона, но мне надо было его скомпрометировать, чтобы снять его с работы коменданта Кремля. Я же все время стремился захватить охрану Кремля в свои руки, а это был удобный предлог. И мне это полностью удалось… Петерсон был после этого снят, вместе с ним из Кремля была выведена Школа (им.) ВЦИК. В Кремль были введены войска НКВД
» (надо отметить, что Ягода начал давать признательные показания лишь через 1,5 месяца после своего ареста и почти сразу после ареста военачальников, которые признавались почти сразу же).
Постепенно должности арестованных становились всё выше. В апреле 1937 года начальник Главного управления РККА комкор С. Урицкий доложил Сталину и Ворошилову о том, что в Берлине идут разговоры об оппозиции советскому руководству среди высшего комсостава Красной армии. Генерал Скоблин (он же агент ОГПУ «Фермер») сообщал из Парижа о циркулирующих в белоэмигрантских кругах слухах о том, что в СССР готовится военный переворот.
22-25 апреля были арестованы высокопоставленные сотрудники НКВД - начальник Особого отдела (осуществлявшего контроль за вооруженными силами) М.И. Гай и бывший заместитель наркома Г.Е. Прокофьев, которые дали показания на зам. наркома обороны Тухачевского, командующего Белорусским округом Уборевича, начальника Военной академии им. Фрунзе Корка, комиссара этой академии Эйдемана, начальника Генштаба Шапошникова и других и сообщили об их связи с Ягодой. 28 апреля бывший заместитель начальника Отдела охраны Правительства З.И. Волович дал показания о заговоре Ягоды при участии Тухачевского с целью государственного переворота.
В итоге, компромат на заместителя наркома обороны маршала М.Н. Тухачевского, копившийся ещё с первой половины 1920-х, превысил критическую отметку.
Ряд исследователей полагает, что переворот был назначен на 1 мая 1937 г, т.к. проводившийся в этот день парад позволял заговорщикам легально перебросить в центр Москвы большое количество войск и техники Московского военного округа, во главе которого стояли вовлеченные в заговор люди, но проведенные в апреле аресты сорвали этот план.
Арестованный 6 мая комбриг запаса М.Е. Медведев (исключенный из партии за разбазаривание государственных средств) через день заявил о своем участии в заговорщической организации, «возглавляемой заместителем командующего войсками Московского военного округа Б.М. Фельдманом»iii.
Только 11 мая нарком обороны К.Е.Ворошилов подписал приказ о смещении Тухачевского и Якира с занимаемых должностей: Тухачевский был назначен командующим Приволжским военным округом, Якир – Ленинградским. В ночь на 14 мая был арестован командарм 2-го ранга А.И. Корк. Уже 16 мая, то есть через день после ареста, Корк написал два признания Ежову. Первое – о намерении произвести переворот в Кремле, второе – о штабе переворота во главе с Тухачевским, Путной и Корком. Он доложил, что в заговорщицкую организацию его вовлек Енукидзе. И писал: «Основная задача группы состояла в проведении переворота в Кремле»iv.
15 мая был арестован заместитель командующего МВО Б.М. Фельдман, который уже 18 мая признался, что участвовал в заговоре, куда его вовлек Тухачевский, и сообщил около 40 фамилий соучастников из числа командиров и политработников. После получения показаний Корка и Фельдмана о подготовке военного переворота Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов (а из членов Политбюро с материалами следствия были знакомы только они) дали санкцию на арест Тухачевского, что и было сделано 22 мая.
26 мая Тухачевский писал Ежову: «Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то, что я был во главе его… Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузо, Примаков, Путна и другие…»v. Всего же Тухачевский собственноручно написал показания на 143 страницах хорошим почерком, аккуратно разделив их на несколько глав с подпунктами, абзацами и примечаниями. Вряд ли на такое был способен человек, жестоко избитый сталинскими палачами!
28 мая был арестован Якир, на следующий день – Уборевич. 30 мая Политбюро ЦК ВКП(б) постановило отстранить Гамарника и Л.Н. Аронштама, родственника жены Тухачевского, от работы в Наркомате обороны, а также исключить их из состава Военного Совета при наркоме обороны. На другой день Гамарник застрелился.
С 1 по 4 июня проходило заседание Военного Совета при наркоме обороны СССР по делу Тухачевского и его товарищей, обвиняемых не в организации государственного переворота, а в шпионаже и вредительствеvi.
6 июня 1937 года в газетах появились выдержки из выступления главы столичных коммунистов и будущего реабилитатора Никиты Сергеевича Хрущева на московской областной партконференции. Рассказывая коммунистам области о том, что происходило на городской конференции, он с возмущением сообщил, что, хотя в горком «были избраны проверенные, преданные делу партии большевики... в состав ГК попал также троцкистский предатель, изменник Родины, враг народа Гамарник. Этот факт еще раз говорит о том, что враг подло маскируется».
