Нашел !!! это только начало Великой Саги!!!

Давным-давно дело это было, даже дедушки Ленина тогда в проекте еще не было, а уж нас с вами - и подавно... да какой, на фиг, дедушка Ленин, чего уж там - само человечество еще и не зародилось даже. Потому что было это, как водится, совсем в других временах и пространствах.
Стояла тогда гора одна, а на горе той - замок, заколдованный, ясен пень. А в замке том жила принцесса - ясен пень, заколдованная (иными словами - ебнутая на всю свою голову, но это только между нами - и никому не говорите, что я это сказал).
Гора вокруг того замка поросла чахленьким таким заколдованным леском - три загибающиеся сосенки, невнятный какой-то кустарник выше человеческого роста(заколдованный каким-то гадом-антагонистом, очевидно, до состояния полнейшей неузнаваемости - не поймешь, то ль береза недокормленная, то ль орешник охреневший)и офигенная такая куча бурьяна (не заколдованного, кстати, ни разу).
В чем заключалась эта самая "заколдованность" леса - так никто никогда и не догадался - ворожили, надо сказать, изрядно, да только так ни фига и не поняли. Но, на всякий случай, продолжали считать его в высшей степени заколдованным - для пущей убедительности, очевидно.
Ну вот. По лесу тому бродили заколдованные животные в количестве четырех штук.
Один был единорог, который уже по самому факту своего существования должен считаться заколдованным - а то, что у него шерсть свалялась и облезла местами; то, что один глаз ни хера не видел, а другой периодически косил во всех ста восьмидесяти шести измерениях; то, что рог его давным-давно был изъеден кариесом, вонял и разрушался - это, как бы, волновать никого не должно.
Вторым был волшебный заколдованный осел, который умел говорить. Говорить он умел три вещи: "И-ааа!", "Дайте пожрать" и "Как же вы, сволочи, все меня заебали!". Еще он умел петь песни и рассказывать сказки на албанском языке, но, поскольку никто в округе отродясь албанского не знал и учить не собирался, все это списывалось на его чудачества, а вовсе не на заколдованность.
Третьим был небольшой, но очень заколдованный сказочный гоблин, который, строго говоря, животным ни разу не являлся. Но, поскольку он давно уже спился и опустился до состояния совершенно неприличного, а со сказочными животными в том лесу имелась явная напряженка, для простоты и отчетности его тоже причисляли к заколдованному животному царству. Говорить он не умел, сказок никаких не рассказывал, песен не пел и все время пребывал в сумеречном состоянии сознания - хоть на людей не кидался, и на том спасибо. Сколько ему было лет, никто не знал, но на вид - никак не меньше полутора тысяч, при этом тысяча четыреста девяносто три из них явно были проведены в состоянии беспробудного запоя.
И был еще заколдованный комар, который умел говорить человеческим голосом. Он был четвертым. Помимо всего вышеперечисленного, в том лесу водилось еще три зайца, две белки, целая куча муравьев и енот-гомосек, но, поскольку все они были ни фига не заколдованными, то они и не считаются. Особенно енот, потому что это уже полное безобразие, как ни крути.
Через заколдованный лес к воротам заколдованного замка вела заколдованная узкая, поросшая травой тропинка. Среди пыли, корней, грязи и зловонных луж кое-где можно было разглядеть остатки облицовочной плитки (отдельные эстеты могли бы даже предположить, что плитка сия некогда была стилизована под желтый кирпич, но мне, признаться, это кажется несколько надуманным) - это говорило о том, что когда-то тропинка эта знавала и лучшие времена и, может быть, была даже дорожкой. Или дорогой. А, возможно, даже и Дорогой - кто ее знает? Но точно не я.
А посреди всего этого заколдованного безобразия, значит, как я уже говорил, торчал, подобно древнему фаллическому символу, одинокий заколдованный замок. Вокруг него можно было бы, если очень сильно приглядеться, различить остатки крепостного рва - да только кому это надо? Как бы то ни было, рва как такового давно уже не существовало - одни его остатки, которые использовались немногочисленными жителями замка в качестве помойной ямы.
В самой верхней комнате того замка, почти у крыши, с окнами во все четыре стороны горизонта, томилась ебнутая во всю голову заколдованная принцесса. Вроде бы, никто ее там специально не держал, а потому какого хрена она там томилась - это науке неизвестно, и не выпытывайте даже. Но я так здорово подозреваю, что ей просто некуда было больше идти. Или - не хера делать. А, может быть, имело место и то, и другое - не знаю. А может, ей просто было страшно. Или в ломы. Да какая, в жопу, разница?
Большую часть своего драгоценного времени принцесса проводила за чтением глянцевых журналов (хотя какие там, в задницу, глянцевые журналы, могут найтись в заколдованном королевстве - срам, небось, один) или в исступленном созерцании унылых серых пространств, вид на которые открывался из ее окон. Объектов для созерцания, прямо скажем, было не так и много. За исключением заколдованного леса, который, может быть и мог бы заинтересовать наблюдателя, увидевшего его впервые в жизни, но уж никак не принцессу, которая пялилась на него ежедневно на протяжении уже многих лет; небольшого пастбища у подножия горы, на котором паслось несколько чахлых, замученных жизнью коров, дававших замку молоко, говно и (изредка) мясо (чему, коровы, надо сказать, очень сильно сопротивлялись); да бескрайних капустных полей, тянувшихся до самого горизонта - созерцать было решительно нечего. Унылая картина, что ни говори, не совсем то, что нужно молодой девушке, мечтающей выйти замуж, не так ли?
Собственно говоря, до определенного момента жизни, принцесса и не подозревала, что она мечтает выйти замуж. Какой там - она и слова-то такого не знала. Все томилась, страдала, хотела чего-то - но вот чего?
О том, что всякой нормальной девушке, пусть это будет даже заколдованная принцесса ебнутая во всю голову, необходимо выйти замуж, ей сообщил волшебный говорящий комар, с которым принцесса очень много разговаривала в силу дефицита иного интеллектуального общения. Комар тот был продвинутый, давно жил на свете, много путешествовал по разным странам, общался с разными интересными (и не очень интересными) людьми (и не очень людьми) - и потому знал все и обо всем.
- О, это же замечательно! - воскликнула принцесса. Мысли о замужестве вносили изрядную долю разнообразия в ее жизнь, целиком и полностью посвященную медитативному созерцанию капустных полей и нудному изучению однообразных страниц.
- У нас есть скотник, есть поваренок, есть завхоз и еще мой папа - только он вечно пьяный. Как ты думаешь, комар, за кого из них мне лучше выйти замуж? - восторженно прощебетала принцесса.
- Гм, - Комар аж поперхнулся от изумления, - не, ты что, вообще дура, что ли? Ты ж принцесса, да еще и не простая, а еб... заколдованная во всю голову. Ты не можешь просто вот так взять и выйти замуж за первого попавшегося скотника. А уж, тем более, за собственного папу - это и вовсе противоестественно.
- Почему противоестественно? - недоуменно спросила принцесса, хлопая своими огромными ресницами, - ну и за кого же мне тогда выходить замуж, если не за них? У нас в замке все равно больше никого нет!
И тогда комару пришлось прочитать ей долгую лекцию об инцесте, его последствиях, а также о том, что всякая уважающая себя заколдованная принцесса обязана выйти замуж за принца. Причем, желательно, не заколдованного ни разу, и обязательно на белом коне. Приедет он на своем белом коне, слезет с него, поцелуем расколдует несчастную принцессу, женится на ней, а через девять месяцев у них появится очаровательный маленький наследник.
- Ну уж, дудки, - поджала губы принцесса, - рожать не буду!
- Хорошо, - смягчился комар, - можно не рожать, сейчас много всяких разнообразных средств существует. Да и в сказках об этом далеко не всегда говорится.
- Ладно, ну а где мы тогда найдем принца, да еще и на белом коне?
- Предоставь это дело мне! - гордо сказал Комар - я обо всем позабочусь.
- Вот и здо... - восторженно начала было принцесса, но Комар тут же охладил ее пыл: - Бесплатно работать не буду!
- А... а... а как? - изумленно пролепетала принцесса, - у меня же ничего нет!
- В обмен на свои услуги я требую семь капель твоей крови ежедневно, - сказал Комар.
- Ну вот еще, семь, - возмутилась принцесса, - а хоботок не треснет от жадности и рулетом не завернется? Хватит с тебя и пяти, кровосос!
"Вот жадина," - почти восхищенно подумал Комар, - "ради самого важного дела всей своей жизни за каплю крови - и ту ведется!"
- Хорошо, шесть! - сказал он вслух.
Принцесса задумалась.
- Ладно, по рукам.
- Но у меня нет рук! - почти возмущенно пропищал Комар.
- Хорошо, по любому другому месту, которое ты назовешь. Договорились, короче. А что теперь я должна буду делать?
- Теперь ты будешь должна во всем слушаться меня. В первую очередь, нам нужны какие-нибудь гады-антагонисты. Я, например, склоняюсь к кандидатуре дракона.
- А зачем нам гады-антагонисты? - изумилась принцесса.
- Ну как. Для порядку. И для интриги. Чтобы принца привлечь. Ты сама подумай, какой же уважающий себя принц попрется свататься к принцессе, если предварительно ему не нужно будет замочить пару-тройку держащих ее в плену чудовищ?
- Ты думаешь, дракон согласится, чтобы его замочили?
- Ну, про "замочили" - это я так, для примеру сказал. Можно и что-нибудь другое придумать. Например, он попросит отгадать принца три загадки. Или просто преклонит голову перед его силищей немереной - это как договоримся.
- Ну и что? Ты возьмешь на себя переговоры с драконом?
- Разумеется, - кивнул Комар, - только, боюсь, мне могут понадобиться средства. Драконы - они существа довольно жадные, насколько мне известно.
- Да предлагай ему что хочешь, лишь бы согласился, - махнула рукой принцесса. Долгие разговоры явно начали ее утомлять.

- Что?! Блядь, да вы чо, совсем там охуели? - возмущенно вопил Дракон.
- Дракоша, ну ты пойми, - примирительно скрипел Комар, - это же все понарошку! Никто ведь тебя не заставляет жрать ее на самом деле и держать в плену! Это же все фикция, чтобы принцу голову задурить!
- Да на кой мне оно сдалось? Ты вообще понимаешь, что несешь? Слух о том, что я питаюсь девственницами и держу их в плену нанесет сокрушительный удар по моему имиджу! Я же пацифист, понимаешь, па-ци-фист! Вегетарианец! Я мяса не ем!
- Дракон, я думаю, можно договориться... Мы предоставим тебе средства, чтобы ты мог исправить урон, нанесенный твоему имиджу этой ролью!
- Хорошо, - внезапно согласился Дракон, - только тогда это должны быть очень большие средства!
- Да на эти средства, - усмехнулся Комар, - ты сможешь купить себе парочку СМИ, и потом выправляй свой имидж хоть день и ночь, без перерыва на обед и ужин...
- Договорились. Что я должен буду делать?

- Слушай, а тебе не кажется, что Дракон слишком уж многого хочет, за скромную роль статиста-то? Может его того - действительно прибить? - спросила Принцесса у Комара.
- Это следует обдумать, - согласился Комар, - совсем не обязательно сообщать Принцу, что Дракон не настоящий... Вернее, настоящий, но пацифист...
- Смотри только, чтобы этот твой пацифист не отпацифиздил сгоряча нашего с тобой Принца насмерть. Мне нужен живой муж, а не его фрагменты.
- Не боись, - прозвенел Комар, - муж у тебя будет что надо. Настоящий герой. Все обзавидуются.

