ДОНЕЦК. Хроника событий - 2

Наш корреспондент встретился с командиром одного из принимавших в операции подразделения, который только что вернулся из боя.

— Вы только что вернулись с передовой. Там сейчас происходит обострение?

( Свернуть )
— Три недели назад там был бой – украинцы начали обкидывать минами позиции Креста. По нашим разведданным, примерно в это время в Авдеевку зашел 16-й Мотопехотный батальон. Это бывший батальон территориальный обороны «Полтава». У украинцев сейчас такое правило – они все нацбаты называют мотопехотными батальонами и заводят в зону ответственности какого-нибудь подразделения, чтобы они стали ВСУ.

Сейчас в Авдеевке стоит 58-й Механизированная бригада, и ей передали 16-й Мотопехотный батальон, плюс еще рота «Правого Сектора» (запрещенная в России организация). Мы знаем, и где они находятся, и примерное их количество. Мы мониторим передвижение их техники. Этот 16-й батальон, скорее всего, решил отличиться, проявил инициативу и под минометным огнем начал занимать промзону – ту, которую постоянно контролировал Крест со своим подразделением.

Но за те полтора года, что он был там, украинцы не могли взять его позиции, у него там были и минные поля, и глаза, и сам он регулярно проводил зачистки. Бывало такое, что после очередной зачистки украинские силовики выходили на Креста по радиосвязи и предъявляли ему претензии, на что он отвечал: если приняли промку за нейтральную зону, значит, нечего туда залезать, окапываться и размещать там снайперские пары.

У Креста есть особенность – свое подразделение в бой он всегда ведет лично. Украинцы боялись и не заходили к нему. Три недели назад начался минометный обстрел, Крест пошел в очередной бой, а командующий «Корпусом» в это время вызвал его на совещание «Корпуса». Крест послал своего заместителя, а сам пошел на передовую. У него погиб в тот день боец Тень, отличный был парень. Командующий разозлился и говорит – «Раз он не едет на совещание, тогда уволить». А он знал, что Крест в бою. Он его уволил, за ним ушла вся рота. Полностью. Крест дождался ротации, на это ушло два-три дня, и передал вновь прибывшим подразделениям свои позиции. Но эти подразделения не были готовы к таким боям и к такой жесткой обстановке на передовой. Украинцы начали обстреливать позиции, а «полтавчане» в это время заняли промзону, которую мы контролировали постоянно.

— А чем так важна промзона?

— Промзона – это вход в Ясиноватую. Если бы мы подпустили их к горловской трассе, то мы бы образовали разрыв между Донецком и Ясиноватой. Это – вход в город. Пришлось бы объезжать трассу. Для нас это было бы неприемлемо, и поэтому шесть дней назад началась совместная операция. Мы забрали часть промзоны боями. Самые основные бои проходили с 5 по 9 марта.

— Как бои происходили?

— Сначала нужно было забрать свои старые позиции, которые находились на железной дороге между Ясиноватой и Авдеевкой. Можно сказать, мы начали наступление на свои же позиции, которые после ухода Креста другие подразделения не смогли удержать. Нам удалось их занять, но противник хорошо окопался, и выбить его оттуда стоило большого напряжения.

— Опишите это, пожалуйста.

— Мы приблизились на сто-двести метров и все сожгли.

— Сожгли – это стреляли из гранатометов?

— Из гранатометов, "мух", подствольных гранатометов. В некоторых местах бои шли почти врукопашную. Друг в друга летели ручные гранаты – их можно кидать на двадцать пять метров. Они залетали в некоторые окна занятых нами зданий. Двух моих бойцов ранило. Одного ручной гранатой – украинцы закинули ее в здание, которое мы зачистили, и она взорвалась в воздухе, оторвав ему кусок шеи, но мы вовремя вызвали «Скорую Помощь», она смогла его довезти живым. Второй парень, который был с моей ротой, командир взвода, российский доброволец из города Партизанск, погиб. Он в армии не служил, был моряком, отличный парень, нашел здесь девушку, хотел создать семью, хотел остаться жить в Донецке. Понравился ему Донецк. Но, к сожалению, он погиб. Он вышел на зачистку здания, поддержать группу огнем, выстрелил в противника шесть раз из гранатомета, после чего короткими перебежками хотел добежать до следующего здания, но попал под огонь снайпера, снайпер его поразил. Я выслал к нему на помощь две группы по пять человек, чтобы они его вытащили. Одна группа попала под обстрел, не смогла его вынести. Вторая группа смогла, но только через час. Он уже отходил тогда. Но нам удалось довезти его до больницы.

