Корона вируса

путались в волосах. Пот стекал по распаренным лицам торговцев – только торговцы рискуют в жаркий сезон посещать непроходимые джунгли Великой Африки. Климат на планете отличался непредсказуемостью, леса и воды изобиловали хищниками, высоченные темнокожие великоафриканцы славились неумолимой свирепостью и не брезговали каннибализмом. Но на исходе четвёртого из шести летних месяцев туземцы забивали длинноногих, могучих птиц, похожих на земных страусов. Провисев с пару месяцев на жаре, огромные туши становились вкусны и целебны. Покрытое янтарным жирком, тающее во рту мясо способствовало пищеварению и хорошему цвету лица, излечивало юношеские прыщи, женскую истерию и старческое бессилие. И продавалось на вес золота – великоафриканцы крайне неохотно расставались со своим любимым кушаньем, а все попытки повторить рецепт завершались плачевно – туши гнили и тухли. Вот и продирались сквозь джунгли господа коммерсанты, охмуряли туземцев бусами, зеркалами и огненной водой. Многие не возвращались…
Фёдор Булкин и Джон О’Рейли рассчитывали вернуться. Они везли товары, перед которыми не устоял бы любой дикарь – поющих китайских кукол, коробочки пёстрого аквагрима, ёлочные гирлянды, капроновые банты всех цветов и, конечно же, бусы и зеркала. Ездовой робот Янки, жалобно скрипел гусеницами – компаньоны надеялись, что обратно он поползёт так же тяжко нагруженным. Огненной воды в багаже, упаси боже, не было – обещание командора Фон Клотца повесить на воротах базы любого, кто станет продавать спиртное туземцам, было отнюдь не шуткой. Но О’Рейли был бы плохим ирландцем, если б не мог с закрытыми глазами собрать самогонный аппарат из подручных деталей. И Булкин от него в этом не отставал. Им нужны были туши – как минимум три – чтобы выкупить со штрафной стоянки бедную «Клементину» - родную ржавую развалюху, прошедшую с компаньонами полгалактики.
- Тед, я тебе говорил - на шестнадцатилетие мне подарили настоящую ракету. Папаша с дядьями скинулись. Как сейчас помню – старик хлопал меня по плечу, выдыхал перегар и вещал «Джонни, такого раздолбая как ты не видал даже Дублин. Лети отсюда, малыш!» Вот я и улетел.
- У меня не было папы, Джон, - Фёдор крякнул и смахнул с волос алчную стрекозу. – Моя мама хотела, чтобы я стал музыкантом. Играл на скрипочке…
- Это ж здорово! - О’Рейли расплылся в улыбке. – Сядешь в пабе, начнёшь «Ра-ти-ту-ру-ла-лей!» и все тебе наливают.
- Какое там. В фи-лар-мо-ни-и. В костюмчике с белой рубашечкой, третьей скрипкой в пятом ряду…
Веснушчатую физиономию ирландца перекосило.
- До тринадцати лет терпел. Пока матушка замуж не вышла. А как отчим ко мне приставать начал… да нет, со скрипочкой, надо, мол, Федя! – я и сбежал.
- И правильно сделал! Русский с ирландцем братья навек! – Джон снял с пояса флягу, неторопливо открутил крышечку, смачно глотнул и передал другу.
- Ирландский? – осведомился Фёдор.
- О’Хара божился, что прямо из Тары. Врёт, наверное. Но виски знатный, - О’Рейли повёл носом и с сожалением прицепил флягу обратно.
- Кстати о виски… Где мой процент, Джон?!
- Какой процент? - неискренне удивился О’Рейли.
- Со сделки, - напомнил Фёдор.
- С какой сделки? – Джон обиженно заморгал, сделавшись похож на толстого рыжего ангела.
- С партии кубинских сигар. Я, между прочим, целый вечер потратил, уговаривая эту свинью Шнеерсона уступить товар именно нам!
- А, с сигар… - Джон потупился. – Понимаешь, я тоже потратил на эту свинью целый вечер. Взял контейнер контрабандного «Беломора» и тут же перепродал в виски-бар на орбитальную станцию. А сигары стоят как батл каждая и космикам даром не нужны. Бизнес есть бизнес.
У Фёдора зачесались кулаки. Он собрался было напомнить бесстыжему ирландцу про проигранную на пари шлюпку, упущенный в космос скафандр и разбитый плафон в кают-компании, но какое-то яркое пятно впереди привлекло его внимание. Булкин всмотрелся пристальнее:
- Баба! Баба, Джонни! Настоящая баба!
