Сын Сэлинджера заявил о подготовке публикации неизданных работ писателя

Сын Сэлинджера заявил о подготовке публикации неизданных работ писателя

Сын писателя Джерома Дэвида Сэлинджера рассказал, что он намерен издать большое число работ, написанных его отцом, но до этого момента ни разу не публиковавшихся.

Как пишет The Guardian, Мэтт Сэлинджер сообщил, что отец никогда не переставал писать, готов был взяться за перо, прервав другие дела, - даже за рулем автомобиля.

Известно, что сын писателя и вдова Сэлинджера, Коллин О'Нил, готовятся к выпуску ранее не издававшихся работ с 2011 года. Ожидается, что объем материала будет большим, так как, по словам сына литератора, на протяжении полувека - до своей смерти в 2010 году - тот писал без обнародования работ.

Писателю Джерому Девиду Сэлинджеру 1 января исполнилось бы 100 лет.

О жизни и творчестве автора романа «Над пропастью во ржи» нам рассказал исследователь Андрей Аствацатуров. Двадцатый век, принципиально порвавший с минувшей эпохой, по праву можно назвать временем Сэлинджера, а точнее его романа «Над пропастью во ржи», прогремевшего над бодрой, но всё же потрепанной Второй Мировой Америкой. Тогда в 1951-м году не о каких хиппи и речи не было. Мир плавно перешёл из горячей войны в холодную и даже не заметил как дети, родившиеся под бомбёжками, стали понемногу взрослеть и задаваться неприятными для старой гвардии вопросами.

- Андрей, что такого в романе «Над пропастью во ржи», что сделало его бестселлером?

- Интересно, что вначале абсолютным бестселлером роман «Над пропастью во ржи» не был. Он находился на третьем месте в рейтинге продаж и держался там два месяца, а потом слетел и с этой позиции. Зато книга Сэлинджера «Фрэнни и Зуи» была первой по продажам и довольно долго держалась на вершине. Дело в том, что Сэлинджер в своих текстах разными очень хитроумными и специфическими способами создаёт ситуацию зеркала. Например, героя «Над пропастью во ржи» Холдена Колфилда часто воспринимают как бунтаря, но это не совсем так. Это как раз персонаж, который стремится примириться с реальностью, но не с той, которую ему преподносят в виде схем. Условно говоря, Холден Колфилд — это персонаж, выступающий против всего определённого. Против любого окончательного мнения, суждения, чувства, создающего какую-то концепцию мира. То есть мир по Колфилду должен быть независим и чётко отделён от человека. Нельзя в него так чувственно и интеллектуально вмешиваться. Даже в конце книги герой задаёт вопрос: «Меня спросили, что я думаю по этому поводу, а я не знаю, что мне по этому поводу думать?» Вот это его принципиальный ответ.

- Такой своеобразный бунт?

- Это бунт, но бунт против неких интеллектуальных схем, возводящих мир к какой-то окончательной формуле. Где Колфилд это видит, там он сопротивляется. Рассказы и повести Сэлинджера так же хитро построены. В них есть что-то конкретное, но при этом отсутствует панорама, и панораму читатель должен сам достраивать, как он умеет. Каждый это будет делать по-разному. Если вы прочитали этот текст в двадцать лет, то у вас одно понимание, в двадцать пять – другое, в тридцать – третье. Это не только ты читаешь текст, но парадокс в том, что он тебя читает. Он тебя сканирует и вытаскивает наружу твои ощущения, представления о мире и, может быть, объявляет эти представления не окончательными и не нужными, меняющимися. Вот за счёт этого удивительного эффекта тексты Сэлинджера до сих пор популярны. Хотя была мода на бунт, на нонконформизм, и герой воспринимался именно так. Однако мода прошла, а интерес остался.

- На движение хиппи книга Сэлинджера повлияла?

- Да, конечно, очень сильно повлияла. Она повлияла во многом и на культуру битников, и на хиппи в известном смысле. Они увлекались этой книгой, они всё время её перечитывали, и Холден Колфилд воспринимался как битник и хиппи. Но больше всего герой Сэлинджера повлиял на субкультуры, которые устраивали студенческие волнения в Беркли в 1969 году. Это всё-таки Америка, куда революционная волна добралась только через год. Там тоже были аналогичные события, и эти люди были взращены Сэлинджером. Ведь Сэлинджер очень не любил жёсткую интеллектуальную мысль. Он очень часто подспудно критиковал университетскую мудрость, схематичность. Это у него есть во многих повестях. Всё время пунктиром, между строк и даже более-менее откровенно. Конечно, эти люди видели в Сэлинджере как бы отражение самих себя.

