Цитата:
генерал В. Н. Клембовский связывается с штабом Северного фронта и передаёт, что генерал Алексеев и великий князь Сергей Михайлович настоятельно просят генерала Н. В. Рузского доложить Николаю II о «безусловной необходимости принятия тех мер, которые указаны в телеграмме генерала Алексеева его величеству, так как им это представляется единственным выходом из создавшегося положения». Они полагают, что генералу Рузскому исполнение этой просьбы не представит затруднений, поскольку, по их мнению, генерал Рузской придерживается тех же взглядов, что и генерал Алексеев. Великий князь Сергей Михайлович, со своей стороны, полагает, что наиболее подходящим лицом (в качестве главы ответственного министерства) был бы Родзянко, пользующийся доверием[2].
В половине восьмого вечера доставлена телеграмма главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала А. А. Брусилова министру двора генерал-адъютанту графу Фредериксу:
По долгу чести и любви к царю и отечеству обращаюсь к вашему сиятельству с горячей просьбою доложить государю императору мой всеподданнейший доклад и прошение признать совершившийся факт и мирно и быстро закончить страшное положение дела. Россия ведет грозную войну, от решения которой зависит участь и всего нашего отечества и царского дома. Во время такой войны вести междоусобную брань совершенно немыслимо, и она означала бы безусловный проигрыш войны к тому времени, когда вся обстановка складывается для нас благоприятно. Это угрожает безусловной катастрофой и во внутренних делах… Каждая минута промедления повлечет за собой новые напрасные жертвы и затруднит благоприятное разрешение кризиса.[2]
Цитата:
Алексеев использовал донесение адмирала Непенина о положении дел в Балтийском флоте для психологического давления на императора, истолковав действия адмирала Непенина как признание командованием Балтийского флота Временного комитета Государственной думы[19]. Дословно в телеграмме вице-адмирала Непенина говорилось:
Сообщаю для доклада государю императору, что мною получены … телеграммы председателя Государственной думы Родзянко. Эту переписку сообщил для сведения соседям по фронту…, это же мною … приказано прочесть командам. Считаю, что только таким прямым и правдивым путём я могу сохранить в повиновении и боевой готовности вверенные мне части. Считаю себя обязанным доложить его величеству моё искреннее убеждение в необходимости пойти навстречу Государственной Думе, без чего немыслимо сохранить в дальнейшем не только боевую готовность, но и повиновение частей…[2]
Цитата:
Узнали и то, что при нахождении генерала Иванова на станции прошло несколько поездов из Петрограда, переполненных пьяными солдатами. Многие из них своевольничали, говорили дерзости. Несколько десятков солдат были генералом арестованы. Многих солдат обыскали и нашли у них большое количество офицерских шашек и разных офицерских вещей, очевидно, награбленных в Петрограде. Генерал Иванов, по-стариковски, патриархально, бранил задержанных солдат, ставил их на колени, приказывал просить прощения, а арестованных увез со своим поездом. Все это, по рассказам очевидцев, носило довольно странный характер и производило смешное впечатление чего-то несерьёзного, бутафорского.
Цитата:
Николай II принимает генерала Рузского вечером после ужина. Тот докладывает об общеполитической ситуации, включая рост революционного движения в Москве, и советует немедленно принять решение, сообразно с проектом Родзянко и Алексеева, — учредить правительство, ответственное перед Думой.
...
Переговоры затянулись до поздней ночи и несколько раз прерывались. Переломным моментом, несомненно, стало получение в 22:20 проекта предполагаемого манифеста об учреждении ответственного правительства, который был подготовлен в Ставке и направлен в Псков за подписью генерала Алексеева. Согласно проекту, Родзянко поручалось сформировать Временное правительство[8][2]. Телеграмма Алексеева, по словам Г. М. Каткова, показывала, что начальник штаба Верховного главнокомандующего и фактический главнокомандующий действующей армии безоговорочно поддерживает предлагаемое Рузским решение и что за любой мерой против Рузского (разжалованием, арестом или даже казнью за измену) неизбежно должны были последовать решительные перестановки в высшем военном командовании, что в условиях войны было крайне рискованным. Нет сомнения, пишет Катков, что телеграмма Алексеева «была решающим моментом акции, направленной на то, чтобы сломить волю императора»[8].
