Подкину ещё:
Отрывок:
Наступила ночь. Авессаломыч выбрался из-под печки, подошёл к двери и дунул в замочную скважину. Извне послышался длинный стон, потом как будто упало что-то тяжёлое.
- Всё, - самодовольно сказал домовой, - теперь он до утра не проснётся.
Обычная наглость сразу вернулась к нему. На нём даже шерсть теперь топорщилась как-то особенно дерзко. Казалось, он уже поверил, что удастся избежать Васиных щелчков. Правда, когда его взгляд падал на Васю, он немного съёживался.
Авессаломыч подошёл к печке, наклонился и свистнул в поддувало. Оттуда поднялось облачко золы.
- Сейчас придут, - сказал он.
Некоторое время стояла тишина, потом послышался шорох. Из под печки показалась мохнатая ручонка, пошарила по полу. И вот на свет вылез ещё один домовой – почти точная копия Авессаломыча, только ростиком чуток повыше, да шерсть седая.
- Здрасти, - сказал вновь прибывший и протянул ладошку, - я – Апполинарий Гермогенович Пшепшепшетский. Это фамилия такая. Из шляхтичей я.
Наличием в своей родословной шляхетских корней он явно очень гордился.
- Очень приятно. Вася Зуб. - Едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться в полный голос, сказал Вася и тоже протянул руку.
Из-под печки вылез ещё один представитель маленького народца, за ним – ещё и ещё. Все по очереди подходили к Васе, вежливо раскланивались (куда там японцам с их церемониями!) и протягивали ручонки для рукопожатия. Имена были самыми вычурными и разнообразными: Акакий Модестович, Далмат Исаакиевич, Варсанофий Евфимиевич… Наконец появился последний – Библиофил Евелпистович. Был он в шляпе, а на волосатом носу поблёскивали очки.
Авессаломыч на ухо изложил Апполинарию Гермогеновичу суть проблемы, потом они немного пошептались в углу и Пшепшепшетский, как старейшина, вызвался начать собрание.
- Итак, собратья мои, - заявил он, - собрались мы по просьбе всеми нами уважаемого Пантелеймона Авессаломовича Пыхтяркина. На собрании также присутствует в качестве гостя с правом совещательного голоса человек, его зовут Вася Зуб. Для ведения собрания необходимо выбрать председателя и секретаря. Какие будут предложения?
- Да какие там предложения, - зашумели домовые, - давай как обычно!
- Тебя – в председатели, ты ведь самый старый, а секретарём – Библиофила. Он в очках.
- Не, а может ещё кто-то хочет секретарём. Чего это очкастому такая честь? Давай голосовать!
- Ишь ты, умный какой – голосовать! Сам за шестьсот лет читать-писать не научился, а в начальство лезет! Балдуин несчастный!
- Кто лезет? Сам ты лезешь! А за балдуина – по сопатке получишь!
- Сейчас сам получишь!..
- А я сейчас встану и обоих успокою, коль такие резвые!
- Ты у себя в деревне будешь командовать, а тут демократия… Или тоже по сопатке захотел?
Пшепшепшетский решил навести порядок, иначе собрание, ещё не начавшись, грозило перерасти в общую драку.
- Всем молчать! Заклинаю Гринписом и Вертухаем, Кимирсеном и Хошимином, Хунвэйбином и Цзаофанем! Заткнитесь все, пожалуйста, а не то я папе пожалуюсь!
В каморке моментально воцарилась гробовая тишина. Пшепшепшетский триумфально заулыбался. Из дальнего угла раздался голос:
- Ты это… не упоминай всуе. Знаешь, какое сильное заклятие. А вдруг они здесь появятся?
- А ты не ори, не ругайся, не грозись и слушай старших, - назидательно произнёс Пшепшепшетский, - и никто нигде не появится. Ну что – все пришли в себя?