- Хотя сам писатель в этом бунте конца 1960-х не участвовал?

- Да и понятно почему. Существенно то, что Сэлинджер такой богоискатель. Он, с одной стороны говорит, что человеческие окончательные схемы не работают, но с другой, он всегда говорит, что есть Бог и есть некий замысел. Если тебе кажется что-то бессмысленным в мире, это не значит, что оно бессмысленно. Это значит, что оно имеет какое-то высшее значение. На самом деле, Сэлинджер не любил радикализм. Я думаю, отчасти с этим было связано его желание ничего не комментировать. Он очень не любил фашизм и коммунизм, опасался всех радикальных движений и им практически не сочувствовал. Но они в нём видели своего вдохновителя. Это удивительный парадокс.

- Быть может с поиском Бога и связано почти полувековое затворничество Сэлинджера?

- Сэлинджер не был затворником. Он действительно не публиковался, не давал интервью и не объявлял, что появляется в общественных местах. Это он начал делать прямо с 1951 года, после выхода «Над пропастью во ржи». Тогда Сэлинджер приложил все усилия, чтобы его роман был непопулярным. Он не давал интервью, ни с кем не встречался. Это то, что все мы делаем, как обязанность перед редакцией, но и из-за тщеславия, конечно! Люди выходят, дают интервью, становятся публичными и изображают из себя писателей. Сэлинджер действительно всего этого не делал, но он не жил затворником. Он появлялся в общественных местах, но люди часто не знали, что это Сэлинджер. Его фотографии не были так распространены. По сути, знали только одну его фотографию в молодости, которая на обложке не очень хорошо была пропечатана. Это было не то лицо, к которому люди привыкли. Сэлинджера не замечали, когда он приезжал на выпускные к своим детям, которые заканчивали колледж.

- Я читал, что Сэлинджер увлекался дзен-буддизмом.

- Он действительно практиковал дзен, и его влияние ощутимо. Прежде всего, идея, что внешний мир усиливает внешнюю оболочку личности, горячит тщеславие и, возможно, Сэлинджеру хотелось развивать свою глубинную личность, что он и делал, медитируя в одиночестве. Такая отрешённость от внешнего мира. Желание сосредоточиться на своём «Я», на внутренней насыщенной пустоте, а это невозможно, если ты выходишь во вне, если ты допускаешь мир в себя. Сэлинджер стремился оставаться настоящим собой, а не общественной фигурой. Интересно, что в какой-то момент эта его «оторванность» от жизни превратилась для нашей культуры в некую такую позу, и это ещё больше привлекало внимание к Сэлинджеру. Похожий образ был у американского писателя Томаса Пинчона. Он тоже не даёт интервью, и тоже удивительный к нему интерес. Таким же путём, как известно, пошёл Виктор Пелевин. Его лицо не растиражировано. Мы примерно понимаем, как он выглядит, но вот я если его встречу, то, наверное, не узнаю.

- Интересно, что несколько лет назад обнаружили новые неопубликованные рассказы Сэлинджера. То есть он продолжал писать и в добровольном уединении?

- Да, три новых рассказа. Об этом довольно интересную лекцию прочёл Дмитрий Быков, я всех отсылаю к ней. Вообще же известно, что Сэлинджер очень много писал. Возможно, литература полюбилась ему как процесс, как некий способ работы с собственным «Я». Литература всегда занимала у него очень много времени. Его рассказы прекрасны, но каждый из них Сэлинджер писал по несколько месяцев. Да и к тому же его очень травмировала война, и он был очень нервным человеком. Всякое столкновение с внешним миром оказывалось для Сэлинджера болезненным. Конечно, работа, вот эта скрупулёзность, втягивание себя в текст — это был способ преодолеть эту травму. Мне кажется, он её так никогда и не преодолел.

- Был же ещё его печальный роман с будущей женой Чарли Чаплина Уной О'Нил.

