Профессор Бутько.Иван Солоневич., где- то 1934-й год.
Солоневича не люблю, но. всё же , он очевидец.
Прошу обратить внимание на год.
И,еще. Много буков.
Но, интересно.
И. это, всего лишь фрагмент.
----------------------------------------------------
Мы усeлись у печки.
Бутько съ недоумeнiемъ повелъ носомъ.
Я полeзъ въ карманъ за махоркой. Махорки не оказалось: вотъ досада -- вeроятно, забылъ у Чекалина. А можетъ быть, затесалась подъ свертокъ съ икрой.
Вытащилъ свертокъ. Газетная бумага разлeзлась, и сквозь ея дыры виднeлись комки икры.
Подъ икрой оказался еще одинъ неожиданный подарокъ Чекалина -- три коробки
папиросъ "Тройка", которыя продаются только въ самыхъ привиллегированныхъ
"распредeлителяхъ" и по цeнe двадцать штукъ -- семь съ полтиной.
Я протянулъ Бутько папиросы.
Въ его глазахъ стояло подозрительное недоумeнiе.
Онъ взялъ папиросу и нерeшительно спросилъ:
-- И гдe-жъ это вы, И. Л., такъ наклюкались?
-- А что, замeтно?
-- Что-бъ очень -- такъ нeтъ. А духъ идетъ. Духъ, нужно сказать,
добрый, вродe какъ коньякъ?
-- Коньякъ.
Бутько вздохнулъ.
-- А все потому, что вы -- великодержавный шовинистъ. Свой своему --
поневолe братъ.
Всe вы москали -- имперiалисты: и большевики, и меньшевики,
и монархисты, и кто его знаетъ, кто еще.
Это у васъ въ крови.
-- Я вeдь вамъ говорилъ, что великорусской крови у меня ни капли
нeтъ...
-- Значитъ -- заразились. Имперiализмъ -- онъ прилипчивый.
-- Лeтописецъ писалъ о славянахъ, что они любятъ "жить розно". Вотъ
это, пожалуй, -- въ крови. Можете вы себe представить нeмца, воюющаго изъ-за
какой-нибудь баварской самостiйности? А вeдь языкъ баварскаго и прусскаго
крестьянина отличаются больше, чeмъ языкъ великорусскаго и украинскаго.
-- Что хорошаго въ томъ, что Пруссiя задавила всю Германiю?
-- Для насъ -- ничего. Есть рискъ, что, скажемъ, Украину слопаютъ такъ
же, какъ въ свое время слопали полабскихъ и другихъ прочихъ славянъ.
-- Разъ ужъ такое дeло -- пусть лучше нeмцы лопаютъ. Мы при нихъ, по
крайней мeрe, не будемъ голодать, да по лагерямъ сидeть. Для насъ ваши
кацапы -- хуже татарскаго нашествiя. И при Батыe такъ не было.
-- Развe при царскомъ режимe кто-нибудь на Украинe голодалъ?
-- Голодать -- не голодалъ, а давили нашъ народъ, душили нашу культуру.
Это у васъ въ крови, -- съ хохлацкимъ упрямствомъ {189} повторялъ Бутько. –
Не васъ лично, вы ренегатъ, отщепенецъ отъ своего народа.
Я вспомнилъ о бушлатe и сдержался...
-- Будетъ, Тарасъ Яковлевичъ, говорить такъ: вотъ у меня въ Бeлоруссiи
живутъ мои родичи -- крестьяне. Если я считаю, что вотъ лично мнe русская
культура -- общерусская культура, включая сюда и Гоголя, -- открыла дорогу
въ широкiй мiръ -- почему я не имeю права желать той же дороги и для моихъ
родичей... Я часто и подолгу живалъ въ бeлорусской деревнe, и мнe никогда и
въ голову не приходило, что мои родичи -- не русскiе. И имъ -- тоже.
Я провелъ лeтъ шесть на Украинe -- и сколько разъ мнe случалось переводить
украинскимъ крестьянамъ газеты и правительственныя распоряженiя съ
украинскаго языка на русскiй -- на русскомъ имъ было понятнeе.
-- Ну, ужъ это вы, И. Л., заливаете.
-- Не заливаю. Самъ Скрыпникъ принужденъ былъ чистить оффицiальный
украинскiй языкъ отъ галлицизмомъ, которые на Украинe никому, кромe
спецiалистовъ, непонятны. Вeдь это не языкъ Шевченки.
-- Конечно, развe подъ московской властью могъ развиваться украинскiй
языкъ?
-- Могъ ли или не могъ -- это дeло шестнадцатое...
А сейчасъ и бeлорусская, и украинская самостiйность имeютъ въ сущности одинъ, правда невысказываемый, можетъ быть, даже и неосознанный доводъ:
сколько министерскихъ постовъ будетъ организовано для людей, которые, по своемумасштабу, на общерусскiй министерскiй постъ никакъ претендовать не могутъ...