Собрание промычало что-то неразборчиво. Увидев, что никто не собирается возобновлять склоку, он продолжил:
- Итак, я тут проверил всех по списку – кворум есть. Какие будут предложения по кандидатурам председателя и секретаря собрания? Попрошу всех отнестись к делу серьёзно…
- Развели бюрократию, - буркнул кто-то, - давай без протокола.
- Без протокола решение собрания будет недействительным. Увы. - Вздохнул Пшепшепшетский.
- Ну давай за твою кандидатуру голосовать, чего тянуть-то?
- Положено не менее двух претендентов. На это указано в скрижалях Священного Принципа Демократического Централизма.
- Ну давай меня вторым, - не унимался голос.
- Хорошо, кандидатура принимается. На должность председателя собрания претендуют двое: Апполинарий Гермогенович Пшепшепшетский и – как там тебя?
- Феофил Кондратьевич Рыжиков. – Сказал бывший обезличенный голос, а теперь Феофил Кондратьевич.
- Итак, : Апполинарий Гермогенович Пшепшепшетский и Феофил Кондратьевич Рыжиков. Ещё кто-то желает?
Больше никто не желал.
- Голосование производится в порядке поступления кандидатур. Кто за то, чтобы председателем собрания был избран Апполинарий Гермогенович Пшепшепшетский, прошу голосовать.
Поднялся лес рук.
- Ну, практически единогласно. Значит, председателем собрания избран…
- А ты не части, - строптиво перебил его Феофил Кондратьевич, - за тебя не все проголосовали. Дай народу высказать своё волеизъявление. Вот.
Вася Зуб едва не хохотал со всего этого шоу. Где бы он ещё мог увидеть такое представление: общее собрание домовых выбирает себе председателя и секретаря на принципах демократического централизма?
Пшепшепшетский в ответ на предложение конкурента лишь тяжело вздохнул – ничего не возразишь, буква закона должна быть соблюдена.
- Хорошо. Ставлю на голосование: кто за то, чтобы председателем собрания был избран Феофил Кондратьевич Рыжиков, прошу голосовать.
Рыжиков и три его ближайших приятеля дружно вскинули руки, нагло и насмешливо поблёскивая глазёнками.
- Большинством голосов председателем собрания избран Апполинарий Гермогенович Пшепшепшетский, - объявил ведущий, - попрошу теперь без шуток, ибо я беспорядка не потерплю!
- Секретаря ещё не выбрали, - ехидно вставил Рыжиков, - а без секретаря собрание не считово.
Пшепшепшетский только зубами заскрежетал. И ничего ведь не сделать с этим склочником. Развели тут, понимаешь, демократию!
- Хорошо. Теперь приступим к выборам секретаря собрания. Какие будут предложения?
- Меня предлагаю, - торопливо выкрикнул Рыжиков, - я достоин!
Пшепшепшетский, посчитавший было, что зловредность Рыжикова иссякла на процедуре выборов председателя, только устало вздохнул.
- Ещё будут предложения по кандидатурам? Напоминаю, надо ещё хотя бы одну.
Собрание молчало. Кто дремал, кто ковырялся в носу, кто смотрел в окно или ловил блох в шерсти впереди сидящего. Словом, всё было как обычно.
- Библиофил, ты что молчишь? – Рассердился председатель. – Выдвигаешь свою кандидатуру или нет?
- А я что? Я не знаю…
Библиофил был слишком интеллигентен, он жил в библиотеке. И, с трудом перенося хамский напор Рыжикова, соперничать с ним не хотел.
- Если ты не знаешь, то я знаю. Предлагаю кандидатом на должность секретаря собрания Библиофила Евелпистовича. Как там у тебя фамилия?
- Ариал-Двенадцатый.
- Итак, вторым на должность секретаря собрания претендует Библиофил Евелпистович Ариал-Двенадцатый. Голосуем в порядке поступления кандидатур. Кто за то…
- Подожди, - оборвал его Рыжиков, - а мы ещё кандидатуры не обсудили.