И вправду – на уютной полянке, раскинувшись как дитя, мирно спала молоденькая туземка. Пышные кудри разметались по зелёной траве, розовый ротик чуть приоткрылся, упругие грудки дразнясь выглядывали из-под цветочных ожерелий, стройные ножки поражали воображение, на прелестном, нежном животике сидела бабочка. Рядом с девушкой стоял небольшой дерюжный мешок. Джон взглянул туда и закричал шёпотом:
- Золото! Тед, мы спасены!!!
Булкин отмахнулся. Он присел на корточки рядом с девушкой, наклонил голову, заглянув снизу в её прелестное, невинное личико. От смуглой, тёмно-медовой кожи пахло тропическими цветами и здоровой, неиспорченной женственностью – никакие помады, крема и массажные щётки никогда не касались этой инопланетной Евы…
Перекрестившись от счастья О’Рейли запустил руку в мешок, достал жёлтый лоснящийся самородок и прижал к сердцу. Фёдор осторожно отвёл прядку волос от сонной щеки, прикоснулся грубыми пальцами к тёплой, пушистой как персик коже. Неземное создание открыло огромные фиалковые глаза, взмахнуло длиннющими ресницами – и завизжало, как ошпаренная коза. В тот же миг с нависающих веток, из кустов и из-за деревьев ломанулись друзья и родственники красотки. Мелькали пёстрые копья, летели перья с дикарских уборов, сыпались на истоптанную траву зубы и серьги. Булкин с О’Рейли встали спина к спине и дрались как звери. Робот Янки натужно взрёвывая попытался удрать, но его завалили первым – перевернули на титановую спину и тотчас начали потрошить тюки. Разноголосый писк кукол подсказал компаньонам, что они остаются без выручки. От злости даже прибыло сил, но ненадолго. Огромная, липкая сеть, упавшая с псевдобаньяна запутала бойцов намертво. Свирепые великоафриканцы, сверкая свежими синяками, крепко связали О’Рейли и Фёдора, прицепили к палкам как кабанов и понесли в чащу.
«Съедят» - обречённо подумал О’Рейли. Фёдор был примерно того же, но более пространного и нецензурного мнения.
Несли их долго. Комары и москиты искусали друзей до слёз – и ведь не почешешься. Очень хотелось спать, есть, воды и хорошенько дерябнуть. Фёдор увидел туземку-наводчицу, весёлую и довольную, попытался плюнуть в неё, но не попал. Туземцы скалили уцелевшие зубы и что-то свирепо лопотали. И как на грех, переводчик у Джона сбили с уха и затоптали, а Фёдор свою машинку неосмотрительно таскал в дальнем кармане брюк.
Наконец вдалеке показалась деревня. Визжали и довольно хрюкали псевдосвиньи, тоненько тявкали псевдособаки, рыли землю голенастыми лапами драгоценные птицы, обаятельные жёлтые птенчики копошились в пыли вместе с чумазыми человеческими детёнышами. Полуголые красавицы вперемешку с иссохшими старыми ведьмами выглядывали из дверей хижин. Победители торжествующе заорали, им в ответ тут же застучал барабан, потянуло дымком. Пленников приволокли к солидному, огороженному частоколом строению и неожиданно развязали. Растирая затёкшие конечности, друзья печально смотрели на черепа, ухмылявшиеся им со столбов. Ворота маленькой крепости открылись, взметнулись в салюте копья, и к пленникам вышел вождь – красавец мужчина, весом никак не меньше полутораста кило. В больших ушах у него болтались большие золотые серьги, на руках и ногах – золотые браслеты, срам прикрывала пышная гирлянда из белых цветов, другая обвивала мощную шею и свисала на смуглый, волосатый живот. Вождь зевнул, лениво поприветствовал своих доблестных воинов и неожиданно заговорил на корявом, но вполне внятном пиджине:
- Ты и ты - воины с небесной-лодки?
- Да, большой-человек-чьи-ноги-попирают-врагов-а-голова-увенчана… - Фёдор лихорадочно подбирал титул.
- Не болтать! Ты и ты – трогать женщина, воровать золото. Так?
- Мы не виноваты, ваша честь, оно само там лежало, - вздохнул О’Рейли. – Не бросать же живые деньги в лесу.
- Я-большой-человек-на-три-ладони-деревни. По моя земля может ходить женщина с мешок золота, и ни один плохой воин не обидеть женщина, - вождь зевнул ещё раз и протянул руку – заботливый слуга вложил в неё калебас с каким-то перебродившим напитком. – Огненная вода есть?