- Слышь, а ты вообще-то уверен, что она девственница? - с сомнением спросил Дракон.
- Это уже детали, - ответил Комар, - и нас с тобой они не касаются. С этим пусть принц разбирается.

"Дело осталось за малым," - думал на лету Комар, - "нужно во что бы то ни стало найти этого Принца. Где же он шарится-то?".
Принц обнаружился в небольшой, запущенной харчевне на перекрестке сельских дорог.
Выглядел Принц неважно - прямо скажем, под стать заведению. Весь какой-то помятый, небритый, в сильно поношенном и явно давно не стиранном плаще. Глаза его были усталыми, лицо носило недвусмысленный отпечаток бурно проведенной ночи, а под ногтями темнели узкие полоски грязи. Он сидел на жесткой длинной скамье, за грязным, заплеванным столом. Перед ним стояла полупустая кружка, наполненная чем-то мутным и не очень приятным на запах.
В комнате, кроме Принца, никого не было. Невыносимо пахло потом и конским навозом - стойло для лошадей находилось тут же, в углу у входа, не отделенное от обеденного зала даже видимостью перегородки. В стойле стоял белый конь и, склонившись над яслями, флегматично жевал сено.
Принц разговаривал с Конем, периодически прикладываясь к кружке.
- Ты знаешь, - говорил он, - как мне надоела эта идиотская жизнь? Все эти заискивающие взгляды и вымученные улыбки, все эти селяне, трепетно внимающие каждому моему слову, поминутно заглядывающие мне в рот - а у меня там, между прочим, нет ничего такого особенного - разве что четыре гнилых зуба, географический язык и запах перегара! Нет, ты скажи мне, разве для этого я родился на свет?
- А чего ты хотел? - лениво отвечал ему Конь, - Ты же сам выбрал свою судьбу, никто тебя насильно в принцы не тянул. Это твоя жизнь - другой у тебя нету.
- Да разве ж это жизнь? - возмущался Принц - Какой во всем этом смысл? Посуди сам, ну какой из меня принц? Мотаюсь по дорогам день и ночь, безо всякой цели, и везде - одно и то же! Нет, я хочу настоящей жизни! Подвигов, приключений, рукоплещущих поклонников и восторженных поклонниц, славы, фанфар, сияющих доспехов и поверженных врагов!
- К слову, о доспехах, - заметил Конь, - ты же опять вчера их пропил. Я уже и не говорю про щит, который ты пропил две недели назад, и про меч, который я уже и вовсе не упомню, был ли он у тебя когда-нибудь - так давно ты его пропил... И что ты теперь будешь делать? Пропьешь мою сбрую? Или и меня заодно?
- А что, неплохая идея... - угрюмо буркнул Принц себе под нос, - хоть мораль читать никто не будет...
- Ты что-то сказал? - поинтересовался Конь.
- Тебе показалось.
- Нет, мне кажется, я что-то слышал...
- Я же говорю... аааай! Пошло к черту, мерзкое насекомое!
Комар вился вокруг Принца.
- Слышь, Принц, - прожужжал он, - дело есть! Слушай сюда!
- Что?! - заорал Принц, - да кто это говорит?
- У тебя белая горячка, - уверенно заявил Конь.
- Да это я! Я! Комар!
- И у меня тоже, - удрученно констатировал Конь.
- Ни хера уже не понимаю, - признался Принц.
- Слушай сюда. Я могу сделать тебе такое предложение, от которого ты не сможешь отказаться...
- Замуж за него выйдешь, что ли? - заржал в углу Конь.

- По-моему, это стоит обдумать, - заявил Конь.
- Я одного не пойму, - заявил Принц, - на хрена мне-то это все сдалось? Рисковать своей - и твоей, Конь, между прочим, - задницей - и все ради чего? Ради сомнительного качества принцессы, которая и живет-то в жопе какой-то и царства, которое достанется мне после смерти алкоголика-тестя? Царства, состоящего из пятисот грядок отборнейшей брюссельской капусты? Вот уж воистину, великая честь!
- Ну ты же сам мечтал о приключениях, - философски заметил Конь.
- Вот-вот, - подтвердил Комар, - кроме того - ну сам подумай - сколько можно по свету шарашиться, словно перекати-поле? Пора бы тебе уже, Принц, и о семье подумать. А тут завидная партия намечается, не придерешься. Всего-то делов - дракона-антагониста пришибить. Какая-никакая, а все-таки Принцесса... ну а то, что еб... заколдованная немножко, так на то ты и Принц - расколдуешь.
- Думаешь, я умею? - скептически спросил Принц.
- Да не переживай, - утешил его Комар, - сама как-нибудь расколдуется. Сюжет того требует.
- Да не, я вообще-то про Дракона.
- А, это... Ну ничего, справишься как-нибудь.
- Очень оптимистическое заявление, - проворчал Конь.
- Что? - спросил его Принц.
- Ничего, - ответил Конь, опустив взгляд.
- Ну хорошо, - согласился Принц, - когда надо выезжать?

- Ой, йоптвою... - тихонько прошептала Принцесса, выглянув в окно,- принц едет... а я ведь даже накраситься еще не успела... - и пулей помчалась в спальню, где среди подушек, взбитых перин и прочего хлама обреталась у нее поразительных размеров косметичка, доставшаяся ей по наследству от матери-королевы.

- Какой подозрительный лес, - тихонько произнес Принц, озираясь.
- Да ничего подозрительного, лес как лес, - фыркнул Конь, - погоди раньше времени бояться.
- А что это вон там шевелится?
- По-моему, енот, - не очень уверенно произнес Конь, - только странный он какой-то.
- Да? И что он там делает?
- Знаешь, я предпочитаю этого не знать.
- Брр... - поежился Принц, - зябко тут как-то. И пахнет неприятно. И замок этот мне совершенно не нравится.
- Ты это, давай... хватит головой вертеть, двигаться уже давай. А то замерзнем тут на фиг, да так и падем смертью храбрых в неравной битве с силами природы.
- Комар говорил что-то о Драконе. Где-то здесь должен быть Дракон, - робко произнес Принц, вглядываясь в глубь леса, - что-то все это как-то подозрительно...
- Мне тоже это все не нравится, - проворчал Конь, - ты бы это, слез уже с меня... сил никаких нет тебя носить.
- Много ты понимаешь! Несолидно это будет!
Вдруг в кустах что-то зашуршало и оттуда показалась оскаленная драконья морда.
- Здрраааасьте, - ехидно произнесла морда, обдав Принца едким запахом серы.
- Здраствуйте, - вежливо произнес Конь.
- Ух ты ни хуя себе, - испуганно выдохнул Принц.
Меж тем, из кустов появился уже и весь Дракон. Критическим взором оглядел обоих, усмехнулся, расправил крылья, вытянулся во весь рост и угрожающей громадой навис над Принцем.
- Ну, - смеясь произнес он, - и что ты теперь собираешься делать?
- Да, - подхватил Конь, искоса глядя на Принца снизу вверх, - мне вот тоже интересно - что ты теперь собираешься делать?
Принц тем временем испуганно пытался нашарить за спиной меч, напрочь забыв о том, что никакого меча уже очень давно нет.
- Давай сражаться! - воскликнул Принц, пытаясь придать своему голосу как можно больше уверенности.
Голос его от испуга сорвался в фальцет и получилось совсем не страшно.
- Хе-хе, ты что же это, Прынц, - взревел вдруг Дракон над самым его ухом, - думал, в сказку попал?! Так в сказке бы тебя уже давно драконы выебали!
От этой зловещей перспективы, обрисованной в очень емкой, лаконичной и доступной форме, Принцу стало как-то не по себе.
- Может быть, тебе конь сойдет? - робко поинтересовался он, - у него задница тоже ничего...
- Что?!?!?! - возмутился Конь, - да пошел ты на хрен, пидорасина! Да я, если хочешь знать, сам тебя сейчас в задницу отымею! И не посмотрю на то, что ты там якобы мой хозяин!
Дракон громогласно заржал.
- Не ссы в трусы, Прынц! - заорал он, - твоя задница не интересует меня ни в малейшей степени, это уж ты со своим конем разбирайся, кто куда, когда, кого и сколько раз имел! Что же касается постыдных актов зоофилии, то с этим ко мне вообще не обращайся - а то еще и разозлюсь, чего доброго! И вообще - я добрый пацыфыст и вегетарианец! А если тебя интересует, как попасть к принцессе, то это я тебе мигом подскажу! Мне, если хочешь знать, эта моя дурацкая роль вообще поперек глотки стоит! И если бы не золото, то фиг бы я на нее подписался!
- Да вообще-то не очень интересует, - уныло произнес Принц, ковыряя носком сапога землю, - но, вроде бы как, надо... ну а раз надо, значит надо... Я же все понимаю. Сюжет того требует.

- Это что еще за дебила ты мне привел?! - возмущенно воскликнула Принцесса.
Принц смущенно переминался с ноги на ногу, краснел, потел и не знал, куда девать взгляд от стыда.
- Ну как... - замялся Комар, - это - Принц, как мы с тобой и договаривались...
- Да это чучело огородное, а не Принц! - вскричала Принцесса, - эй, чучело, я к тебе обращаюсь! А где твой белый конь?
- Да вон он, - испуганно промямлил Принц, неопределенно махнув головой куда-то во сторону, - из-за двери выглядывает...
Конь, заинтересованно просунувший голову в приоткрытую дверь, едва успел увернуться от полетевшего в него тяжелого веретена и возмущенно заржал.
- Пшел вон, животное! - яростно завопила Принцесса, - коням не место в королевской спальне!
- А где дракон? - вопила Принцесса, - что ты сделал с Драконом?
- Да ничего я с ним не делал, - Принц вжал голову в плечи, - под лестницей он сидит.
- Что?! Под лестницей?!?! Почему ты его не убил?! Ты кто, вообще, принц?! Или чмо болотное?

- А характер-то у нее скверный, - тихонько сказал Конь Дракону, высунувшему голову из-под парадной лестницы.
- А то! - хмыкнул Дракон, - сразу видно, еб... заколдованная во всю голову.
- Ты говорить-то вообще умеешь? - доносился сверху визглявый голос Принцессы.

- Все пошло прахом. Дракон жив и теперь нам придется ему платить! - прошипела Принцесса Комару так, чтобы Принц не услышал.
- Я так и знал - этим вегетарианцам ничего нельзя доверять! Ну, ничего, это даже к лучшему. Все под контролем, госпожа. Дракон не выполнил условий договора. Он даже не попытался напасть. Мы можем расторгнуть контракт, - осторожно звенел над ее ухом Комар, - а вы это... не очень усердствуйте до свадьбы, все-таки. Он ведь может и обидеться...
- Кто, дракон?
- Да нет... причем здесь дракон... принц...

- Ну хорошо, - бросила Принцесса вконец перепуганному и присмиревшему Принцу, - принц ты, конечно, тот еще... ну ничего, калеки тоже люди... Все. Идем в загс.
- Что, прямо сейчас?! - обалдело уставился на нее Принц.
- А ты как хотел? Ты вообще что о себе думаешь? Да ты хоть можешь себе представить, как долго я ждала этого момента? А ты - где ты все время шлялся? И ты еще спрашиваешь меня - сейчас?!
Принц испуганно кивнул. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше, но спорить было не в его силах. Поделать он ничего не мог.