Вася уже видел, что Рыжиков – ещё тот юморист, и забавляется сейчас от души, требуя от Пшепшепшетского буквального соблюдения процедуры ведения собрания. «Такого бы работника мне на предвыборные собрания и диспуты, - думал он, - что угодно заболтают, засмеют и доведут до абсурда.»
- Кто желает обсудить кандидатуры? - Послушно спросил председатель.
- Я желаю обсудить Библиофила, - сказал Рыжиков, - мне вот интересно, а почему это он в шляпе? Да ещё и в очках в придачу?
Тут уж не только Вася, всё собрание откровенно ухахатывалось, наблюдая за поединком Пшепшепшетского и Рыжикова.
- Рыжиков! – Закричал председатель. – Я тя в бараний рог… ну, то есть сниму тебя с голосования… согласно скрижалям…
- А нетути такого в скрижалях, - сказал Рыжиков, - ты их сам прочитай для начала, а потом и козыряйся образованностью, если сможешь!
Рыжиков, наконец, угомонился. Секретарём собрания, как и следовало ожидать, был выбран Библиофил. За него проголосовал и сам Рыжиков, мотивировав свой выбор следующим непробиваемым аргументом: «Да похрену!»
- На повестке дня один вопрос, - сказал Пшепшепшетский, - заявление Пантелеймона Авессаломовича Пыхтяркина. Суть его он сейчас изложит сам.
Авессаломыч взобрался на печку, чтобы его было видно из последних рядов. Откашлялся, словно провинциальный конферансье на сцене дома культуры, и начал.
- Братья! Все вы знаете меня как честного домового. Я всегда честно нёс свою службу, честно присматривал за домом и честно требовал от хозяина дома соблюдать отеческие обычаи.
«Плохо, плохо начал – подумал Вася, - в одном предложении три раза слово «честно» - какой же олух этому поверит?». Но, очевидно, тонкости домовничьего менталитета были Васе неизвестны, так как собрание внимало речи вполне серьёзно. Авессаломыч между тем продолжал разливаться:
- Все вы знаете меня, братья. Вместе мы провели немало времени, совершенствуя своё умение в игре в дурака. Как все помнят, я больше выигрывал, чем наоборот. И за шестьсот лет знакомства немало щелбанов я понаставил многим уважаемым братьям моим…
«А вот это он зря – могут озлобиться и отказать.» Но домовые слушали Авессаломыча доброжелательно и даже с ностальгическими улыбками.
- …Но, представляете ли: появился этот человек…
Тут домовой широким театральным жестом указал на Васю.
- …и доказал мне, что играть я по-настоящему не умею. Поверьте, братья, осознать это было мучительно больно.
Собрание с уважением поглядывало на Васю.
- …В конце концов из четырнадцати сыгранных нами партий тринадцать я вчистую проиграл…
Закончить ему не дали. Кто-то проорал:
- А слабо у меня выиграть?
- И у меня!
- И у меня!
Собрание загалдело, в воздухе замелькали свежие и распечатанные колоды карт. Нечисть – она ведь азартная. В общем гвалте Авессаломыч втихаря шепнул Васе:
- Василентий, придётся играть. Братву сейчас ничем не успокоишь. А когда выиграешь – в лепёшку расшибутся, но всё для тебя сделают.
Вася глянул на бестолкового домового, что, казалось, готов убить. Даром что домовые бессмертны. Но делать нечего, кашу уже заварили, теперь настало время расхлёбывать. Он поднял руку. Домовые зашикали друг на друга, призывая к порядку, и скоро в келье воцарилась тишина.
- Что же, я готов показать вам, как надо уметь играть в дурака. Но…
Договорить ему не дали. Собрание взревело от восторга, забыв о том, что шуметь не надо, а также о причине, по которой они здесь собрались. Лишь Библиофил сновал меж своими соплеменниками и вяло попискивал:
- Братья, братья, но у нас же повестка осталась нерассмотренной.
На что ему резонно отвечали:
- Какая ещё нахрен повестка? Нет сейчас повесток. Уймись, а то по сопатке получишь!