- Это занятная история, которая, впрочем, в Сэлинджере мало что объясняет, кроме того, что он не очень хорошо относился к Чарли Чаплину. На этот счёт писал Бегбедер соответствующий текст - «Уна & Селинджер». Но эта история скорее вскрыла в Сэлинджере более глубокие травмы, нанесённые войной. От полка, в котором он служил, осталось всего тридцать человек. Можно только себе представить, как ему удалось выжить в этой войне. А потом, когда Сэлинджер вернулся в Австрию и пытался найти своих друзей, тех людей, с которыми он вёл когда-то бизнес, а это в основном были евреи, ни одного из них он не нашёл. Кроме того, Сэлинджер участвовал в денацификации Германии. Это тоже было для него очень тяжело, потому что он расспрашивал военнопленных эсесовцев. Они рассказывали о своих зверствах. Сэлинджер же пацифист был! На него это производило очень сильное впечатление. Хотя на войну пошёл совершенно сознательно. Всё это было непросто.

- И все-таки порой создаётся впечатление, что та история с Чаплином и Уной, которая была дочкой знаменитого драматурга Юджина О'Нила, оставила в Сэлинджера нелюбовь к театру?

- Я бы вам возразил. Сам Сэлинджер, когда был совсем молод и учился в военной школе, он как раз играл в местном театре. Более того, он ведь не планировал стать писателем, а хотел быть сценаристом или драматургом. К этому у него был колоссальный интерес. Сэлинджер вообще любил идею актёра. Если вы посмотрите на его тексты, то его любимые персонажи, например, Фрэнни и Зуи, – это актёры. Ему нравилась идея претворения в другого. Актёр, который берёт на себя чужую маску. Вот этот прием был для него такой частой практикой, о которой он много говорил в текстах. Опять же, мы можем судить об этом по косвенным свидетельствам.

- Однако Холден Колфилд явно пренебрежительно относится к сцене...

- Сэлинджер ценил театр, только не тот театр, в котором всё однозначно. Он не любил театр внешних эффектов, действующих на публику. Вот этой профессиональной драматургии, такой, как он считал, нечестного театра. А сама идея театра Сэлинджеру была близка. Его тексты очень сценичны. Вы знаете, экранизаций его романа нет, потому что он запретил. Но существует замечательная экранизация рассказа Сэлинджера «И эти губы, и глаза зелёные», которую сделал Никита Михалков. Это была его дипломная работа. Очень хороший фильм, хотя я не могу согласиться с его концепцией. Там играют Лев Дуров, Александр Пороховщиков и Маргарита Терехова. Очень сильная, театрализованная картина.

Сэлинджер создал для нас такую загадочную конструкцию, в которой мы как в зеркале видим самих себя.

Литературная фабрика в стиле Кинга?

И близко нет. Он очень мало написал - по сравнению с Кингом, Прохановым или Бушковым. Но это действительно культовый писатель для тех кто вырос в 70-ые.

Писал-то он может и мало. Но вот сейчас вскрылись месторождения написанного, их можно черпать, монетизируя культовость. Самое простое объяснение - наличие "негров", готовых писать "культовое" за копейки.

Его самых знаменитых рассказов - всего девять. Сейчас, вроде бы нашли еще три. Скоро узнаем. Чтобы написать три рассказа - негры не нужны. Кроме того, чтобы писать на уровне Сэлинджера - надо найти негра на уровне Сэлинджера - а это практически невозможно... Так что не тот случай.

Я Вас умоляю... Простейший анализ по используемым словам и оборотам - и далее можно гнать фактуру, съедобную для 99% поклонников. Вики дает 35 опубликованных рассказов и новелл, и 5 не опубликованных. Идея к этим пяти добавить и продать еще несколько проста и очевидна.

Что там культового? Один "Над пропастью во ржи" да и все, и тот прославил его тем что для 50-х, было табу что подросток бухает и материться, и в книгах мат не использовали, а у него через слово Fuck fuck, этим и прославился - на эпатаже, как Шнур.

А потом ушел в отшельники поверил в бога "Говинду" и ничего не родил.

"на вкус и на цвет товарищей нет" ( с )

Если Сэлинджера первый раз открыть сейчас, то да, такого впечатления он уже не произведет, какое производил в 70-ые. Но как и тогда, так и сейчас, он наверное единственный американо-европейский писатель, успешно и органично вставивший мировозрение дзэн-буддизма в свое творчество.

Здесь главное слово - "успешно". Хотя "органично" тоже важно.

Щас найдется несколько картин от Малевича, или написанных в его стиле. Сейчас существует несколько программ, которые могут писать произведения практически в любом стиле, будь то Гюго или Дюма. Со Львом Толстым посложнее - на русском языке прога не тянет, лингвистические алгоритмы не те.

_________________
Добре спозаранку-надобранич щеневмерлие патриоти-ватобори, кримоблокувадники, ганьбапереможники та бандугетьмани! ТАК!