- Я хотел бы получить обещанное мне золото. И чем быстрее, тем лучше! - заметил Дракон, высунувший из-под лестницы морду.
- Что?! О чем ты говоришь? - возмущенно воскликнула Принцесса, - какое еще золото? Ты что, разве выполнил свое обещание?
- Бля, да вы что, ох... - попытался было возмутиться Дракон, но Принцесса перебила его:
- Выбирай выражения, когда разговариваешь с особой королевских кровей! Дорогой, скажи ему!
- Она права, - вытолкнул из себя Принц, заливаясь краской и не отрывая взор от пола. Ему было очень стыдно.
- Да я вас всех... - Дракон даже задохнулся от возмущения.
- Да что ты нам сделаешь? Ты же пацифист! Да ты только когтем шевельни - знаешь, как мы об этом раструбим через свои королевские СМИ на все королевство? Плакал тогда твой имидж! Вовек не отмоешься!
Взгляд Дракона испуганно метался - он глядел то на Принца, то на Комара, то на Коня, словно ища у них поддержки.
- Да как же так... да как же это можно... да что же вы такое творите, су... - причитал Дракон.
- Но-но! - произнесла Принцесса, - еще раз повторяю - выбирай выражения! Впрочем, в знак особой королевской милости могу предложить тебе место главного королевского глашатая! И советую тебе хорошо подумать над этим предложением!
Ошарашенный Дракон молчал.
- Кстати, дорогой, а что это здесь конь ошивается? Его место в конюшне, а не на парадной лестнице! - обернулась Принцесса к Принцу.
- Но... но... но он мой друг, - робко попытался возразить тот.
- Дорогой, - металлическим голосом произнесла Принцесса, - тебе пора бы уже привыкнуть к тому, что у тебя теперь только один друг. И этот друг - я. А место животным - в конюшне!
Принц отвел глаза.

- Взззз... - прозвенел довольный Комар, усаживаясь Принцессе на руку.
- Тьфу, черт, - произнесла она брезгливо, размазывая по коже буро-красный след, - спасения никакого нет от этих насекомых. Давно пора сказать завхозу, чтобы завез какое-нибудь средство от комаров.

- Ты знаешь, у меня такое чувство, что меня опять наебали, - грустно сказал Конь Дракону.
- Нет, все это так унизительно... - прошипел Дракон, - вообще дурацкая какая-то сказка. В ней вообще всех наебали, такое у меня ощущение. Скажи мне, ну почему всегда вот так происходит, а?
- Не знаю... Быть может, каждый всегда получает то, чего хочет? - философски заметил Конь.
- Да уж... нет ничего страшнее, чем исполнение твоей самой заветной мечты...
- Давай уйдем из этого дурацкого замка, - предложил Конь, - сил моих нет здесь больше здесь находиться.
- Давай, - согласился Дракон, - а куда мы пойдем?
- Куда-нибудь, - вздохнул Конь, - лишь бы подальше отсюда...
И они двинулись прочь, через заколдованный лес, по тропинке, едва хранящей жалкие следы былого величия, через капустные поля, к багровому горизонту - вслед заходящему солнцу.

На быстро темнеющее небо карабкались облака. Одна за другой, осторожно и неторопливо, зажигались звезды. В камышах гудел ветер - пахло водой и совсем чуть-чуть - тиной. Тихо пела свою бесконечную песню река.
С чуть слышным жужжанием огненной стрелой по небосводу пронесся метеорит - оставляя за собой неровный, словно качающийся, светящийся след...
Дракон повернул голову к Коню. Тот стоял, устремив взгляд вверх и чуть слышно, одними губами, что-то шептал... В глазах его стояли слезы.

Поверхность ночного неба казалась безупречной и гладкой - словно над ней со всей тщательностью поработал, вложив в это дело всю свою любовь к профессии, какой-то в высшей степени аккуратный мастер. Раскиданные тут и там звезды не нарушали этой гармоничной картины - они напоминали маленькие драгоценные камни, бережно вставленные в небесный свод дабы придать произведению полную завершенность. Почти полная луна, серебристый краешек которой только-только показался из-за горизонта, неспешно, но упрямо, карабкалась вверх. Но пока что ее свет не был настолько ярким, чтобы развеять тьму, густым чернильным пятном залившую лес.
Два маленьких зайчонка лежали у входа в нору. Две пары маленьких бусинок-глаз глядели в окружающий, тонущий в ночной мгле, мир, и во взглядах их в равной пропорции смешивались настороженность и необузданное детское любопытство.
Зайчата приглушенно переговаривались.
- Когда я стану взрослым, я не буду ничего бояться, - говорил один, тревожно шевеля длинными лопухами ушек, - я буду смелым и сильным, и окружающему миру никогда, никогда не напугать меня!
- Но окружающий мир - огромен и страшен, - возражал ему другой зайчонок, - папа говорил, что в чаще леса водятся хищники - с большими и проворными лапами, острыми зубами и невероятно сильными челюстями!
- Значит, я должен стать еще больше их, страшнее их, сильнее их!
- Но ты же всего лишь маленький зайчик! Папа говорил, что далеко за полями и большими городами водятся невообразимых размеров чудища! Размером во-он с ту гору, а то и больше! Такое раздавит тебя, и даже не заметит!
- Значит, я должен стать самым, самым большим и сильным, больше всех гор, страшнее всех чудищ! Я вырасту, и стану больше целого это мира! Размером с гору! А потом размером с Землю! Размером с луну!
Зайчата притихли и уставились на лик луны, неторопливо выплывающий из-за деревьев.
- Разве луна - большая? - усомнился второй зайчонок, - вон, посмотри, какая махонькая! Папа говорил...
- Да перестань ты, - отмахнулся его брат, - сколько можно уже слушать эти страшные истории, рассказанные с одной лишь целью - не пускать тебя дальше соседней опушки! Я тебе вот что скажу. Мне тут пришло в голову, что мир видится нам только таким, как описывают его взрослые. День ото дня папа твердит тебе: сынок, не ходи в чащу, там живет злой Волк, он откусит тебе голову и выплюнет ее в речку! И вот твое воображение услужливо рисует образ этого страшного Волка - мохнатого, с огромными клыками, толстыми лапами и горящими глазами. И ты настолько веришь в него, что в один прекрасный день выходишь на опушку - и - хоп! - встречаешься с ним нос к носу, и нет тебе уже никакого спасения!
- Страсти какие, - испуганно задрожал зайчонок, пряча мордочку в лапы.
- Да не бойся ты, дурашка! Нет никаких волков, говорю же тебе - ты их сам придумал! И только до тех пор, пока ты усиленно создаешь в своей голове эти пугающие образы, они живы. А на самом деле - кто знает, что там на самом деле? Тебе представляется, что луна - всего лишь крохотный, не больше желудя, светящийся кружок, скользящий по ночному небу... но тебе даже и в голову не приходит, что луна может быть огромным-огромным миром, лежащим далеко за пределами этого неба.
- Но если так, - зябко поежился маленький зайчонок, - то нет никакой разницы. Если она далеко, ты никогда не сможешь достичь ее, и, значит, никогда не узнаешь, прав ты или нет. Кроме того, луна должна быть очень неуютным миром - далеким, холодным, одиноким... И наверняка там нет зайцев!
- Вот еще чего! - усмехнулся его брат, - ну дались тебе эти зайцы! На что они тебе? Нет и нет, по мне так даже лучше! Будешь бродить один по луне в свое удовольствие. И вообще - узнать, что такое луна, можно лишь одним способом - допрыгнуть до нее. Но по мне, так никаких зайцев там действительно нет - и это прекрасно! Никто не будет мешать, приставать с занудными нравоучениями, пугать несуществующими хищниками! Будешь бродить там всю жизнь - и никогда никого не встретишь! Здорово, правда?
- А как же любовь? - грустно спросил зайчонок, - папа говорил, каждый заяц должен рано или поздно встретить свою любовь. Если там, на Луне, никого нет - где же тогда ты встретишь свою любовь? Вот мама говорила...
- Да ну! Скажешь тоже... любовь... далась тебе эта любовь! Бабские сказки! Нет никакой любви, да и не нужна она мне! Вот вырасту - обязательно стану таким большим и сильным, что допрыгну до самой луны! Буду жить там совершенно один - в свое удовольствие!
- Врешь ты все, - вздохнул зайчонок, - только хвастаешься. Где же это видано, чтобы зайцы прыгали до луны? Тебе никогда не вырасти таким сильным!
- Что?! - возмутился он, - да ты послушай только! Я же тебе говорил! Если не слушать взрослых, только и твердящих тебе на каждом шагу - "невообразимо"... "невозможно"... "немыслимо"... то мир будет именно таким, каким захочешь! Захочешь - и допрыгнешь до луны! Да я, если хочешь знать, хоть сейчас уже могу до нее допрыгнуть!
- Так что ж не прыгаешь, хвастунишка? - рассмеялся зайчонок.
- А не хочу!
- Да врешь ты все! Хвастаться все горазды! Так и скажи, что просто не можешь!
- Нет, могу!
- Нет, не можешь! Ты просто хвастун!
- Ну что ж, смотри...
И зайчонок приготовился к прыжку.
- Постой, - испугался его робкий братец, - ладно, ладно, я верю, ты можешь! Ты все можешь! Ты сильный, большой и смелый! Только, пожалуйста, не надо прыгать!
- Боишься?
- Нет, не боюсь... но ты выпрыгнешь наружу, и там тебя схватит злой филин...
- Да нету никаких филинов, болван! - возмущенно прокричал зайчонок, - ты все-таки мне не веришь! Я докажу тебе! Смотри!
- Не надо! - встрепенулся зайчонок, но не успел.
Его брат разбежался, кувыркнулся и, подпрыгнув, блеснул напоследок шерсткой в лунном свете... взлетел в воздух и растворился в ночной тишине.
- Что же это так... - испуганно прошептал его брат, - да как же это так!
- Мама! Мама! - закричал он во весь голос, - мой брат прыгнул на луну! Мой брат теперь живет на луне!
- Не мели ерунду, - строго откликнулся голос из глубины норы, - и ложись уже спать, поздно. И брата своего тоже спать веди.
- Ну как же так... ну мама... - уже тихо произнес зайчонок, - ведь упрыгнул же...
И, грустно уставившись на луну, забормотал себе под нос:
- Теперь ты будешь жить на луне... один... на луне, как ты хотел - ведь не бывает лунных зайцев... будешь бродить в свое удовольствие по бескрайним ее равнинам, холодным, бледным... один-одинешенек... зато довольный, ведь ты сам этого хотел...
И, смахнув лапой навернувшуюся слезу, совсем уже чуть слышно, добавил:
- Но как же любовь? Скажи мне, братик... как же все-таки быть с любовью?

* * *
- И с тех пор, - уверенно закончил Бобер, - всякий, кто глядит на луну, видит на ней очертания одинокого зайца.
Повисла тишина, нарушаемая только стрекотом цикад, чуть слышным свистящим храпом Барсука, доносившимся откуда-то из чащи да громким пыхтением Волка, делающего затяжку за затяжкой.
Смерив недоверчивым взглядом лик луны, Волк затянулся в последний раз, отбросил самокрутку прочь и сказал:
- Знаешь, Бобер, чего-то лично я не вижу там никаких зайцев. Какие-то серые пятна, бесформенные совершенно. Все это чушь.
- Это значит, - произнес Бобер, прикладываясь к бутылке, - у тебя, Волк, до неприличия скудное воображение и напрочь отсутствует фантазия.
- То есть? - напрягся Волк.
- То есть, просто-напросто, ты тупой.
- На грубость нарываешься? - Волк довольно недружелюбно погрозил Бобру кулаком, - о сущности дзен-буддизма хочешь потолковать?
- Да нет, увольте, - рассмеялся Бобер, - не сегодня. Я просто пошутил, сказал дежурную гадость, на которую, между прочим, ты сам напросился. А с фантазией, Серый, у тебя и впрямь туговато. Ну посмотри внимательно, неужели ты не видишь в очертаниях этих пятен ни малейшего сходства с зайцем?
- Неа, - помотал головой Волк, - ни малейшего.
- А что ты там видишь?
- Суслика, - раздался откуда-то из темноты сонный и пьяный голос великого волшебника Малаха Ге-Мавета.
Волк подпрыгнул от неожиданности и поперхнулся заготовленной было фразой. Бобер испуганно прикрыл глаза лапами.
- Что ты сказал? - спросил у темноты наконец пришедший в себя Волк.