Тем не менее, потребовалось ещё немало времени, прежде чем в присутствии одного только графа Фредерикса, министра двора, в качестве свидетеля император наконец подписал телеграмму, которой разрешал обнародовать предложенный Алексеевым манифест[8]. Теперь первоочередной задачей было задержать движение войск на Петроград и отозвать экспедицию генерала Иванова.
Позднее Николай II в общении с близкими жаловался на грубость и давление со стороны генерала Рузского, благодаря которым тот принудил его изменить своим нравственным и религиозным убеждениям и согласиться на уступки, которых он не собирался делать. По мнению Каткова, рассказ о том, как Рузский, потеряв терпение, стал довольно невежливо настаивать на необходимости немедленного решения, шёл от вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которой Николай II во время их длительного свидания в Могилёве после отречения подробно рассказывал обо всём, что произошло в Пскове. Для Николая II и для его супруги просто отречение представлялось нравственно гораздо более приемлемым, чем добровольный отказ от взятой на себя ответственности за Россию и создание «правительства, ответственного перед Думой». Тем не менее император никак не выразил Рузскому своего недовольства и не колеблясь проделал весь обряд благодарения «за верную службу», с положенными объятиями
Генерал А. И. Спиридович писал об этом в своих воспоминаниях[20]:
В тот вечер Государь был побеждён. Рузский сломил измученного, издёрганного морально Государя, не находившего в те дни около себя серьёзной поддержки. Государь сдал морально. Он уступил силе, напористости, грубости, дошедшей один момент до топания ногами и до стучания рукою по столу. Об этой грубости Государь говорил с горечью позже своей Августейшей матушке и не мог забыть ее даже в Тобольске.
2 марта в час ночи за подписью Николая II генералу Иванову отправлена телеграмма: «Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать». Тогда же генерал Рузский приказывает остановить продвижение выделенных им войск к Петрограду и возвратить их на фронт и телеграфирует в Ставку об отозвании войск, посланных с Западного фронта. Вооружённое подавление мятежа в столице не состоялось.
Поручив Рузскому информировать от его имени Алексеева и Родзянко о том, что он согласен на формирование ответственного правительства, Николай II уходит в спальный вагон, однако засыпает только в 05:15 утра.
Цитата:
Реакция в Ставке на такое развитие событий была бурной. Получив запись разговора Рузского с Родзянко, генерал Алексеев в 9 часов утра приказал генералу Лукомскому связаться с Псковом и попросить немедленно разбудить царя и доложить ему содержание этого разговора («Переживаем слишком серьёзный момент, когда решается вопрос не одного Государя, а всего Царствующего Дома и России, генерал Алексеев убедительно просит безотлагательно это сделать, так как теперь важна каждая минута и всякие этикеты должны быть отброшены»), на что получил ответ от начальника штаба Северного фронта генерала Данилова, что царь только недавно заснул и что на 10:00 назначен доклад Рузского[2].
От себя лично генерал Лукомский просил передать генералу Рузскому следующее:
…По моему глубокому убеждению, выбора нет, и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся царская семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками… Если не согласится, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнётся междоусобная война, и Россия погибнет под ударом Германии, и погибнет вся династия.[2]
Тем временем Алексеев по собственной инициативе составил и отправил краткое изложение разговора между Рузским и Родзянко всем главнокомандующим фронтами, кроме Северного (то есть великому князю Николаю Николаевичу на Кавказский фронт, генералу Сахарову на Румынский фронт, генералу Брусилову на Юго-Западный фронт, генералу Эверту на Западный фронт), попросив их срочно подготовить и направить в Ставку своё мнение:
генералы Лукомский, Рузский, Иванов, Алексеев... ОТЪЯВЛЕННЫЕ ЖИДОБОЛЬШЕВИКИ!!!
Цитата:
В 14—14:30 в Ставку начали поступать ответы от главнокомандующих фронтами.
Великий князь Николай Николаевич заявил, что «как верноподданный считаю по долгу присяги и по духу присяги коленопреклонённо молить государя отречься от короны, чтобы спасти Россию и династию»; также за отречение высказались генералы Эверт А. Е. (Западный фронт), Брусилов А. А. (Юго-Западный фронт), Сахаров В. В. (Румынский фронт), командующий Балтийским флотом адмирал Непенин А. И. (по собственной инициативе, вечером 2 марта).