Одним словом, глас интеллигенции, как не раз это бывало в мире, остался неуслышанным.
Пшепшепшетский, был самым старым из домовых. Поговоривали, что он – тот самый легендарный перводомовой, от которого и пошло всё их племя. Но – чего не знаем, того не знаем. Так вот, Пшепшепшетский, как домовой-патриарх, насмотрелся за свой долгий век всякого, и потому прекрасно понимал, что идти против народной стихии (пусть это даже не люди, а домовые) – дело безнадёжное. Сомнут, растопчут, по мостовой размажут, а потом ведь, дураки, сами жалеть будут. Отсюда что? А отсюда то, что если против стихии нельзя идти, то стихию нужно возглавить. Поэтому председатель прерванного собрания заорал громче всех:
- Даёшь дурака! Чур, я первый!
- Чур, я второй! Чур, я третий!
- Нет, я второй! А то по сопатке!
- Цыц! – Осадил всех председатель. – Вторым будет Рыжиков, а за ним…
Он на мгновенье задумался.
- Ты, ты, и ты, – ткнул пальцем в самых горластых, - а дальше посмотрим.
Про Библиофила он даже не вспомнил.
«Правильно делает, старый шельмец, - подумал Вася, - классический вариант работы с лидерами мнений. Кинь крикунам подачку, они – за тебя, а за ними и остальные потянутся.»
И началось великое карточное сражение. Вася играл как опытный гроссмейстер с начинающими – сразу на тринадцати досках. Или, вернее, на тринадцати столах. Точнее, там и столов-то не было. Просто домовые расселись в одну линию – все тринадцать. Тут хватило места и Пшепшепшетскому, и Рыжикову, и ещё одиннадцати самым влиятельным из маленького народца. Игру было решено вести до тринадцати побед. Вася напомнил, что это слишком долго, и кое-кто может и не успеть поиграть. На это председатель, хитро улыбаясь, ответил, что иную ночь неплохо бы и остановить, не так ли? На это Вася не нашёлся, что ответить и послушно принялся тасовать карты. Все тринадцать колод по очереди. Так уж у нечисти принята – когда домовой садится играть с человеком, первым должен раздать карты человек. А потом – какая уж кому планида выпадет.
Васе везло. Да и опыт общения с малиновыми пиджаками тоже давал о себе знать. Партии выигрывались влёгкую, махинаций никто не замечал. Чтобы сильно не сердить азартных, но неумелых игроков, Вася проигрывал одну партию из тринадцати. Обычно к финалу серии. После выигрыша огорчённые было домовые немного приободрялись и передавали игровое место уже не полностью обескураженными поражением, а слегка даже приободрёнными – ещё бы! Им удалось один раз выиграть у такого сильного соперника!
Игра продолжалась долго, очень долго: домовых было много. Если б Пшепшепшетский не остановил ночь, до утра бы не управились. У Васи даже пальцы устали месить колоды. Наконец последняя группа. Семь домовых. «Наконец-то, - мелькнула мысль, - с семью побыстрее управлюсь.» И вот – о триумф! Выигран последний «дурак». Вася так устал, что решил больше не поддаваться и выиграл у последних домовых всухую. Да и правда – чего перед ними политес разводить? Последние – они и есть последние, от них ничего не зависит.
И вот – дело сделано. Всё домовое население новоградчины обыграно в дурака с разгромным счётом. Теперь Вася на всех них имеет! Эх, порезвимся! Цветики-приветики-козявочки-букашки!
- А можно, я тоже сыграю?
Как кувалдой по голове… Это что ещё за чучело? Перед Васей стоял смущённый Библиофил. Он аж трепетал от того, что посмел обратиться к такому великому игроку. Вася растерянно уставился на него. Чего ему ещё надо? Садился бы как все и играл! Так ведь нет – он особенного отношения к себе требует!
- Можно, я тоже сыграю? – Повторил Библиофил. – Только я в карты не умею. Может, вы не откажете мне в партии в шахматы?