* * *
- Инкапсуляция смысла, - ответила темнота сбивающимся голосом Малаха Ге-Мавета - это...
Друзья испуганно переглянулись. К счастью, продолжения фразы не последовало. Очевидно, темнота раздумала общаться с друзьями голосом великого волшебника, одарив их вместо этого стайкой радужных пузырей, надежно свидетельствующих о том, что сам Малах Ге-Мавет находится где-то рядом... но в то же время - очень далеко. Как обычно - за пределами добра и зла, а заодно и трезвого ума со здравым смыслом в довесок.
- Блин, - сказал Волк, - час от часу не легче.
- А что случилось-то? - заинтересованно спросил его Бобер, подбрасывая в костер огромное полено.
- Буратино, - заворожено произнес Волк, глядя в костер.
- Что - Буратино?! - изумился Бобер и встревожено поглядел на друга, - Волк, у тебя с головой точно все в порядке? Ты не переборщил с твоей этой... как ее... чудо-травой?
- Полено твое на Буратино похоже, чурбан ты стоеросовый! А еще меня имеет наглость обвинять в скудной фантазии! Погляди, вон руки... вот нос - длинный такой...
- Ты меня Волк, прости, конечно, а что тогда вот это такое торчит?
- Гм-гм, - произнес Волк, и, кажется, немного смутился.
Некоторое время друзья молча глядели в разгорающееся с новой силой пламя костра.
- Смотри, он горит, - произнес Бобер.
- Ага, - согласился Волк, - это просто праздник какой-то. Все Буратины имеют такое свойство очень хорошо гореть.
- Глянь, вон уж и твой гм-гм занялся!
Волк испуганно хмыкнул.
- Ты, Бобер, с выражениями все-таки поаккуратнее. Гм-гм уж никак не мой, а Буратинин.
- Он скоро совсем сгорит, - усмехнулся Бобер, глядя на догорающие остатки полена.
- Нужно его спасти, - сказал Волк, ухватил полено за незатронутый огнем кусок и с силой отшвырнул в сторону.
- Ой-ой-ой-ой! - раздался из кустов полустон-полувсхлип.
- Вот так и случаются лесные пожары, - философски-невозмутимо заметил Бобер.

* * *
Из кустов на секунду показалась недовольная морда Барсука. Морда некоторое время сосредоточенно изучала происходящее, затем злобно рассмеялась, погрозила друзьям обугленным поленом и снова скрылась.

* * *
- Эй, Барсук, - прокричал в темноту Волк, - а ты, случайно, не хочешь поведать нам какую-нибудь занимательную и поучительную историю?
Тишина в ответ. Ни шороха, ни стука, ни хохота.
- Эй, Барсук, - чуть настороженно переспросил Волк, - ты там умер, что ли? Или просто уснул?
- Обиделся и ушел, - предположил Бобер, вороша палкой в костре.
В это время сзади к нему что-то подкралось, ухнуло, взвизгнуло и оглушительно захохотало. Бобер от неожиданности чуть не свалился в костер.
- Придурок, - процедил он сквозь зубы вслед улепетывающему в дебри ночного леса Барсуку, - так и заикой недолго остаться. Что, неужели это и была его занимательная и поучительная история?
- На мой взгляд, - величаво произнес Лось, живая инкарнация Исаака Ньютона, морда которого неожиданно выдвинулась в круг света из темноты, - все истории Барсука грешат неким однообразием. Им не хватает глубины и осмысленности. Послушайте лучше, что я расскажу вам...
Друзья поближе придвинулись к костру, приготовившись слушать.
- Итак, летающие яблоки...
- О, нет, - скорбно возопил к темнеющим небесам Бобер, - умоляю тебя, Лось, только не это снова!
- Ладно, - внезапно легко согласился Лось, к величайшей неожиданности Волка, - тогда я лучше расскажу вам пронзительную и исполненную невероятнейшего драматизма историю о мохнатом русалке...
- Ты, наверное, хотел сказать: мохнатой русалке? - переспросил Волк.
- Нет, я хотел сказать именно то, что сказал. О мохнатом русалке, - чуть грустно повторил Лось.
- Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! - внезапно возмутился Бобер, - что за фестиваль сегодня такой? Один сусликами из темноты пугает, другой чуть в костер не скинул, этот серый укурок ухмыляется непрерывно, теперь еще и ты, Лось, решил масла в огонь подлить? Что за грубые и унижающие мое достоинство намеки?
Лось недоуменно поглядел на Бобра, но ничего не сказал. За него, несколько обалдело, ответил Волк:
- А в чем, собственно, дело, Бобер? Чего-то я вообще уже ни во что не вгоняюсь! Какого ляда ты взвился-то?
- Ну как! Мохнатый русалк какой-то! Русалк - значит в воде живет. Я тоже живу в воде и тоже мохнатый. Что же я теперь, русалк выходит?
- Слышь, Бобер, - сказал Волк, - я вот не пойму - траву курил я, а вот гонишь почему-то ты. Скажи спасибо, что мы с тобой не в Древней Греции - даже такие в высшей степени милые люди как древние греки, за подобный силлогизм четвертовали бы тебя на месте. И вообще, не нравится - не слушай, пойди в лес лучше погуляй, зайцев своих лунных поищи в безоблачном небе. Не слушай его, Лось, начинай лучше рассказывать. По мне хоть русалк, хоть водяной, хоть хрен моржовый - чем бредовее, тем интереснее.
- Значит так, - начал Лось, покосившись на Бобра (который, впрочем, хоть и сидел слегка насупленный, но уходить явно никуда не собирался и даже, вроде бы, приготовился слушать) - давным-давно было дело, в далеком лесу близ чудного города Копенгагена...

* * *
Давным-давно, в далеком лесу близ чудного города Копенгагена обитало уединенно величественное племя русалок.
Или нет, лучше не так.

Бьются о грани небес темно-серые грозные тучи
Ветра сыны устремляют свой взгляд в небосвод
Ближе к огню собирайтесь, прекрасные звери лесные
Сагу поведаю вам о мохнатом русалке...

* * *
- Усраться можно, - выслушав эту чудовищную тираду, прошептал Волк на ухо другу, - а Лось, похоже, злоупотребляет не меньше меня...
Бобер захихикал, но быстро взял себя в руки, сделал умное лицо и снова обратил свое внимание на Лося, который, впрочем, ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил.

* * *
То, что рекУ вам - запомните истово, братья
В волглых лесах Копенгагена дело вершилось
Пены морской и сынов человеческих дети -
Племя безвласых русалов в далеком краю обитало
Пению ветра, деревьев, ручьев и морского прибоя
Рыку зверей, клекотанью орла подражая
Жили они безмятежно, лесами от мира сокрыты
В рощах, в тени Копенгагена, в водах речных
Ночью безлунной, в безгласом шипении Нордри
Сыном русала Кардана и девы Мари наречен
Встреченный песнью реки, в хитросплЕтенья мира
Шерстью густою покрытый, явился русалк

* * *
Друзья во все глаза смотрели на разошедшегося Лося, уже не зная, плакать им или смеяться... а тот, уже не замечая ничего и никого вокруг, продолжал свою историю, периодически сбиваясь с жуткого речитатива на самый обыкновенный рассказ.

* * *
Необычного ребенка в племени русалков сразу же невзлюбили, как того и следовало ожидать. Сверстники чурались играть с ним, презрительно обзывая мохнатой речной крысой и волосатым ушлепком, кидались в него камнями, клочками тины и прочим дерьмом, гнали от себя прочь. Никто не желал петь вместе с ним песен и водить в лунном свете хороводов, никто не желал играть в подводные салочки и в команду по межтравному русалочьему хоккею его тоже не принимали. Даже его собственные родители, казалось, слегка сторонились его, а когда на свет, один за другим, появились у мохнатого русалка два брата и две сестры - как на подбор красивые, статные, без единого волоска на туловище - стал он и вовсе никому не нужным.
Так и рос он в отчуждении и изоляции, в одиночестве распевая свои песни солнцу, луне и ветру, ни в чем не виноватый, грустный; но на мир не озлобился, так был по натуре русалком очень добрым и отзывчивым.

В том же лесу, отдаленном от прочих селений
Две девы жило, две сестры, так похожих собою
Даже две капли росы, дети утренней влаги
Сходством подобным не смели б открыто гордиться
Дочери Лады, с красотами ивы плакучей
В пляске русалочьей равных они не имели
Даже сам Браги, владетель всех гимнов небесных
Дважды спускался на землю их пенье послушать

И кто ж скажет теперь, почему так случилось? Но на худую судьбину, заплыли однажды эти две сестрички-близняшки в небольшую речную заводь, где с недавних пор поселился в уединении упомянутый нами мохнатый русалк. А сам он, в тот же самый час, сидел в густых камышовых зарослях и упражнялся в пении, аккомпанируя сам себе на небольшой речной лютне. И была его песня воистину прекрасной.
Услышали ее сестры-русалки и замерли в восхищении, и слезы навернулись на их глаза. И стало им интересно, кто же это поет так жалостливо и красиво, стали они приближаться к зарослям и разглядели в глубине мохнатого русалка. Вскрикнули в негодовании и отвращении, а русалк, обернувшись на их крик, внезапно понял - плохи его дела. Ибо одна из сестер навеки пленила его сердце - и не будет ему теперь покоя до самого скончания веков. Правда, он не в состоянии был определить, которая именно из двух - потому что было это делом практически невозможным. И, не в силах совладать с охватившим его чувством стыда, мохнатый русалк нырнул в заводь и спрятался там под корягой.
А сестры-близняшки покривлялись немного, покричали русалку вслед всякие обидные гадости, сплюнули досадливо да и уплыли обратно своим путем - домой.
Но произошла еще одна вещь, о которой мало кто знает. Одной из сестер, на самом деле, очень даже по сердцу пришелся русалк - несмотря на всю его волосатость. Его красивая песня пленила ее, пленила раз и навсегда, но признаться в этом кому-нибудь она стеснялась. И потому, точно так же как ее сестра, рассказывала о произошедшем своим друзьям и подружкам с выражением брезгливого отвращения на лице, с циничными усмешками и непристойными шуточками, коими так славилось племя русалок. Но в сердце ее в это же самое время бушевали пожары.
Шло время. Мохнатый русалк, отчаявшийся и с самого начала лишенный каких-либо надежд, покинул воды реки и отправился в бесконечное путешествие по лесу, всюду распевая свои грустные песни о несчастной и несбывшейся любви. А сестры-русалки год от года, почти не меняясь внешне, внутренне все больше и больше становились друг на дружку непохожими. Любовь одной из них к странноватому мохнатому чудаку становилась все сильнее и сильнее, а от вечной невысказанности ситуация и вовсе переваливала за грань невыносимости. Замкнутость, неразговорчивость, меланхолия - вот какие чувства все больше одолевали ее. Вторая же, напротив, становилась все безмятежнее и счастливее, а вскоре и вовсе вышла замуж.
И тогда, оставшись в совершеннейшем одиночестве, не выдержала влюбленная сестра и в одну из ночей отправилась туда - к тихой заводи, где и состоялась памятная встреча. И, разумеется, никого не нашла - мохнатый русалк к тому времени давно уже покинул эти места. Время стерло его следы с лица земли... но только не для нее. Она чувствовала их всем сердцем, всей душой - и отправилась вслед за любимым, проклиная себя за то, что так долго медлила с этим шагом.
С тех пор прошли тысячелетия. Мохнатый русалк до сих пор странствует по лесам, распевая грустные песни о несбывшейся любви, а влюбленная русалка молчаливой тенью следует за ним, но все никак не может догнать его... а на самом деле - все еще не может набраться сил, чтобы приблизиться, наконец, к своему возлюбленному и высказать все свои чувства.
Но кто знает, как оно на самом деле? Быть может, окажется так, что это вовсе не она, а ее сестра давным-давно пленила сердце мохнатого русалка? Быть может, их встреча не принесет ничего хорошего?
Лично я думаю, что именно так оно и есть. Но все равно этого никто не узнает. Ведь этим двоим никогда не суждено встретиться.

