— А теперь, кицуня, я тебе расскажу, — командир батальона Олег Макаров чуть наклоняется вперед, поближе к диктофону. — Мне лет много уже. Я и в армии советской служил, и в комсомоле был. Поэтому фашизм, бандеровцев не терплю с детства. Два деда воевали в войне с фашистами. Поэтому другого и быть не могло. Это одно. А еще немаловажный фактор — у меня дети разговаривают на русском языке. А я и хочу, чтобы мои дети разговаривали на том языке, на котором они хотят. А не на котором их кто-то там заставит ворковать. Мы были в 41-й школе в Октябрьском районе, она разбитая вся, кабинет русского языка. Так там на стендах на двух языках всё было написано: имя существительное, имя прилагательное.
Тут же командир начинает декламировать стихи украинских поэтов, вспоминает украинский фольклор.
— Ты видишь, я знаю этот язык. И никто не разделял ни русский язык, ни украинский — всё было одно. У нас своеобразные люди, со своими взглядами, на Донбассе, и заставлять их что-то делать, а чего-то не делать, не стоит. Война идет не за что-то. Война идет против чего. Война не идет за русских или за украинцев, война идет против фашистов, бандеровцев и вот этого произвола. Я прожил всю жизнь свою на Украине. И я к ней не испытывал никакой ненависти, да и сейчас ее нет.
Олег Валентинович наливает кофе и попутно отвечает на телефонные звонки.
— У нас люди в 14-м году, когда был майдан, спокойно работали, шахты работали, заводы работали. Всё работало. Никто никуда не ездил. А всё началось только после того, когда эти дурачки сказали, что надо будет разговаривать на украинском, запретить русский язык. Вот только после этого началась уже здесь, на Донбассе, буча. Блокпосты… — Макаров махнул рукой и отвернулся. — Ну, с Богом, ребят. Осторожнее там, — командир проводил нас до машины.
Читайте далее:
http://izvestia.ru/news/664541 ... hl4Vp