У Васи заныло сердце. Вот ведь достал его этот интеллигент. В самый момент триумфа – так подгадить! Не признаваться же этим мохнатикам, что в шахматы он играл только один раз в жизни!.. Но делать нечего, если уж назвался груздем – корзинки не путай.
- Ну что ж, можно и в шахматы. Давай доску.
Сели играть. Вася ходил первым. Недолго думая, он сделал ход – е два – е четыре. Библиофил схватился за голову и уставился на доску. Потом ответил пешкой дэ семь – дэ пять. К четвёртому ходу стало ясно, что Вася играет скандинавскую защиту. Если бы кто-то Васе сказал, что он играет такую мудрёную защиту, он бы очень удивился. Это был старинный дебют, который, как заверяют специалисты, вошёл в повседневную практику только в начале двадцатого века, хотя был известен очень давно.
Библиофил играл, честно говоря, довольно слабенько. Нечисть вообще, в любые настольные игры, будь то карты, шашки или «чапаева» играет не ахти. Хотя и, конечно, очень азартна. Вот и сейчас Библиофил, несмотря на то, что в соперниках у него был совсем неопытный игрок, никак не мог переломить ход поединка в свою пользу. Вася же, считая, что видит перед собой опытного мастера, осторожничал. Наконец он, помня знаменитый шахматный турнир в Васюках, решил применить тот же приём, что и Остап. Благо, записи игры домовые не вели.
Но Вася (ах, эти пресловутые девяносто процентов коэффициента адаптации – с таким багажом нигде не пропадёшь!) превзошёл своего предшественника. Если Остап сумел незаметно на глазах нескольких десятков человек слямзить с доски ладью, то Василий Николаевич Зубов на глазах нескольких сотен домовых (а это, согласитесь, значительно сложнее) незаметно стянул с доски вражеского ферзя. Памятуя при этом, что играть всё равно никто, кроме Библиофила, не умеет, и ничего не поймёт, а тому заткнуть рот, если начнёт выступать, легче простого.
Одураченный соперник сначала долго сидел, не в силах понять – что же на доске не так. Когда до него дошло, то он стал вспоминать – когда же он допустил такую промашку, что проиграл ферзя. По старинной интеллигентской традиции сомневаясь – то ли это так и должно быть, то ли его надули. Сомнения свои он по той же традиции вслух не высказывал, боясь оскорбить подозрением такого высокого гостя. Как раз в тот момент, когда чаша сомнений склонилась в сторону «обманули» и он уже собирался высказать свои сомнения вслух, Вася и поставил ему мат и положил короля соперника на доску. Его победу домовые приветствовали дружными криками. Как оказалось, все были на стороне Васи. Теперь его авторитет был непререкаем, а популярность среди маленького народца не имела границ. Толпа кричала:
- Вася! Вася!.. - совсем не опасаясь, что охранник мог проснуться и услышать – за окном уже светало. «Так, ёлки-палки, - подумал Вася, - уже утро а я им ещё своих условий не сказал». Он поднял руку. Все сразу замолчали.
- Как вы и просили, я показал, что значит – настоящая игра. Никто из вас не смог меня обыграть больше одного раза. Так?
- Так! – Сказали домовые.
- А кто помнит – на что мы играли?
Все молчали, вспоминая. Потом Пшепшепшетский тихо сказал:
- Ни на что не играли. Мы не договаривались.
Он был старше всех и лучше всех знал, что это значит.
- Верно, - сказал Вася. А если мы перед игрой не договаривались, на что играем, то сейчас предмет и размер выигрыша устанавливает выигравший. Это общее правило. Для всех миров и для всех народов. Так?
- Так! – Грустно сказал Пшепшепшетский, гадая, какую же неимоверную плату потребует Вася за проигрыш. Эх, если б он проиграл хотя бы Библиофилу, можно было бы сказать, что это ничья. Мол, в карты выиграл ты, а в шахматы – мы. В результате – один-один, ничья. Слабенькое оправдание, но ведь в трудной дороге и жук – мясо. Можно было за него зацепиться и не выполнять Васиных требований, какими бы они ни были. А сейчас – и крыть нечем.