* * *
- Это еще почему? - спросил Волк.
- Потому что в этом мире есть и всегда были те, кто рожден для безграничной радости. И есть те, кто обречен смотреть в бесконечную ночь, - очень туманно объяснил Лось.
- Твоя история закончена? - спросил Бобер.
- Конечно, - задумчиво ответил ему Лось, - куда ж ей дальше продолжаться-то...
- А ты знаешь, а я с тобой не согласен. Мне кажется, у этих двоих все же есть шанс. Они обязательно встретятся, рано или поздно... и обязательно окажется так, что все эти годы они любили именно друг друга.
- Почему ты так думаешь? - спросил Лось.
- Да фигли там думать, - нахально встрял Волк, - сам же говорил, что они похожи были друг на друга, как две капли воды. Так какая тогда этому твоему русалку разница? И вообще, риторизировать твою притчу можно следующим стишком:
- Коли девки так похожи
Не фига иметь мозги
Под руку бери любую
В лес веди и там... ах ты, скотина! Ты что творишь, гад такой?
Волк вскочил на ноги, пытаясь уклониться от следующего удара палкой.
- Ты что, Бобер, совсем ополоумел? Белены объелся? Причем тут дзен-буддизм?
- Я тебе покажу дзен-буддизм, циничная скотина! - прошипел сквозь зубы Бобер, начиная, меж тем, успокаиваться - зачем такую прекрасную испортил своими сраными риторизациями...
- Да фигли там она прекрасная, - завопил Волк, - я в жизни не слышал такой х...
Этот поучительный во всех отношениях диалог был прерван внезапным громким криком, раздавшимся из ночного леса.
- Это что было? - испуганно спросил вскочивший на ноги Бобер.
- Малах Ге-Мавет с елки упал, - спокойно ответил Лось.

* * *
- А теперь, позвольте, и я расскажу вам историю, - высвобождаясь из цепких объятий темноты, колючего кустарника и алкогольного дурмана, произнес Малах Ге-Мавет, появляясь в круге света.
- Об инкапсуляции смысла? - испуганно спросил Волк.
- Нет. Сегодня я хотел бы рассказать вам историю о пляшущем кимберлите...
Сидевшие у костра заговорили все одновременно.
- О чем? - недоуменно спросил Волк.
- О ком? - с легкой тенью возмущения в голосе воскликнул Бобер.
- О каком кимберлите? - гнусаво протянул Лось.
- Я расскажу вам о днях своей молодости. И о том, какую роль сыграл в моей жизни пляшущий кимберлит, - ответил великий волшебник, усаживаясь у костра.

* * *
В те дни, о которых я поведу свой рассказ, был я еще безнадежно молод и глуп. Занятий у меня особых не было, в магии я тогда еще не очень преуспел, и потому ходил от города к городу, пытаясь заработать себе на пропитание. А работал я тогда, в основном, заклинателем кимберлита. Кто такой заклинатель кимберлита, наверняка спросите вы? Ну как же. Ведь, сами наверное догадываетесь, любому мало-мальски уважающему себя городу нет житья без кимберлиту. Но кимберлит - он существо хитрое до невероятия и скрытное к тому же, живет в трубках глубоко под землей и носу на поверхность не показывает. Единственное, что способно выманить кимберлит наружу - это музыка, да не любая, а особенным образом талантливо исполненная - да и то еще не факт, что кимберлиту понравится. Кимберлит - он штука своенравная. Так вот, слыша звуки музыки, воодушевленный и зачарованный кимберлит напрочь теряет волю и сообразительность, и тут же хочет сплясать. Ну, ясен пень, что в трубке особо не попляшешь - тесно там, темно и невесело, вот кимберлит всеми силами и стремится выйти на поверхность. А увидев солнечный свет, последние остатки кимберлитовского разума скрываются в неизвестном направлении, и все, что он может делать - это только самозабвенно отдаться танцу. Вот тут-то заклинатель и способен повести музыкой кимберлит за собой туда, куда ему только пожелается... а желается ему, как правило, в город, потому что за приманенный кимберлит дают очень хорошие деньги.
Стоит ли говорить о том, что стоящий заклинатель кимберлита ценился в те времена на вес золота? А я был в этом деле настоящим мастером. Видели бы вы, какие прекрасные кимберлиты выходили порой на свет божий под чарующие звуки моего любимого гобоя! Глядеть, как он, в своем завораживающем танце, переливается всеми оттенками темно-синего и темно-зеленого... это, скажу я вам, да! Разве что танец драконов в свете заходящего солнца может быть вещью более прекрасной! Или пейзажи далекого прекрасного Мехико... впрочем, я отвлекся.
Можно сказать, что сгубило меня именно мое мастерство. Однажды я набрел на такую большую трубку, что было совершенно ясно - кимберлит там затаился прямо-таки неземных размеров. Было в этом даже что-то волнительное и прекрасное, какая-то загадка... и нет бы мне, дураку, обойти то место стороной, но я же считал - и по праву - что такому мастеру как я, ничего не страшно! Достал я свой любимый гобой и начал играть - и играл при этом так, как никогда в жизни не играл, клянусь! Всю душу вложил в это дело... и кимберлит не заставил себя долго ждать. Показался он поверхности - да такой огромный! А какой прекрасный! В жизни такого не видел и не совру, если скажу, что никто больше не видел и никогда не увидит! Мощный, брекчиевидного строения, цвета изумруда - загляденье! А как он плясал, друзья... вы бы видели как он плясал!
Вот эта пляска-то меня и погубила. В восторге и предчувствии триумфа повел я его за собой в город, но не рассчитал. Кимберлит оказался слишком огромным, а пляска его - слишком уж безудержной и бесконтрольной. Снес он в итоге чуть ли не половину города, да и потом, когда я уже отпустил его, много лихих дел наделал. Стоит ли говорить, что жители города не были от этого в восторге? Озолотить меня никто не озолотил, разумеется... избили очень сильно, а любимый гобой едва не засунули в... впрочем, об этой части истории я лучше умолчу.
С тех пор я зарекся иметь дело с кимберлитом, а к гобою несколько лет боялся прикасаться. Потом, правда, отошел и снова начал играть, но мастерство ко мне в полной мере так и не вернулось.
Именно в те времена я и решил отправиться на поиски волшебного города Мехико. Но пока я до него добрался, много самых разнообразных вещей повстречал. Одни только поющие крокодилы Зангерхаузена чего стоят...

* * *
- Какие крокодилы?! - в один голос завопили сидевшие у костра.
- Поющие, - мечтательно протянул великий волшебник, устремив взгляд к темным небесам, - о... это воистину прекрасная история, и она стоит того, чтобы рассказать ее вам сегодня. Только, прошу меня простить, чуть позже... потому что в настоящий момент меня мучает настоятельная потребность в слиянии с природой... - и Малах Ге-Мавет пулей бросился в сторону чернеющего леса.
- Поющие крокодилы Зангерхаузена... это ж надо... - задумчиво произнес Волк, стараясь делать вид, что не замечает рож, которые корчит ему из темноты Барсук и не слышит его отвратительного хихиканья.
- Нет, ну это возмутительно! - не выдержал, наконец, Лось, указывая на Барсука - этого нахала точно нужно проучить! Сил нет больше терпеть это безобразие!
- Правду говоришь, Лось, - обреченно вздохнул Волк, - а давай его поймаем!
- Ха-ха-ха! - ответил из темноты Барсук.
- Вы как хотите, а лично я никуда не пойду, - безапелляционно заявил Бобер.
- Не хочешь, как хочешь! - отрезал Волк, - Лось, ты со мной?
- Ага, - флегматично согласился тот.
- Тогда, - зашептал ему на ухо Волк, - давай на счет три бросаемся на него и хватаем... давай, - и уже громко произнес, - Раз! Два!.. Три!!!
Лось и Волк вихрем сорвались с места и устремились за улепетывающим в чащу Барсуком. Его громогласный хохот и витиеватые ругательства Волка, в сочетании с громким тяжелым дыханием Лося, разорвали тишину задремавшего было Леса.

* * *
И, конечно же, наша история не может претендовать хоть на какую-нибудь степень полноты и завершенности без описания того бреда, что приснился в эту ночь Хорьку.
Хорьку приснилось, что он стал каплями воды, медленно стекающими вглубь таинственных пещер Мадагаскара. С чуть слышным шорохом, похожим на осторожные далекие всхлипывания, прочерчивая короткие, незаметные глазу бороздки на поверхности холодных древних камней, он все углублялся и углублялся в их темные, загадочные лабиринты...
Но таинственные пещеры Мадагаскара - особое место. Они способны навеять сны кому и чему угодно - даже тому, что в силу своей природы совершенно не предназначено для того, чтобы видеть сны. И капли воды, стекающие в глубины, вовсе не были исключением...
Каплям воды снилось, что никакие они не капли воды, а зовут их Ханжа Наследин и живут они в древнем и прекрасном государстве хорезмшахов.
У Ханжи Наследина в клетке жил золотой стихар, да не простой. Это у всех стихары как стихары, а у Ханжи Наследина стихар был крылатым. Очень Ханжа Наследин любил своего стихара и гордился им.
И вот однажды, то ли по недосмотру слуг, то ли еще по какой причине, клетка оказалось открытой и крылатый стихар вырвался на свободу - сделал несколько кругов по комнате, отчаянно размахивая крыльями, а потом выпорхнул в открытое окно и улетел в неизвестном направлении, даже не курлыкнув на прощание.
Очень расстроился и разгневался тогда Ханжа Наследин, и не одну экспедицию слуг отправил он на поиски улетевшего стихара, но все они возвращались ни с чем. И тогда, отчаявшись, решил он сам отправиться на поиски своего любимца. Шел он два дня и две ночи, и наконец устал. Прилег под раскидистым деревом бодхи и уснул.
И приснилось ему, что не крылатого стихара ищет, да и не Ханжа Наследин он вовсе. А что он - одинокий китайский бедняк Ху Ли, и все богатство, что у него есть - это старая циновка да обветшалая, давно не ремонтированная фанза, в которой зимними вечерами довольно холодно и неуютно, потому что печка давно сломалась и нет больше никакой возможности топить фанзу канами... да и самих кан, если уж на то пошло, тоже нет. Но однажды злой даосский колдун Ху Цзы, разгневавшись за что-то на несчастного крестьянина, наслал на его фанзу проклятие и наделил ее жизнью и свободой воли. Очень расстроилась тогда фанза от того, что она всего лишь старая, давно не ремонтированная фанза, и ушла бродить в горы и размышлять о несовершенстве бытия. И, конечно же, заблудилась.
А Ху Ли вернулся с рисового поля домой и только тогда обнаружил пропажу. Не стало у него теперь и фанзы, только одна циновка на каменистой почве лежит. Очень расстроился Ху Ли, лег на голую землю и горько заплакал - несчастный, одинокий, всеми забытый и брошенный. Три дня и три ночи плакал Ху Ли, а потом устал и забылся сном.
И приснилось ему, что он - Хорек, спящий в лесу под кустом, а неподалеку горит костер, и в его свете одиноко сидит грустный Бобер, прислушивающийся к звукам, доносящимся из ночной чащи...