- Нет, - друзья развели руками, - но можно…
- Я-большой-человек говорю – нельзя! – вождь опрокинул содержимое калебаса в свою огромную глотку. – Выбирай, смерть или матумба?!
Джон и Фёдор переглянулись. Что такое «матумба» они не знали, но сердце подсказывало самое нехорошее. А с другой стороны – у живого человека есть шансы выбраться, а у мёртвого шансов нет.
- Матумба! – рявкнул О’Рейли.
- Матумба, - чуть помедлив, согласился Булкин.
Удивлённый вождь перестал чесать брюхо и посмотрел на пленников с уважением. Подошёл, похлопал по плечам тяжёлой ручищей:
- Смелый воин! Настоящий мужчина. Раньше весь воин с небесная-лодка выбирать «смерть!». Сегодня есть, спать. Матумба завтра.
Друзей отвели в уединённую хижину на самом краю деревни, дали печёной свинины, каких-то фруктов, большой калебас полный мутноватой и теплой, но всё же пригодной для питья воды, и заперли. Утолив первый голод, коммерсанты задумались – положение было самое что ни на есть безвыходное. О’Рейли поглядел в щели – четверо здоровенных великоафриканцев ходили вокруг хижины неусыпным караулом. Фёдор попробовал было попроситься до ветру – ему недвусмысленно указали на прикрытую крышкой ямку в углу и текущий на дне ручеёк. Дело отчётливо пахло неприятностями.
Хмурый Фёдор достал переводчик, прицепил его на ухо – разбирать, о чём болбочут дикари. Снял с пояса свою флягу – и чуть не заплакал – в драке кто-то сбил крышечку, от коньяка остался только запах. У О’Рейли его спасительницу под шумок сдёрнул с пояса ушлый туземц. Но ирландец был тоже не промах – из грудного кармашка на свет божий явилась ещё одна фляжечка, крохотная, с ладонь. Деловито свинтив колпачок, Джон вздохнул:
- А вот это и вправду ирландский виски. Настоян на вереске и меду. Ещё папаша мой, царство небесное, ставил. Эхх… Тед, может это последняя в жизни выпивка. Угощайся, дружище, русский с ирландцем братья навек!
Крякнув, Фёдор отпил хороший глоток – виски вправду был бесподобен. Тонкий вкус лета остался на языке…
- Как выбираться-то будем?
Джон ответил короткой фразой, предполагавшей возможность побега через интимное отверстие дохлой гиены сомнительных нравственных правил посредством косточки из моржового пениса вступившей в противоестественную связь с толстой задницей дерьмового вождя этой дерьмовой деревни. Фёдор в ответ намекнул, что возможно их участь будет куда печальней, чем судьба ни в чём не повинной гиены. Джон поинтересовался, какого органа Фёдор потащил их в эту деревню, когда можно было в своё удовольствие торговать вениками на станции. Булкин объяснил, какого именно органа кто-то задолжал всему космодрому и всему городку, отказался покупать сигары и имеет все шансы, вступив в любовную связь с собственной мамой, куковать на этой сексуально раскрепощённой планете до второго пришествия, любуясь на голубую луну в окошко туды её через качель дикой хижины. В ответ Джон примерился было заехать веснушчатым кулаком в челюсть компаньону, но вместо этого хлопнул себя по макушке и затанцевал по хижине.
- Всё прекрасно! Луна, мать её так! Луна!
Не отводя взгляд от скачущего О’Рейли Фёдор попятился к стенке, всерьёз заподозрив, что приятель неожиданно сбрендил.
- Всё просто, Тед! Завтра луны не будет!
- Джон, может, ты ещё выпьешь? – фальшивым голосом осведомился Фёдор. – И поспать ляжешь, я тебе компресс на голову сделаю – ты на солнышке, наверное, перегрелся.
О’Рейли остановился:
- Тед, в этой хижине есть один идиот. И это не я. Как ты думаешь, дикари боятся затмений?
Фёдор почесал в затылке.
- Наверное…
- Помнишь вечный календарь Африки в пабе «Глория»? В который мы дротиками кидали?
- Припоминаю… ты хочешь сказать?
- Да, осёл ты сибирский! Первого апреля, то есть завтра ночью, будет полное лунное затмение. Завтра с утра я скажу черномазому высокопревосходительству, что я, Джон О’Рейли - великий колдун, и если он немедленно не отпустит меня с тремя… нет с пятью птичьими тушами, я велю луне исчезнуть с небосвода к чёртовой матери!
- Мы скажем, - подхватил Фёдор. – Я читал про такой фокус – Колумб его что ли индейцам втюхал или Кортес – не помню.