- А если так, то давай, платите должок…
Нечисть напряжённо застыла: что же сейчас потребует боготворимый Вася?
- А должок ваш вот каков: должны вы мне пуд золота…
Собрание облегчённо вздохнуло.
- …и помочь мне выбраться из этого дома и доставить в Новоград. Всё.
Воцарилось молчание. Условие было неслыханным.
- Вася, - сказал за всех Пшепшепшетский, - это не в наших правилах. Нам нельзя идти против хозяина дома, где живёт кто-то из нас. Проси чего хочешь, но не этого. Хочешь, мы тебе не один, а два пуда золота принесём?
- Не хотите мне помочь, тогда я вам за каждую проигранную партию буду щёлкать по лбу. Спросите у Авессаломыча, он в курсе.
Пшепшепшетский взглянул в его расширившиеся от ужаса глаза и на Васину внушительную фигуру и решил, что этого лучше не делать.
- Вася, нам надо посовещаться. Такого ещё не бывало в нашей истории.
- Так совещайтесь, какие проблемы. Надеюсь, десяти минут вам хватит?
- Хватит.
Председатель несостоявшегося собрания повернулся к своим соплеменникам и сказал:
- Братья! Небывалое дело случилось в нашей общине. Все мы в долгах перед этим человеком. И расплатиться не можем. Он требует такое, чего ещё ни разу у нас не бывало. Он требует, чтобы мы пошли против хозяина дома, где живёт наш уважаемые Пантелеймон Авессаломович Пыхтяркин. Но по закону это запрещено. Стало такое возможно потому, что мы перед началом игры не договорились, на что же мы играем. А посему он вправе требовать что угодно. И это тоже закон.
Собрание молчало. Лишь из угла доносилось похрапыванье: какой-то домовой, утомлённый долгой и насыщенной событиями ночью, не выдержал и заснул.
- Оксюморон, - сказал кто-то.
- Не, когнитивный диссонанс, - поправили его.
- Отнюдь, коллеги, - влез в разговор умный Библиофил, - это всего лишь конфликт интересов или конфликт законов.
- Правда, есть ещё выход, - продолжил Пшепшепшетский, - каждому по щелбану за проигрыш – и дело в шляпе. Что скажете на это, братья?
Тут вперёд выскочил Авессаломыч:
- Братья, вы все меня знаете. Я никогда не отличался мягкостью головы. Я даже, если кто помнит, могу головой гвозди забивать. Да-да, и не надо улыбаться так недоверчиво. Но Васины щелбаны – это хуже, намного хуже, чем забивать лбом гвозди. Вы уж мне поверьте, я знаю…
- А пусть вон председатель свою тупую башку за всех и подставляет, - сказал Рыжиков, - мы-то чего из-за этого недоумка страдать должны?
Пшепшепшетский недовольно запыхтел.
- Братья, есть ещё один способ, на котором настаивает Вася: помочь ему выбраться отсюда. Я, как здешний домовой, не возражаю. Дело за вами. Дадите «добро» на это – первыми сделаете дело, которого ещё у нас не бывало. Небывалое сделаете, вот.
- А почему он здесь оказался, - спросил Рыжиков, - и как его сюда притащили? Общество интересуется. Может, какие нарушения нашего закона были?
- Это верно, - обрадовался Авессаломыч, - если были нарушения, то тогда наш священный долг – эти нарушения исправить. То есть вернуть Васю туда, откуда его взяли. Вася, расскажи, что от тебя надо Филиппу?
- Надо ему, - медленно сказал Вася, выбирая слова, - чтобы я на его стороне был, на Вече посадника кричать станут.
- Ну, это дела человеческие, мы в них не лезем. Нас они не касаются. Нарушений здесь нет. Поведай теперь, как тебя сюда заманили?