А мужику -- бeлорусскому и украинскому -- эти лишнiе министерскiе,
посольскiе и генеральскiе посты ни на какого чорта не нужны. Онъ за вами не
пойдетъ. Опытъ былъ. Кто пошелъ во имя самостiйности за Петлюрой? Никто не
пошелъ. Такъ и остались: "въ вагонe -- директорiя, а подъ вагономъ --
территорiя".
-- Сейчасъ пойдутъ всe.
-- Пойдутъ. Но не противъ кацаповъ, а противъ большевиковъ.
-- Пойдутъ противъ Москвы.
-- Противъ Москвы сейчасъ пойдутъ. Противъ русскаго языка -- не
пойдутъ. Вотъ и сейчасъ украинскiй мужикъ учиться по-украински не хочетъ,
говоритъ, что большевики нарочно не учатъ его "паньской мовe", чтобы онъ
мужикомъ и остался.
-- Народъ еще не сознателенъ.
-- До чего это всe вы сознательные -- и большевики, и украинцы, и
меньшевики, и эсэры. Всe вы великолeпно сознаете, что нужно мужику -- вотъ
только онъ самъ ничего не сознаетъ. Вотъ еще -- тоже сознательный дядя... (Я
хотeлъ было сказать о Чекалинe, но во время спохватился)... Что ужъ
"сознательнeе" коммунистовъ. Они, правда, опустошатъ страну, но вeдь это
дeлается не какъ-нибудь, а на базe самой современной, самой научной
соцiологической теорiи...
-- А вы не кирпичитесь.
-- Какъ это не кирпичиться... Сидимъ мы съ вами, слава {190} тебe
Господи, въ концлагерe -- такъ намъ-то есть изъ-за чего кирпичиться... И
если ужъ здeсь мы не поумнeемъ, не разучимся "жить розно", такъ насъ всякая
сволочь будетъ по концлагерямъ таскать... Любители найдутся...
-- Если вы доберетесь до власти -- вы тоже будете въ числe этихъ
любителей.
-- Я -- не буду. Говорите на какомъ хотите языкe и не мeшайте никому
говорить на какомъ онъ хочетъ. Вотъ и все.
-- Это не подходитъ... Въ Москвe говорите -- на какомъ хотите. А на
Украинe -- только по-украински.
-- Значитъ, -- нужно заставить?
-- Да, на первое время нужно заставить.
-- Большевики тоже -- "на первое время заставляютъ".
-- Мы боремся за свое, за свою хату. Въ вашей хатe дeлайте, что вамъ
угодно, а въ нашу -- не лeзьте...
-- А въ чьей хатe жилъ Гоголь?
-- Гоголь -- тоже ренегатъ, -- угрюмо сказалъ Бутько.
Дискуссiя была и ненужной, и безнадежной... Бутько -- тоже одинъ изъ
"мучениковъ идеи", изъ тeхъ, кто во имя идеи подставляютъ свою голову, а о
чужихъ -- уже и говорить не стоитъ. Но Бутько еще не дошелъ до чекалинскаго
прозрeнiя. Ему еще не случалось быть побeдителемъ, и для него грядущая
самостiйность -- такой же рай земной, какимъ въ свое время была для Чекалина
"побeда трудящихся классовъ".
-- Развe при какомъ угодно строe самостоятельной Украины возможно было
бы то, что тамъ дeлается сейчасъ? -- сурово спросилъ Бутько. -- Украина для
всeхъ васъ это только хинтерляндъ для вашей имперiи, бeлой или красной --
это все равно. Конечно, того, что у насъ дeлаетъ красный имперiализмъ,
царскому и въ голову не приходило... Нeтъ, съ Москвой своей судьбы мы
связывать не хотимъ. Слишкомъ дорого стоитъ... Нeтъ, Россiи -- съ насъ
хватитъ. Мы получили отъ нея крeпостное право, на нашемъ хлeбe строилась
царская имперiя, а теперь строится сталинская. Хватитъ. Буде. У насъ, на
Украинe, теперь уже и пeсенъ не спeваютъ... Такъ. А нашъ народъ -- кто въ
Сибири, кто тутъ, въ лагерe, кто на томъ свeтe...
Въ голосe Бутько была великая любовь къ своей родинe и великая боль за
ея нынeшнiя судьбы. Мнe было жаль Бутько -- но чeмъ его утeшить?..
-- И въ лагеряхъ, и на томъ свeтe -- не одни украинцы. Тамъ и
ярославцы, и сибиряки, и бeлоруссы...
Но Бутько какъ будто и не слыхалъ моихъ словъ...
-- А у насъ сейчасъ степи цвeтутъ... -- сказалъ онъ, глядя на
догорающiй огонь печки...
Да, вeдь, начало марта. Я вспомнилъ о степяхъ -- онe дeйствительно
сейчасъ начинаютъ цвeсти. А здeсь мечется вьюга... Нужно все-таки пойти хоть
на часъ уснуть...
-- Да, такое дeло, И. Л., -- сказалъ Бутько. -- Наши споры -- недолгiе
споры. Все равно -- всe въ одинъ гробъ ляжемъ -- и хохолъ, и москаль, и
жидъ... И даже не въ гробъ, а такъ, просто въ общую яму. {191}