* * *
- Блин, все меня бросили, - грустно сказал Бобер, подкидывая в костер новую порцию дров.
- Карр, - протянула из темноты Ворона.
- Слушай, Ворона, хоть ты со мной поговори, а то мне грустно. Середина лета, как-никак, а все куда-то разбежались.
- Тебе грустно? - спросила Ворона, - карр! А давай накаррр... накуримся!
- А как это? Я не умею, - уныло произнес Бобер, - Волк вон регулярно, а мне стыдно ему признаться, что я тоже хочу, но не умею...
- Тоже мне... карр... теорема Пифагора, чего тут уметь! Смотри, я тебе покажу... Берешь... карр... затягиваешься... и все!
- Что, так просто? И все? - восхитился Бобер, - дай я попробую!
И тут же сделал небольшую затяжку.
- Непррравильно, карр... - сказала Ворона, - не выдыхай сразу! Вдохни поглубже, как будто под воду ныряешь и держи в себе... не выдыхай так долго, как только можешь!
- А, понятно, - кивнул Бобер, у которого уже с первой затяжки начало потихоньку рвать крышу, я щас...
Глубоко затянулся, секунды две так посидел, а потом в его голову шальной птицей впорхнула мысль: "А чего это я так сижу тут? Там Волк с Лосем развлекаются вовсю, Барсука ловят, пойду и я к ним присоединюсь!"
И с этой мыслью рванул с места, не говоря ни слова. Приторможенная Ворона проводила его долгим взглядом и погрузилась в свой собственный укуренный транс.
Через некоторое время в темноте что-то зашуршало, кусты раздвинулись и в круге света появился Медведь, привлеченный шумом.
- Бобер, ты чего?! Выдыхай! - всполошилась Ворона, - Бобер, выдыхай уже!
Медведь смерил ее недоуменным взглядом.
- Выдыхааай! - и с этим отчаянным криком из головы вылетели последние остатки мыслей - она истерически каркнула, взлетела, перекувыркнулась в воздухе и исчезла в ночной тишине.
- А что вообще здесь происходит? - спросил Медведь то ли у себя, то ли у окружающей действительности.

* * *
- Вся эта история с погоней за Барсуком здорово напоминает мне одну историю о безумных монахах, которые заблудились в лесу, - сказал Волк, выходя к костру.
- А что за история такая? - заинтересовался Медведь.
- О, Медведь! - заорал Бобер, вваливаясь в круг света, - а ты откуда здесь взялся?
- Как это откуда? - удивился Медведь, - из лесу пришел!
- Да ну на фиг! Из лесу пришел! Ой, не могу, ахаххахаха! - и Бобер в исступленном смехе начал кататься по земле.
Волк изумленно поглядел на друга и повел носом.
- Ты где это, подлец, накуриться успел?
Бобер ответил ему невнятным хрюканьем и рассмеялся еще громче.
- Так что это за история такая? - настойчиво повторил Медведь.
- Ах, да... - сказал Волк, усаживаясь.

* * *
Однажды трое безумных монахов заблудились в лесу. Лес казался им огромным и страшным, он пугал их с каждым шагом все больше и больше, и тогда в страхе они начали метаться меж деревьев туда и сюда, громко кричать и совсем потеряли головы. Голоса их эхом отдавались от деревьев, пугая и запутывая монахов все больше и больше... они в панике мчались, не разбирая дороги, сами не зная куда. В итоге монахи выскочили к крутому обрыву, упали с него и разбились насмерть об острые камни, лежащие далеко внизу.

* * *
Повисло молчание.
- Ты неправильно рассказал, - произнес, наконец, пришедший в себя Бобер, - там другая концовка.
- И какая же?
- Когда монахи выскочили к обрыву, они вовсе не разбились. Стоя на вершине утёса, они увидели бескрайнюю зеленую равнину, расстилающуюся до самого горизонта, теряющуюся где-то в далекой синеватой дымке. И хоть равнина эта оставалась для них неизведанной и непонятой, перед лицом ее величия они осознали всю ничтожность своих нелепых страхов. Поняли, что лес их - всего лишь крохотная рощица в бескрайних просторах мира, и что вся его необозримость создана одной лишь вещью - их собственным воображением.
- И что тогда? - спросил Медведь.
- Не знаю, - ответил Бобер, - на этом история заканчивается.
- Любая история на этом заканчивается, - задумчиво произнес Волк, - ты неправ, Бобер. Ты неправ в том смысле, что окончание этой истории - одно и то же. В обоих вариантах.
- Да? - спросил Бобер.
- Да, - ответил ему Волк.

* * *
- Что-то не вгоняюсь я в потаенные смыслы ваших историй, - уныло сказал Медведь, - вот мне недавно один монах из монастыря тоже историю рассказал. Все никак не могу постигнуть.
- А что за история? - спросил Бобер.
- Это история о загадочной мантре, - ответил Медведь, - вот слушайте...

* * *
Настоятель одного японского монастыря постоянно курил трубку и часто прикладывался к бутыли с саке. А когда монахи пытались делать то же самое, он бил их палкой по голове или другим частям тела, трубки отбирал и ломал об землю, а саке выплескивал прочь или выпивал сам, мотивируя это тем, что ученики таким поведением портят себе карму.
Возмутились однажды монахи и подступили к настоятелю с вопросом:
- Послушай, учитель, - сказали они, - ты сам регулярно злоупотребляешь саке и куришь табак, а нам это делать запрещаешь? Как же так? Разве же можно так поступать?
- Конечно, - ответил настоятель, - ведь я знаю одну специальную мантру, которая позволяет мне нейтрализовать последствия любых моих действий.
- Что же это мантра? - обрадовались ученики, - расскажи ее нам!
- О нет, - возразил настоятель, - вы еще слишком молоды, чтобы познать эту мудрость!
Прошли годы, и все продолжалось как и раньше.
Однажды вновь подступили монахи к своему настоятелю и сказали:
- Учитель, вот уже который год ты морочишь нам голову, ссылаясь на какую-то мантру, о которой не говоришь ни слова - якобы мы слишком глупы, чтобы постичь ее. Нам кажется, что так дальше продолжаться не может. Мы требуем немедленно посвятить нас в ее суть, либо перестать нас обманывать.
- Ну хорошо, - неохотно согласился настоятель, - я передам вам свое знание. Сегодня вечером назначаю общее собрание, где я и посвящу вас в тайну своей мантры.
Обрадованные монахи разошлись, а вечером снова собрались, чтобы послушать, что же расскажет им настоятель.
Настоятель вышел к своим ученикам и приказал всем сесть в позу лотоса и внимательно слушать. Сел сам, оглядел всех внимательным и любящим взглядом, глубоко вздохнул и умер.

* * *

- Вот такая загадочная мантра, - сказал Медведь.
- Твоя история очень напоминает мне другую, - произнес Волк, - о том, как однажды на заводе шарикоподшипниковых изделий встретились носорог с единорогом.
- И что? - хором спросили Бобер с Медведем.
- Как это - что? Ужрались в хлам, конечно же. И после этого окончательно перестали отличать, кто из них кто, и чем же нос отличается от единицы. Потом они разошлись, и наутро каждый проснулся в собственной постели. И один из них обнаружил, что превратился в ужасную, омерзительную цифру, а другой - в символ конца абзаца.
- Какая эсхатологическая история, - обрадовался Бобер, - а ты можешь мне сказать, кто же из них стал цифрой, а кто - концом абзаца?
- Разумеется, нет, - покачал головой Волк, - я же говорю, они перед этим так сильно нажрались, что совершенно перестали отличать, кто из них кто...
- Что-то я вас совсем не понимаю, - пригорюнился Медведь.

* * *
- Каррр... широкое распространение данного понятия тесно связано с проблемой квантификации модальных контекстов в системах модальной и интенсиональной логики, в которых оно полагается в качестве интуитивного, формально не определяемого и не конкретизируемого основания логико-семантических моделей интерпретации, - проорала с неба укуренная Ворона.
- Что это было? - испуганно спросил Медведь.
- В сущности, - сказал Волк, затягиваясь папиросой, - это и была история о смысле дзен-буддизма.

* * *
- А, вот где вы все спрятались! - радостно провозгласил великий волшебник Малах Ге-Мавет, приближаясь к костру и довольно потирая руки, - ведь я же обещал рассказать вам историю о поющих крокодилах Зангерхаузена!
- А кто такой Зангерхаузен? - спросил Медведь.
- Может быть, вернее спросить: "Что такое Зангерхаузен"? - уточнил Бобер.
- Или даже - "где находится Зангерхаузен"? - не преминул вставить и свои пять копеек Волк.
Великий волшебник, начисто проигнорировав вопросы, уселся к костру и раскрыл рот.

* * *
По дороге к прекрасному городу Мехико, мне довелось повстречаться с настоящим, не побоюсь этого слова, чудом, которое надолго, если не навсегда, отпечаталось в моем сознании.
У истоков далекой реки Дунай есть небольшое озерцо, где и живут эти самые крокодилы. Стоит ли говорить о том, что пения чудеснее я не слышал в своей жизни. Крокодилы эти образуют целый хор, диапазон их голосов колеблется от самых низких басов до самого чистейшего и пронзительного альта. Но самое интересное заключается не в этом. Старики рассказывают, и я до сих пор не знаю, правда это или нет - но говорят, что с каждым их словом в мире рождается новая любовь. Каждая пауза означает смерть какой-то звезды в бескрайних просторах Вселенное. Каждая смена ноты - это поворот чьей-то судьбы. И пока я стоял там, у берегов этого озера, и крокодилы продолжали свое пение - мне казалось, что я приближаюсь к самым сокровенным тайнам нашего бытия, куда нет доступа обычному человеку. Слезы застилали мои глаза, и небо, казалось, вот-вот раскроется, протянет мне свои ладони, заключит меня в свои объятия и унесет далеко-далеко - туда, где нет места всем обыденным заботам и проблемам этого вещного мира.

* * *
Все давным-давно разошлись, и только где-то далеко слышался тихий, попискивающий храп Хорька, да щелкали, разрушаясь, радужные пузырьки вылетающие изо рта Малаха Ге-Мавета - великого волшебника, что уснул не отходя от костра. Нога его аккуратно улеглась почти в самом центре кострища.
Где-то далеко-далеко, заблудившись в пространствах и временах, плакал зайчонок о своем потерявшемся брате. Искали друг друга русалк с русалкой, и все никак не могли найти, но не теряли надежды; Ханжа Наследин нашел своего крылатого стихара и радостно хлопал в ладоши. К китайскому крестьянину Ху Ли вернулась его заблудшая фанза, и зимними вечерами они вели с ней разговоры о смысле Дао и рассказывали друг другу анекдоты. У истоков Дуная поющие крокодилы Зангерхаузена продолжали вершить судьбы Вселенной.
А на светлеющее летнее небо упрямо карабкалось солнце.

Волк совершенно упустил из виду тот факт, что по деревьям он раньше никогда не лазил и, следовательно, делать этого не умел. Однако это пришло ему в голову уже несколько позже (прямо скажем - поздновато) - только тогда, когда одна из веток, находившаяся уже на достаточном расстоянии от земли, пронзительно захрустев, сломалась под тяжестью его грузного тела.