— В бою что вы чувствуете по отношению к противнику?

— Два года назад, когда в Киеве началось восстание, когда они привязывали губернаторов к стенам… простите, к столбам, я четыре дня не спал, заговариваюсь… Честно… я чувствовал огромное возмущение. Когда начали стрелять по «Беркуту» — отвращение полное, особенно к «Правому Сектору» (запрещенная в России организация). Не знаю… я сам служил в украинской армии и как бы… как даже сказать вам, не знаю… никакого отвращения к украинской армии у меня не было никогда. Часть моих командиров и сейчас служит на той стороне, мы уже два года не общались, но к ним до сих пор ни ненависти никакой, ни злобы нет. А к националистическим батальоном, конкретно к «Правому Сектору» (запрещенная в России организация), к этим уродам, которые начали – отвращение и ненависть.

— И в эти дни в боях вы их тоже испытывали?

— А в боях не думаешь ни о чем. Только знаешь, что за спиной – родной город, Ясиноватая. Это, знаете, как Куликовская Битва – а за нами Москва, бугор и река. Отступать некуда. Всё. Там не думаешь, большой риск или маленький. Пули над головой не свистят постоянно, только когда обстрел. Мины ложатся рядышком – за пятьдесят метров. Не думаешь об этом. Есть задача, знаешь, что впереди тебя – наши ребята, которым нужно помочь. Я находился примерно в метрах пятистах от основных позиций, у меня была задача – прикрыть их огнем.

— По вашему, почему так произошло?

— Не надо было выводить Креста с позиций. Ходаковский сразу говорил, что это станет проблемой – уберите Креста, и мы получим на передовой дырку. Так и получилось.

Если бы вчера и позавчера не рота Креста, мы бы эти позиции не взяли.

— А чем Крест так хорош?

— Кресту вчера руководитель операции через меня лично передал приказ – у меня с Крестом была прямая связь – чтобы он отступил. И потом еще десять раз продублировал это сообщение. Так как пошло наступление украинской армии на те позиции, которые мы отбили. Крест сказал – «Я никуда не отступлю».

— Зачем отступать с занятых позиций?

— Правильно, не надо отступать. Но, как оказалось, по непонятным причинам, левый фланг Креста было оголен. Либо другое подразделение не успело подойти, либо там тоже погибали ребята. Мы пока не знаем. Но край был оголен – это факт. И Креста начали брать в полукольцо, в окружение. Если бы его взяли, для нас это стало бы очень серьезным ударом. Он не отошел, отбился, удержал. Мое подразделение поддержало его огнем, я лично вышел, как корректировщик, на передний край, связался с Крестом. Там, где я не видел, Крест корректировал, там, где Крест не видел, я корректировал. Мы отработали АГСом, всем, что было в руках, и наступление украинской армии пресекли. Еще где-то часов пять-шесть бой продолжался под швальным непрерывным огнем. Десять-пятнадцать минут перерыва, и снова полчаса шквала.

— Вы сказали, что не спали четыре дня. Как можно не спать четыре дня?

— Нет, ну, ночью, когда все затихает, три-четыре человека несут на постах службу, можно дремануть час или два. Но вы знаете, я вам скажу, за два года войны организм собирает все силы и так сжимается в концентрации, что бывает, закрыл глаза, пять-десять минут в сутки поспал, и раз – опять ты живчик.

— Как вы себя чувствуете между боями?

— У меня постоянно чувство тревоги и особо повышенное внимание.

— Как вы будете жить, когда война закончится?

— Нормально.

— А куда денете чувство тревоги?

— Не знаю, не готов ответить.