- Мы ещё увидим небо в алмазах, – погрозил кулаком в окно Джон. - Мы им сами устроим матумбу – ирландца вздумали обдурить.
- Русский с ирландцем – братья навек! – ухмыльнулся Фёдор, - А хороша всё же была та туземочка. Сиськи славные – так бы и ухватил!
- Пухловата на мой вкус и брюшко мягкое. Я люблю тощих, поджарых девок…
За этой глубокомысленной беседой компаньоны скоротали вечер, а когда стемнело – зарылись каждый в свою кучу сена и спокойно уснули – пряный запах трав, похоже, отпугивал насекомых. Ночь прошла незаметно. Поутру Фёдор проснулся один. Он попинал ногами разворошённую кучу сена, подобрал и съел пару оставшихся яблокогруш, кинул огрызком в стену. Похоже Джона взяли сонного, тихо. И пока он тут прохлаждается и кушает фрукты, бедняге ирландцу — матумба… А луна как же? Джон почти не говорит на пиджин. Фёдор шагнул было к двери, машинально дёрнул себя за ухо и почувствовал, что переводчика нет. Он внимательно осмотрел кучу сена, в которой спал, пошлёпал ладонями по полу – пусто.
Дверь распахнулась, в хижину по одному вошли четверо рослых, плечистых великоафриканцев. Без особенных церемоний они подхватили Фёдора под локотки и потащили наружу. Булкин посопротивлялся для порядка, но не особо. Он берёг силы. Любопытные туземцы, туземки и маленькие туземчики провожали взглядами пленника. Давешняя красотка-наводчица прошлась рядом, стреляя влажными глазками. До чего ж хороша, стерва! Наплевав на печальные обстоятельства, Фёдор не удержался и подмигнул искусительнице. Та засияла.
Пленника вытащили на деревенскую площадь. Вождь уже сидел там на огромной колоде, разукрашенной перьями. Рядом с ним с ноги на ногу переминался… О’Рейли – гирлянда из белых цветов уже украшала красную потную шею мерзавца, переводчик блестел на ухе.
- Джон? – спросил Булкин.
- Прости, Тедди. Бизнес есть бизнес. От матумбы ещё никто не умирал. А когда мой друг Большой-Человек, - О’Рейли обернулся и фамильярно потрепал по плечу вождя, - поможет мне доставить туши до города, я продам их и непременно вернусь за тобой. Неужели ты думаешь, что я брошу тебя на съедение этим мерзавцам?!
- Думаю, бросишь, - спокойно сказал Фёдор и перешёл на пиджин. – О большой-человек-чья-душа-подобна-рассветной-птице! Этот воин с небесной-лодки – страшный колдун.
- Да, колдун, - благосклонно кивнул вождь. – Он пришёл ко мне в хижину ночью и открыл тайну, что завтра луны не будет.
- А знаешь ли ты, что БУДЕТ? – Фёдор заговорил зловеще.
- Эй… Тедди? – Джон изменился в лице.
- Этот страшный колдун остановит луну на небе, и пока будет темно, отнимет силу у ваших воинов, замкнёт чрева у ваших женщин и расколотит яйца у ваших птиц. А потом всех сожрёт и станцует джигу-дрыгу на ваших могилах! И только я, страшный, но добрый колдун, могу обезвредить его колдовство!
- Он всё врёт, Большой-человек! Не слушай его!
- Чем докажешь свои слова? – нахмуренный вождь оттолкнул ирландца и встал.
- Тем, что сегодня луна пройдёт свой путь по небу и никуда не сдвинется, - спокойно заявил Фёдор. – Сегодня не первое апреля, - добавил он по-английски.
- Будешь ждать целая ночь. Я сказал! – вождь ткнул пальцем поочерёдно в О’Рейли и Булкина. – До закат сидеть под Судное Дерево – Сонный Мама присмотрит.
Сонная Мама оказалась огромной жёлтой змеёй, похожей на перекормленного удава. Стоило Фёдору или О’Рейли пошевелиться, она подносила к лицам пленников плоскомордую голову, скалила зубы размером с человеческий палец и отвратно шипела. О’Рейли пробовал было перемолвиться словом с компаньоном, но Фёдор молчал – с предателями не разговаривают, их уничтожают.
На закате всё племя во главе с принаряженным вождём собралось вокруг Дерева. Стучали барабаны, верещали трещотки, хрипели дудки, переходили из рук в руки калебасы с таинственным напитком. Вращая бёдрами, отплясывали девушки, заунывные песни у дальних костров тянули старухи. По сигналу вождя змее преподнесли крохотного поросёнка, Сонная Мама заглотила добычу и расслабила кольца. О’Рейли с Фёдором бухнулись на землю. Вождь подождал, давая пленникам прийти в себя, но тут заволновалась толпа. Раздался дружный рёв – голубой яркий серпик луны показался на небосклоне.