- Да никак не заманили, в беспамятстве привезли. Опоили на торжище какой-то дрянью, я и заснул. Потом ещё в полусне помню – человек нездешней наружности. Северный кочевник, наверное, самоедам их у вас зовут. И одет он так… весь в шкурах, с бубном шаманским. Наверное, шаман самоедский и есть. Думаю, он мне то сонное снадобье и приготовил, больше некому.
- Шаман – это волхва самоедского так называют. – Пояснил начитанный Библиофил. Он жил в Новоградской общественной библиотеке, чем очень гордился, и знал разные умные и редкие слова.
- Волхв иноземный? – Заорали домовые. – Это не тот ли, про кого Простомир сегодня на общем сходняке спрашивал?!!
- Шаман, - задумчиво сказал Пшепшепшетский, - чужой волхв. Да, это про него речь была. Теперь мы не то, что имеем право. Мы просто обязаны тебе помочь, Вася. Если Филипп привёл в наши края чужого волхва, он нарушил второй принцип мирного сосуществования систем с различным магическим строем. Теперь мы можем на законном основании встать против него на твою сторону.
- Ну так что – выводите, что ли, меня отсюда, - с нетерпением сказал Вася. А то вон – уже утро скоро.
- Да ты не спеши, Вася, - ответил Пшепшепшетский, - вывести мы тебя отсюда конечно, выведем. А дальше что? Терем этот далеко от Новограда. Пока доберёшься – тебя по дороге десять раз перехватят. Угадай с трёх раз – что с тобой тогда будет? А своими тропами мы тебя тоже вывести не можем, ими только мы сами ходим. Ну, ещё Простомир может. Да ведь он – не совсем человек. Он Волхв.
Вася молчал.
- Вот то-то же. Ты лучше посиди здесь ещё немного, а мы сейчас обо всём Простомиру и Докуке сообщим. Это быстро.
Он повернулся к толпе и крикнул:
- Эй, есть тут кто от Докуки?
Вперёд вышли несколько домовых.
- Ступайте к боярину, скажите, что Вася Зуб сидит здесь, в тайном тереме возле деревни Новые Портянки. Пусть высылает своих людей сюда. Сами его выпускать мы опасаемся – как бы по дороге не перехватили. Всё. Ступайте.
Посланники исчезли под печкой.
- У вас там что – тайная тропа начинается, - кивнул на печь Вася.
- Ага. Прямоступ – так её люди зовут. Кто знает, конечно.
Пшепшепшетский обернулся к своим. Кто спал, кто просто скучал, прислонясь к стенке, кто выжидательно смотрел на него. Председатель засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Задребезжали стёкла, все встрепенулись.
- Ша, братва! Объявляю собрание закрытым. Все по домам.
Домовые послушно, одним за другим стали нырять в подпечье. Последним нырнул председатель, на прощанье пожав Васе руку. В комнате из нечисти остался один Авессаломыч. Он, как местный житель, решил не лезть под печь, а просто подошёл к стене и растворился в ней… За дверью послышалось сонное бормотанье, нетвёрдые шаги, зазвенели ключи. В открытых дверях стоял только что проснувшийся страж и недоверчиво смотрел на Васю, как бы удивляясь – а почему это он ещё здесь, почему не сбежал? Потом обшарил все углы, успокоился, на прощанье буркнул снисходительно: «Ты это… не того…» и удалился. Вася наконец-то остался один. Прошедшая ночь здорово утомила его. Он растянулся на топчане и заснул. Уже засыпая, он подумал – если домовые ему были обязаны помочь по своему закону, то зачем надо было с ними играть? Тем более, что должок ему так и не отдали. Это надо запомнить, пригодится, мало ли что…
Ты не ошибся. В России наконец-то родился жанр "популярного кино". Вчера начался прокат российского фильма "Экипаж" в Индии - одной и крупнейших кинодержав мира с собственным Болливудом 