Потеряв опору, Волк взвыл и совсем уже было собрался кубарем падать вниз, но в последний момент успел ухватиться передними лапами за другую ветвь. Однако, она оказалась еще тоньше первой, и сломалась уже совершенно безо всякого промедления, предупреждения и скрипа. Волк, начиная падать, в ужасе клацнул зубами - и, о чудо! - сумел ухватиться ими за теперь уже достаточно толстую ветку. В таком положении и завис на весьма нехилой, следует заметить, высоте.

А еще следует заметить, что положение это на поверку оказалось весьма незавидным. Волк отчаянно пытался ухватиться лапами хоть за что-нибудь, но хватал только воздух. Шея и челюсть страшно болели - ведь им приходилось выдерживать вес всего, прямо скажем, совсем не хрупкого волчьего тела. Единственным выходом из создавшейся ситуации было бы разжать зубы - но Волк, как выяснилось, очень боялся высоты, и сделать этого был пока что не в силах.

В это время мимо проходил Медведь.

- О, Волк! Что это ты там такое делаешь? - спросил он заинтересованно.

- Гугугу гугыгы гугулас! - злобно прорычал Волк, дрыгая в воздухе лапами.

- Что-что? - недоуменно переспросил Медведь, - я ничего не понял. Ты не мог бы повторить еще раз?

- Ррррррр, - сказал Волк.

- Прости?

- Агрррр... рррр... агрырыгууу... гуагуугрррааа... грррэээнгузззызм...

- Что? Дзен-буддизм? Причем тут дзен-буддизм?

"Вот чурбан косолапый, " - пронеслось в голове у Волка, который последней своей фразой имел в виду что угодно, но только не дзен-буддизм.

- Ты ищешь там, наверху, сущность дзен-буддизма? - осенило Медведя. - Ох, Волк, скажи мне - а в чем его сущность?

В это время ветка, в которую Волк вцепился зубами, издала ужасающий треск. Волк замер и испуганно скосил глаза к ее основанию, где начала образовываться небольшая, но очень хорошо заметная трещина. Волк перестал дышать. Трещина перестала разрастаться, но увереннее от этого Волк себя не почувствовал. Малейшее движение теперь могло отправить его в короткий, но очень запоминающийся полет навстречу матери-земле.

- Ну, Волк, ну скажи! - не унимался внизу Медведь. - Я же знаю, вы с Бобром давно уже додумались!

- Аа ууррра, - осторожно, чтобы не потревожить ветку, сказал Волк, имея в виду "Спроси у Бобра".

- Что? В чем, в чем?!

- Аа уурра, уаыый уак, уйий гыгарагень! Ууй ауа! Гагуй га гу! - произнес разозлившийся Волк уже чуть более эмоционально.

- Что? Да что ты за херню там сверху несешь, серый! Ты мне прямо и четко скажи - В ЧЕМ СУЩНОСТЬ ДЗЕН-БУДДИЗМА?!?!

В этот самый момент Волк, совершенно измотанный неудобной позой, страхом перед падением, тупоумием Медведя и от того злой и совершенно себя не контролирующий, громко выпустил газы.

- О! Вот оно! - радостно заорал просветлившийся Медведь и с грацией напившегося пива бегемота умчался в лес, ломая ветки на своем пути.

"Не иначе как дхарму побежал проповедовать, " - только и успело прийти на ум Волку - ветка, растревоженная внеплановым сеансом занимательного коановедения, громко хрустнула, оторвалась от ствола и Волк с грохотом упал на землю.

- Фа фаффи фы фы ф фофу фафафим ффен-фуффифмом, - плаксиво произнес он, пытаясь освободить челюсть от застрявшей поперек нее ветки.

КАК ВСТРЕТИЛИСЬ ЖИВЫЕ ИНКАРНАЦИИ ИСААКА НЬЮТОНА И МИХАЙЛО ЛОМОНОСОВА
Однажды в Лес явился Бурундук. Был он родом откуда-то из далеких северных краев, а зачем, с какой такой великой миссией и как надолго явился он в Лес - то никому ведомо не было. Да и была ли у него вообще хоть какая-нибудь - пусть хотя бы и не очень уж великая - миссия - сие есмь тайна великая, мраком покрытая - причем прежде всего для самого Бурундука. Доподлинно известно только одно - был этот Бурундук (по установившейся уже традиции) не простым Бурундуком, а еще и живой инкарнацией великого русского ученого Михайло Васильевича Ломоносова в придачу.

Однако, должна же была быть у Бурундука хоть какая-то цель. Поэтому, для пущей ясности и простоты, мы предположим, что прибыл он с целью обмена опытом и установлению прочных и далеко идущих дружеских связей с обитателями Леса.

И вот ведь незадача - как раз таки со спонтанными далеко идущими дружескими контактами и обменом драгоценным опытом вышла у Бурундука определенная загвоздка. Еще бы - Хорек, как всегда, дрых; Барсук - смеялся; Малах Ге-Мавет в пьяном угаре пытался поймать собственную тень (или пьяная тень пыталась поймать Малаха Ге-Мавета - с этими волшебниками всегда лучше быть настороже, да только все равно в их манипуляциях ни хрена не поймешь); а сусликов, на свое счастье, Бурундук в тот день не встретил. (Кстати, жаль - было бы очень любопытно и забавно взглянуть - желательно в замочную скважину - на великую батальную сцену "Спонтанные дружеские контакты с сусликами"). Волк же с Бобром ожесточенно дрались на опушке - у них возникли какие-то недоразумения и взаимные несогласия в области толкования книги Владимира Ильича Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Бурундук, попытавшийся было установить с ними теплые дружеские отношения, был немедленно повержен совместными силами субъективного идеализма и воинствующего материализма ниц, после чего с позором изгнан (материальным референтом "позора" в тот солнечный день был увесистый пинок под зад).

И вот, расстроенный, погрустневший и обидевшийся на все прогрессивное человечество Бурундук побрел куда глаза глядят, не рассчитывая более на дружественный прием с хлебом и солью (а изначально, видимо, очень даже рассчитывал - все-таки инкарнация Ломоносова, как-никак, а не какой-нибудь там диджей Бобо).

Но тут, на беду всего вышеупомянутого прогрессивного человечества, повстречался на пути Бурундука Лось. Живая инкарнация Исаака Ньютона во всей своей полноте - и, как всегда, со своими рассуждениями о катающихся шарах и летающих яблоках. Страшно обрадовался Бурундук.

- Невтон! - душераздирающе завопил он, - и бросился на Лося с распростертыми объятиями.

От неожиданности Лось кашлянул и поперхнулся окончанием фразы про летающие яблоки.

- Ты кто такой? - строго спросил он Бурундука.

- Я - Бурундук, живая инкарнация великого русского ученого Михайло Васильевича Ломоносова! - заголосил Бурундук.

- Не знаю я никаких Ломоносовых, - важно произнес Лось, - инкарнация? Я не верю в инкарнации! - и, гордо отвернувшись, продолжил свой монолог, не обращая более внимания на шумного собеседника.

Бурундук немного оторопел, но услышав слова Лося о катающихся шарах и протяженности материи, снова воспрял духом.

- О, Невтон! О чем это ты таком интересном говоришь?

- Ты все еще здесь, инкарнация? - смерил его Лось презрительным взглядом из-под очков, - какой я тебе Невтон? Не видишь, что ли, что я - Лось?

Бурундук пропустил его слова мимо ушей.

- Ну как же, Невтон! Я очень хорошо знаю все про материю!

- Все-все? И откуда же тебе знать, инкарнация, про материю? Что такое материя?- собеседник явно раздражал Лося, отвлекая его от размышлений.

- Материя - это то, из чего вещь состоит и то, что определяет ее сущность! - гордо произнес Бурундук.

"Ни хрена себе финт! " - испуганно подумал Лось и ускорил шаг.

- Материя бывает двух видов!

"Твою мать" - пронеслась в голове Лося паническая мысль.

- Из собственной материи тело состоит, а посторонняя заполняет в теле промежутки, свободные от собственной материи!

"Господи, помилосердствуй!" - и Лось побежал.

- Постой, Невтон! Куда же ты! Это ведь так созвучно твоим собственным идеям! Невтон, постой!

Но Лося, уже развившего свою крейсерскую скорость, был способен теперь догнать разве что поезд системы "Красная стрела", которого отродясь в Лесу не водилось. Бурундук же, по своим антропологическим качествам, явно не относился к классу поездов.

- Невтооооон! - отчаянно закричал он. - Постооооой! Есть еще третий вид материи! Тяготиииииииииительнаяяяяя!

Только далекий хруст веток был ответом Бурундуку.

Так был посрамлен великий физик сокрушительной силой русского гения.

ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОПОНИМАНИЯ
Однажды Волк с Бобром сидели на берегу реки и размышляли о природе вечности. В это время по реке плыл в лодке Барсук. Увидев друзей, он начал, по своему обыкновению громко смеяться, чем вывел их из состояния медитативного сосредоточения вон.

- Ссскотина, - процедил Волк себе под зубы и покрутил пальцем у виска.

В ответ на это Барсук, не прекращая смеха, выудил из воды проплывавшее мимо опутанное тиной бревно и радостно помахал им.

"Сильно," - подумал Бобер, - "а Барсук-то не такой и придурок. Явно намекает на оковы сансары!"

"Сам ты лохматый, сволочь!" - подумал Волк и показал Барсуку кулак.

"Да и Волк, однако, не такое и животное," - восхищенно подумал Бобер, "как по дзенски ответил об иллюзорности разницы между сансарой и нирваной!"

Барсук резко дернул поленом, и вся тина моментально слетела с него.

"О! Ну круто!" - подумал Бобер, - "как он четко упомянул про волосы Будды и необходимость просветления!"

"Это еще кто кого побреет!" - возмутился Волк и показал Барсуку задницу.

"О! О! О!" - подумал Бобер, - "Риндзая цитирует! Дыра в отхожем месте твой Будда! Ну, молодец!"

Барсук просто сложился пополам от смеха, и кинул поленом в Волка, но промахнулся и попал в Бобра.

- Ах ты бесово отродье! - взвыл Бобер, - да я тебе сейчас всю морду разобью, тварь такая! - и бросился в реку наперерез плывущей лодке.

Волк припустил вслед за другом.

* * *
Однажды Волк с Бобром сидели под большим старым вязом и за бутылкой вина рассуждали о тайнах египетских пирамид.

В это время мимо проходил Медведь.

- Что вы делаете? - возмутился он, - вино замутняет сознание и недопустимо для ищущего Просветления!

- А кто здесь ищет просветления? - спросил Волк.

- Бобер! - продолжал возмущенный Медведь, - вот от тебя я этого никак не ожидал! Зачем ты пьешь вино?

- Потому что мне нравится его вкус, - ответил Бобер, глядя на муравья, взбирающегося вверх по травинке.

- Волк! А тебе давно уже пора прекратить все эти плотские утехи! Зачем тебе вино? - не унимался Медведь.

- Иди в задницу, - коротко ответил Волк.

И друзья вернулись к своему разговору, не обращая более на Медведя никакого внимания.

Медведь же, неудовлетворенный результатами беседы, продолжал укоризненно глядеть на них.

Волк достал сигарету, прикурил и с наслаждением выпустил струю густого дыма в просвет между деревьями.

- Что же ты творишь Волк? - вновь не выдержал Медведь.

- Я? - переспросил Волк. - Я созерцаю звезды сквозь струи табачного дыма.

- Как ты можешь! Курение разрушает твой организм и мешает сосредоточению на главном вопросе.

- Иди в задницу, - сказал Волк.

- А что за главный вопрос такой? - заинтересовался Бобер.

- В чем смысл жизни? И как постичь сущность Вселенной прямо и непосредственно?

Волк поперхнулся табачным дымом.