— Кем вы будете после войны?

— Не знаю, не готов сказать.

— Пока вы находитесь на передовой, люди, которые никогда не воевали, прибирают власть к рукам. Вас не раздражает мысль о том, что, вернувшись с войны, вы будете никем, а они – обладать властью и материальным достатком?

— Однозначно сложно сказать. Пока я загоняю эту мысль вглубь.

— И все же попробуйте ответить на мой вопрос.

— Где-то в глубине души я, может, об этом и думаю, но, понимаете… я ведь могу до конца войны и не дожить… Мне хотелось бы дожить… В чем еще плюс Креста? Когда Крест стоял на этих позициях, он на каждом сложном участке заминировал поля, поставил секреты, глаза, засаду, вот так он держал весь участок. А новые ребята, они боялись даже шаг сделать, они не знали, где минные поля, где растяжки. Тем более, пока Креста там не было, за эти две-три недели украинцы тоже могли понаставить растяжек. И это все осложняло ситуацию. Но к сегодняшнему дню она немножко выровнялась в боях. Половину территории мы отбили.

— Операция закончена?

— Я думаю, она сейчас в стадии заморозки. Сейчас она еще не закончена, я думаю, наверху сейчас генералы решают, что дальше делать. Но если взять всю линию обороны, то мы видим, что на многих участках – Марьинка, Красногоровка, Донецкий аэропорт, Авдеевка, Ясиноватая, Горловка – украинцы максимально все кусочки, которые можно было, забрали и вперед подошли.

— Вы хотите сказать, что только ваша сторона соблюдает Минские соглашения?

— От нас постоянно требуют их соблюдения. «Корпус» заводит на наши позиции ОБСЕ. Они ставят с украинской стороны видеокамеры для того, чтобы нас снимать – нарушаем ли мы перемирие, открываем ли огонь. А нам «Корпус» не дает ни БК, ни открывать ответный огонь. У украинцев такого нет, они хотят – стреляют, не хотят – не стреляют. Так происходит каждый день, и это легко доказать – как только начинается темное время суток, на любой из перечисленных участков зайди – аэропорт, Марьинка, Зайцево – и везде по нам стреляют – мины, РПГ, «сапоги» (СПГ-9 – РР). Летит все.

— А вы никогда не спрашиваете себя, почему именно вы на войне?

— Я спрашиваю себя об этом постоянно. Как и о том, почему у нас в Донецкой Народной Республике до сих пор не объявили всеобщую мобилизацию.

— И как вы отвечаете на этот вопрос?

— Я не знаю на него ответ. Мы тут все хотели вернуться назад – в Россию. Когда Украина отделилась, мы чувствовали себя кусочком, который откололся от дома. И наше чувство Родины явно заставляло нас смотреть не в сторону Киева. И когда Ходаковский, а он был одним из тех, кто тут все начинал, и другие повели за собой людей в сторону России, это чувство Родины впервые к нам вернулось. Но и сейчас у нас есть хотя бы один плюс – мы чувствуем Донбасс своей Родиной.

— Не все молодые люди в Донецке хотят воевать. В кафе я часто слышу их разговоры, они говорят об айфонах, новых джинсах, которые невозможно найти в городе, и мне сложно их представить на передовой.

— Никто их заставлять не будет, у нас добровольная мобилизация, в отличие от Украины, которая седьмую хочет провести. Но я спрашиваю себя – почему те ребята, которые погибли сейчас за пятьсот метров земли, должны погибать, а другие в это время – пить пиво в центре города и думать о джинсах и айфонах. У нас конкретно в «Востоке» за дни этой операции два погибших и восемь раненых. В других подразделениях тоже есть погибшие и раненые.

— Вы уже похоронили погибшего?

— Нет. За ним едут родители, их самолет только что сел в Ростове. Ходаковский послал за ними своих людей. Мы знаем, что если нас все бросят, он будет человеком, который никогда нас не бросит. И это нас в большей степени мотивирует продолжать. Родителей погибшего сейчас везут сюда. А вы можете написать, как этого погибшего парня зовут? Чтобы все прочли его имя? Хетаев Денис.