- Колдуй! – указующий перст вождя ткнулся в толстый живот О’Рейли. Ирландец, недолго думая, выхватил калебас у ближайшего туземца, заглотил содержимое единым духом и хриплым голосом затянул:
In Dublin's fair city where girls are so pretty
'Twas there that I first met sweet Molly Malone
As she wheeled her wheelbarrow
Through street broad and narrow
Crying, "Cockles and mussels, alive, alive oh"
Не дожидаясь приказа, Фёдор вспомнил любимую песенку покойного деда:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные,
Островёёёёёрхия челны…

О’Рейли стёр пот со лба и выбил ногами развесёлую джигу. Фёдор, недолго думая, пустился вприсядку. Ирландец нехотя разулся и прошёлся босиком по углям. Русский прыгнул через костёр, а потом голыми руками поправил выпавшее бревно. Джон начал читать Шекспира, Фёдор ответил Пушкиным. Племя орало, свистело и улюлюкало. Луна медленно ползла по небу. Ирландец делался всё бледнее. Даже первый робкий лучик рассвета не окрасил румянцем его постную физиономию. Вождь широко зевнул и провозгласил:
- Ты колдун. Могучий колдун, смелый воин с небесная-лодка. Хижина, женщина, птица – живи с племя.
Булкин с достоинством поклонился.
- Ты, - суровый взгляд дикаря пригвоздил ирландца к земле, - ты врун и лентяй. Взять!
Ирландца подхватили под микитки и поволокли, невзирая на брань и сопротивление. Цель была близка – в джунглях, неподалёку от деревни. О’Рейли почувствовал ужасающее, тяжёлое зловоние ещё до того, как открылась деревянная дверь, загораживающая вход в большую пещеру. У двери снаружи стоял караул с обмотанными тряпками лицами, внутри приплясывали с десяток древних старух, самая молодая из которых могла бы быть (упаси боже!) бабушкой Джону.
- Матумба! – радостно провозгласила самая противная на вид одноглазая старуха. – Матумба – хорошо. Кушать матумба всяк любит, а готовить так нееет…
Цепко ухватив полузадушенного ирландца за ухо, хозяйка вонючего места оттащила его вовнутрь – по стенам пещеры были развешаны огромные туши, покрытые шевелящимся ковром из каких-то отвратительных насекомых.
- Вот, - удовлетворённо сказала старуха. – Утром сажать, вечером собирать. Днём пещера мыть, стена чистить, мясо крутить, следить сколько жуки есть. Греть, чтобы пахло. Вкууусно… Матумба, лучший матумба на десять рук деревня! На!
Проворно сощёлкнув в ладонь пару раскормленных бурых жуков, старуха сунула одного в рот, а другого протянула в подарок гостю. Ирландец позеленел…

* * *
Свободный и лёгкий, словно воздушный шарик, Фёдор Булкин лежал на постели из самых душистых трав, какие можно было найти в джунглях. На столе красовались порезанное, хорошо выдержанное птичье мясо (с ума сойти — за обедом съесть половину шлюпки… хорошо, четверть!), жареная свинина, варёные овощи, свежие фрукты. В калебасе рядом с постелью оставалось ещё с полпинты местного пойла – не такого и плохого на вкус, если сравнивать с пивом на станции. Под боком у русского, прижимаясь к нему пышной грудью и тёплым животиком сонно дышала давешняя бесстыдница туземка. От неё сладко пахло цветами. За окном стрекотали цикады, заливалась какая-то полуночная птаха. Очень хотелось закрыть глаза и ни о чём не думать, но Фёдор гнал сон – загибая пальцы, он пытался вспомнить точную разницу между земным и великоафриканским календарём. То ли три, то ли четыре дня опережения. Значит, поздравлять новых братьев с первым апреля понадобится либо через три… без либо, через три ночи. Сказать «завтра луны не будет» и сделать, чтобы не было. И затребовать дань — шесть… нет семь туш с доставкой. И красотку А-ва – приодену её, читать научу, щёткой пользоваться, а может и женюсь-остепенюсь, возраст требует. И пожалуй… - Фёдор вспомнил, как О’Рейли поделился с ним последним глотком виски, - да. Джон, конечно, редкостный негодяй, но бизнес есть бизнес, а русский с ирландцем братья навек! Вытащу.

Главное не ошибиться с календарём, а иначе нам всем матумба!