Генерал Сахаров в своей телеграмме назвал Государственную Думу «разбойной кучкой людей … предательски воспользовалась удобной минутой для проведения своих преступных целей», но «рыдая, вынужден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом, является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъявлению дальнейших, ещё гнуснейших притязаний», а генерал Эверт заметил, что «на армию в настоящем её составе при подавлении беспорядков рассчитывать нельзя… Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь её от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких».
Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак А. В. ответа не послал.
По свидетельству Спиридовича А. И., генерал Алексеев пытался также уговорить начальника Морского штаба при Ставке адмирала Русина А. И. склонять Николая II к отречению, и так описывает эту сцену:
Утром адмирал Русин был приглашен к генералу Алексееву. Алексеев рассказал, что Государь задержан в пути, находится во Пскове и ему из Петрограда предъявлены требования.
— «Что же требуют? Ответственного министерства?» — спросил адмирал.
— Нет. Больше. Требуют отречения, — ответил Алексеев.
— Какой ужас, какое несчастье, — воскликнул Русин.
Алексеев спокойно и невозмутимо молчал. Разговор оборвался. Собеседники поняли друг друга. Русин встал, попрощался и вышел из кабинета, даже не спросив для чего, собственно, его приглашал Алексеев.
Цитата:
Между двумя и тремя часами пополудни Рузский вошёл к царю в сопровождении генералов Данилова Ю. Н. и Саввича С. С., взяв с собой тексты телеграмм главнокомандующих, полученные из Ставки. Николай II попросил присутствующих генералов также высказать своё мнение; все они высказались за отречение.
Примерно в три часа царь принял решение об отречении в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича. Вскоре после этого он написал телеграмму генералу Алексееву: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ»
Непосредственный участник событий, генерал Саввич С. С., так описывал принятие царём этого решения:
Рузский сначала предложил для прочтения Государю телеграммы, а затем обрисовал обстановку, сказав, что для спасения России, династии сейчас выход один — отречение его от престола в пользу наследника. Государь ответил: [i]«Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия».
Рузский почтительно доложил: «Ваше Величество, заниматься сейчас анкетой обстановка не представляет возможности, но события несутся с такой быстротой и так ежеминутно ухудшают положение, что всякое промедление грозит неисчислимыми бедствиями… Я прошу Ваше Величество выслушать мнение моих помощников, оба они в высшей степени самостоятельные и притом прямые люди».
Государь повернулся к нам и, смотря на нас, сказал: — Хорошо, но только прошу откровенного мнения. …Данилов не видел другого выхода из создавшегося тяжелого положения, кроме принятия предложения Председателя Государственной думы. Государь, обратясь ко мне, спросил:
— А вы такого же мнения?
Я страшно волновался. Приступ рыданий сдавливал
— …Я человек прямой, и поэтому вполне присоединяюсь к тому, что сказал генерал Данилов.
Наступило общее молчание, длившееся, как мне показалось, около двух минут. Государь сидел в раздумье, опустил голову. Затем он встал и сказал:
— Я решился. Я отказываюсь от престола.
При этом государь перекрестился. Перекрестились и все мы.[/i]
Генерал Данилов добавил к этому, что «минута была глубоко торжественна. Обняв генерала Рузского и тепло пожав нам руки, император медленными задерживающимися шагами прошёл в свой вагон».
генералы Данилов и Саввич - жыдобольшевики.
Более того, жыдобольшевиками оказались и генерал Эверт, и ДАЖЕ ВЕЛИКИЕ КНЯЗЬЯ СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ И НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ.
Князь Львов тоже жыдобольшевик.
Единственными честными людьми оказались: адмиралы Русин и Колчак.
Первый без промедления в октябре принес присягу Совнаркому, второй послал временное правительство нахер и потом пытался воевать "сам за себя".
Генерал Дубенский Д. Н. комментирует отречение словами
«сдал, как сдают эскадрон… надо было ехать не в Псков, а в гвардию, в Особую армию».
Но самым большим дегенератом оказался Великий Князь Михаил Александрович.