11 июня Тухачевский и его соратники предстали перед судом. Он продолжался один день и 12-го все подсудимые были приговорены к смертной казни. Скоротечность процесса была вызвана помимо прочего и тем, что в недавно подчиненном Якиру Киевском военном округе произошли военные мятежи: в Киеве взбунтовались два стрелковых полка, в Харькове – кавалерийский, были собраны митинги в казармах, на которых потребовали освободить Якира и Уборевича как невиновных, а оклеветавших их привлечь к суду. Мятежи были подавлены надежными частями, но чтобы подобное не повторялось впредь, судебный процесс пришлось ускорить, тем более, что преступления подсудимых были ясно описаны и доказаны документами, свидетельскими показаниями и их собственными признаниями.
Все сделанные в ходе следствия показания принято оспаривать под предлогом, что проходившие по делу Тухачевского оговорили себя под пытками. Но процессы занимают слишком мало времени, чтобы следователи могли придумать столь обширную и детальную, а главное – непротиворечивую картину заговора.
Сейчас принято считать, что заговор военных 1937 г. – фальсификация Сталина, но непредвзятые современники оценивали его иначе. Посол США Дэвис на заданный в начале войны вопрос, что он думает по поводу советской «пятой колонны», ответил: «У них таких нет, они их расстреляли». В ноябре 1942 года в статье для газеты «Санди экспресс» он писал: «Значительная часть всего мира считала тогда, что знаменитые процессы изменников и чистки 1935–1938 годов являются возмутительными примерами варварства, неблагодарности и проявлением истерии. Однако в настоящее время стало очевидным, что они свидетельствовали о поразительной дальновидности Сталина и его соратников».
Что же касается нанесенного армии ущерба, то потенциальные противники (которых это должно волновать больше прочих) его вовсе не видели. Так, в декабре 1937 г. советская разведка получила доклад бывшего помощника японского военного атташе в Москве, капитана Коотани, «Внутреннее положение СССР (анализ дела Тухачевского)», где было сказано: «…Было бы ошибкой считать, что у Красной армии срезана верхушка, подобно тому, как у нас ушли в отставку все члены Высшего военного совета после событий 26 февраля [упоминавшийся выше мятеж в Токио – Е.К.]. Число тех, кто в России имеет звание полного генерала, составляет 40-50 человек. Если сейчас и устранено 7-8 генералов, то 30-40 еще остаются…»vii. Сходного мнения придерживались и немцы: в 1938 г. Гитлер запросил военного атташе в СССР генерала Кёстринга о результатах репрессий 1937 г. и тот ответил, что по его мнению это никак не отразилось на боеспособности Красной Армии.
Следует отметить ещё одну важную деталь: оглашенные на следствии планы заговорщиков в целом совпадают с планом немецкой армейской оппозиции 1938 г. В обоих случаях имелось три составные части заговора – армейское руководство (причем достаточно высокого ранга, но не самого высокого, и с обязательным участием руководителей столичных военных округов), спецслужбы (военная разведка в обоих случаях, ОГПУ-НКВД в СССР и криминальная полиция в Германии) и гражданские (партийные функционеры в СССР и госчиновники в Германии). При этом, если показания Тухачевского и его соратников считаются «выбитыми» на допросах, то сведения о заговоре в Германии (также полученные в ходе следствия) прочно вошли в историографию как неоспоримые факты. Что это, как не двойные стандарты?
Что же касается сходства двух планов, то автор полагает, что причиной этого было не заимствование, а трезвая оценка политической обстановки в мире: во-первых, и СССР, и Германия – не те страны, где возможна военная диктатура, поэтому в заговоре должны участвовать штатские политики, но они не способны взять власть сами, легальными методами, следовательно, им нужен союз с единомышленниками из числа военных; в-третьих, связи в спецслужбах существенно облегчали задачу заговорщиков.
Можно спросить: ну, а как же реабилитация Тухачевского, Якира и других?
На этот вопрос помогает ответить справка, предоставленная Н.М. Шверником Н.С. Хрущеву по его просьбе:
«
Посылаю Вам справку по проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому М.Н., Якиру Н.Э., Уборевичу И.П. и другим военным деятелям в измене Родине, террору и военном заговоре.
Материалы о причинах и условиях возникновения дела на т. Тухачевского М.Н. и других видных военных деятелей изучены Комиссией, созданной Президиумом ЦК КПСС решениями от 5 января 1961 года и от 6 мая 1961 года.
Н.Шверник. 26.VI.1964 г.
».
Из этой справки следует, что Комиссия изучала дела на военных через 5 лет после того, как этих людей реабилитировали. Получается, что такая реабилитация носила политический, если не сказать, конъюнктурный, характер, а потому и доверять ей трудно.
Таким образом, к середине 1937 г. часть высшего военного руководства была носителем ярко выраженных антиправительственных настроений и было готово их реализовать с помощью имеющихся в его распоряжении сил, и поэтому проведенные репрессии были не следствием «маниакальной подозрительности» Сталина, а адекватной реакцией правительства на сложившуюся в армии и спецслужбах.
Но, как показало время, чистки 1937 года не исключили заговор из числа инструментов внутренней политики, что убедительно показали события 1953, 1957, 1964 и 1991 годов.
|
Pегиcтpaция
23.03.16, 12:01