- Ты бы еще о сущности дзен-буддизма спросил, - усмехнулся он.

- А все-таки? Ответь мне, Волк, как постичь сущность Вселенной прямо и непосредственно?

- Иди в задницу, - ответил ему Волк.

Медведь обиделся.

- Грубый ты все-таки, Волк. Я тебе серьезный вопрос задал.

- А он тебе серьезно и ответил, - вмешался Бобер, - путь в задницу - это самый кратчайший путь к прямому и непосредственному постижению сущности Вселенной.

- Да ну вас. Идите вы сами такими путями постижения, - окончательно обиделся Медведь и ушел.

- Так я все-таки не понял, - сказал Волк.

- Чего ты не понял?

- За каким хреном Хеопсу понадобилось ориентировать пирамиду по сторонам света с точностью до двух угловых секунд?

- Знаешь что, Волк, - сказал Бобер. - Иди ты в задницу со своими пирамидами. Пей лучше вино.

* * *
Как-то раз Медведь повстречал в Лесу Барсука и спросил его о сущности дзен-буддизма. Барсук рассмеялся. Медведь обиделся и погнал Барсука через чащу к реке (хотя это еще большой вопрос - кто, кого, куда и зачем гнал). Но, будучи от рождения не очень поворотливым и грациозным, очень быстро отстал и чуть было не заблудился. На его пути вовремя повстречалось стадо пикирующих с небес Сусликов - оно заставило Медведя очень быстро (несмотря на все свою неповоротливость) изменить свои планы насчет передвижений в пространстве. А вот куда девался Барсук - непонятно.

КАК МЫШЬ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ СТРАХ ПРЕОДОЛЕЛА
На самой окраине Леса, под покосившейся, заросшей мхом кочкой, жила Мышь. Зимние месяцы она проводила в глубокой, непробудной спячке (хотя до Хорька ей, конечно же, было далеко - тот ухитрялся спать практически все время, да еще и сны, к тому же, видеть, чего за Мышью никогда не водилось).

Остальное же время года наша Мышь была одолеваема всеми известными прогрессивному человечеству видами экзистенциального страха одновременно. Экзистенциальная Тревога, Экзистенциальное Отчаяние, Экзистенциальный Ужас и Ощущение Тотальнейшей Заброшенности В Мир (под кочку, если уж быть точным) - все это было ведомо Мыши отнюдь не понаслышке.

Существование порой начинало конфликтовать с ее Сущностью с такой невероятной и ужасающей силой, что бедная наша Мышь в Экзистенциальной Панике начинала метаться по своей маленькой норке, с разбегу ударяясь о земляные ее углы и вызывая тем самым тысячи миниатюрных (но вполне катастрофических в масштабах норы) землетрясений.

О Мире, лежавшем за пределами ее норы, ей было известно не так и много. Но, во всяком случае, Мыши было известно, по крайней мере, три факта, казавшихся ей вполне достоверными.

Во-первых, мир за пределами ее норы все-таки существовал. Порой это его существование вторгалось внутрь норы очень недвусмысленным (можно даже сказать, хамским) способом, о котором мы расскажем чуть позже.

Во-вторых, мир за пределами норы был местом вполне ужасающим, потому что в нем водились Суслики.

В-третьих, в мире за пределами норы водились Суслики, и это делало его местом вполне ужасающим.

(Следует отметить, что только читателю, никогда в жизни не сталкивавшемуся лицом к лицу с Сусликом, второй и третий факты покажутся несколько тавтологичными. Ни одному обитателю Леса ни когда бы не пришло в голову применить слово "тавтология" к Суслику. Душевное здоровье, знаете ли, дороже).

Суслики являлись одним из самых конкретных воплощений Экзистенциального Страха нашей Мыши. Можно было бы их даже обозвать "материальными референтами" этого Страха, если бы хватило на это смелости. К сожалению, смелости на это хватит только у стада кенгуру, живущих под горой Фудзияма. Но, к величайшему сожалению, стаду кенгуру, живущих под горой Фудзияма, совершенно неведом термин "материальный референт".

Ах да. Мышь.

По какой-то, совершенно неведомой нам причине (опять же, следует отметить, что любая причина и любое следствие тут же становятся неведомыми, как только речь заходит о Сусликах), нора Мыши была избрана Сусликами одним из важнейших объектов для медитации, наряду с "Брачующимися ежиками" Бобра - этим мексиканским сериалом от скульптуры, и ясенем Игдразиль, который от этих пертурбаций давно уже потерял всяческое подобие формы.

В моменты этой медитации сила Экзистенциальных Переживаний Мыши прямо-таки достигала своего апогея, и она начинала тонко и очень жалобно пищать. Суслики, вероятно, реагируя на этот звук (ведь о Сусликах никогда ничего нельзя сказать с полной уверенностью), начинали с особым усердием вглядываться вглубь норы, и их интерес к ней возрастал тем больше, чем тоньше становился писк несчастной Мыши. Дело это всегда оканчивалось Глубочайшим Экзистенциальным Обмороком (Мыши, конечно же, а не Сусликов), после чего она очень долго приходила в Себя (видать, блуждала где-то по дороге).

Сколько ни уверяла себя наша Мышь, что все ее Страхи - это и не Страхи вовсе, или что ее Страх - это неотъемлемый компонент ее Экзистенциальной Свободы, или что она увязла в "Свободе От" и никак не может наконец перейти к "Свободе Для" - ничего не помогало. Экзистенциальные Обмороки становились все глубже и глубже, а медитации Сусликов - все воинственнее и воинственнее.

И вот однажды осенью, не в силах больше терпеть всех этих надругательств, Сущность Мыши впала в очередной конфликт с ее Существованием. Этот конфликт разрывал ее с такой силой, что оказалась наша Мышь буквально выброшена им за пределы своей норы.

И увидела она тогда, что мир вокруг - прекрасен и удивителен. Что никаких Сусликов поблизости нет, только елка какая-то покосившаяся торчит (Мышь ничего не знала о том, что ясень Игдразиль в очередной раз был не в форме). Яркое солнце слепило ей глаза, улыбаясь с небес, все вокруг было покрыто золотыми листьями, и белоснежные облачка лениво купались в пронзительно ясном голубом небе.

Невероятный восторг охватил все существо Мыши. Забыты были все конфликты, все Сущности и Существования, Экзистенциальные Ужасы... да и вообще, шел бы этот экзистенциализм на фиг и куда подальше.

И радостная Мышь с восторженным писком побежала вперед по осенней траве. Она кувыркалась, прыгала и не уставала радоваться жизни.

Бежавший мимо Лис чуть было не принял ее за кусочек жизнерадостного голландского сыра... но вовремя (для Мыши) подумал, что ни одному голландскому сыру не свойственна такая искренняя и неприкрытая жизнерадостность. И поэтому есть ее не стал.

Так Мышь смогла преодолеть Экзистенциальный Страх.

И ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ О СУДЗУКИ
Однажды Бобер спросил у Волка:

- Серый, а какого, прости за выражения, хрена, ты все время называешь Судзуки "Дайкиро"?

- А в чем, собственно, проблема? - спросил Волк.

- Но ведь его настоящее имя - Дайсэцу Тэйтаро Судзуки.

- А мне ли не по фигу? - удивился Волк.

Бобер задумался.

- А все-таки? Если подумать?

- Глиняный Будда не пройдет сквозь воду, деревянный Будда не пройдет сквозь огонь, бронзовый Будда не пройдет сквозь плавильную печь, - ни к селу ни к городу изрек Волк, подумав.

- Все это конечно, замечательно, - согласился Бобер, - но причем здесь Судзуки?

- Да иди ты в задницу со своим Судзуки, Бобер. Пойдем лучше пива попьем.

* * *
Однажды Волк шел по лесу и курил, и тут внезапно натолкнулся на Медведя, который что-то бормотал, прислонившись к дереву.

- Ты что это делаешь, косолапый? - поинтересовался Волк.

- Не видишь, что ли? Сутры читаю, - оскалился Медведь недовольно.

- Понятно, - сказал Волк и собрался было идти дальше.

- Опять куришь? - спросил Медведь.

- Курю, как видишь, - кивнул Волк.

- Ну и какой ты после этого буддист? Разве буддисты курят? Несешь всякую чушь, дерешься, заповеди не соблюдаешь, в священных текстах не разбираешься, мясо ешь. Да еще и претендуешь на то, что понимаешь дзен.

- Я не понимаю дзен, - пожал плечами Волк.

- Ну и какой ты после этого дзен-буддист?

- Я - не дзен-буддист, - сказал Волк и пошел дальше, оставив Медведя читать свои сутры в одиночестве.

НЕСКОЛЬКО ТЕЗИСОВ НАСТОЯЩЕГО БОДХИСАТВЫ
Любой ненастоящий бодхисатва - не бодхисатва вовсе, а настоящих бодхисатв не бывает.

Настоящий бодхисатва ни на чем не заморачивается, а если он на чем-то и заморачивается, то он не заморачивается по этому поводу.

Настоящий бодхисатва всегда улыбается, за исключением тех случаев, когда он не улыбается.

Настоящий бодхисатва не делает разницы между мясом и соей - бобы ведь тоже хотят жить.

Настоящий бодхистава может пить, курить, спать с женщинами и вообще заниматься чем ему угодно (равно так же он может не курить, не пить, не спать с женщинами и вообще ничем не заниматься).

Бескрайний цинизм - незаменимое орудие настоящего бодхисатвы.

Отсутствие привычек тоже привычка. Поэтому настоящий бодхисатва не заморачивается по поводу своих привычек.

Настоящий бодхисатва не станет есть вареный лук, если ему это не нравится.

Христианский бог един в трех лицах, а настоящий бодхисатва един во множестве задниц.

ВЕСТИ С ПОЛЕЙ (КОРОТКО ОБО ВСЕМ)
Однажды Волк случайно уронил в костер одну редкую книгу из библиотеки Бобра. Когда тот вернулся, Волк спросил его:

- Скажи, Бобер, а почему люди умирают?

- Ну, это же известно, Волк. Все должно умереть, и особенно то, что уже долго жило.

- Твоей книге пришло время умереть, Бобер, - сказал Волк, показывая ему на остатки обгоревших страниц.

Бобер, зарычав, бросился на него с кулаками.

Как выяснилось, и Барсука можно удивить. Однажды, гуляя по лесу, он увидел свое отражение в луже...

Однажды Бобер спросил у Волка:

- Почему ты так не любишь Судзуки?

- Из него не приготовишь хорошего рагу, - был ему ответ.

Однажды Медведь спросил у Волка:

- В чем смысл прихода Бодхидхармы с юга?

Волк ничего не ответил.

Однажды Медведь спросил у Бобра:

- В чем сущность дзен-буддизма?

- Посмотри, - сказал Бобер, - какие высокие эти деревья, и какие маленькие - вон там.

- Э, нет, - ответил Медведь, - Судзуки я тоже читал. Ты мне по-своему ответь!

В это время сзади подошел Волк, но ничего не сказал.

Однажды Лось услышал, что по лесу бродит страшный зверь, который нудно рассказывает всем про летающие яблоки, катающиеся шары и третий закон Ньютона. Лось очень испугался...

Однажды Лис, который был большим любителем всего голландского, бежал по лесу, и обнаружил в траве ежика, но на всякий случай делать с ним ничего не стал, а вместо этого в который уже раз съел Ворону.

По непроверенным данным, Бобер в очередной раз взялся за воссоздание своей бессменной скульптурной композиции "Брачующиеся ежики". Во избежание Сусликов, место дислокации произведения искусства держится в секрете. Хотя лично я сомневаюсь, что это хоть сколько-нибудь поможет...