Крупицы тех событий в интервью бывшего члена ЦК КПСС, главреда "Советской России".
http://lenta.ru/articles/2015/ ... ikin/...
Когда люди Яковлева начали вводить цензуру и как это выглядело?Помню, вскоре после начала перестройки на встречах с редакторами, которые еженедельно проводил Яковлев, он давал установки оперативного характера, и чувствовалось, что это уже детерминированные установки: разоблачать, обличать, отвергать.
Свобода загонялась в определенные изложницы. Получалось: гласность — для несогласных с советским образом жизни, а кто хочет воспользоваться гласностью для защиты — тот консерватор-ретроград. Яковлев на этих совещаниях требовал, чтобы мы отправляли своих журналистов «комиссарами» в региональные газеты — в областные, республиканские, чтобы там «разбить лед», «обновить мышление», причем делалось это в приказном порядке. Инициаторы перестройки не допускали, чтобы жизнь развивалась естественным путем — они стремились ускорять процессы. Началась нездоровая кадровая чехарда.
В это время либералы массово получили в свои руки журналы и газеты — они подбирались людьми Яковлева. Это были опекаемые им любимцы, например, главред «Огонька» Виталий Коротич.
...
Войны с «коротичами» не было, но возникало чувство какой-то опаски. Это чувство резко обострилось, когда началось «избиение» кадров.
Поначалу убирали засидевшихся стариков. Мы, журналисты, относились к этому с пониманием — думали, что так и надо «бонапартам», следует быть умнее, не быть косными.
Но когда Горбачев вдруг заявил: «Нам надо обновить состав ЦК», и без всякого съезда, вне легитимности взял и вывел из ЦК более 100 человек, это для многих стало ударом озаряющей молнии. Растоптав проверенные партийные подходы представительно формировать руководящий орган партии, они стали вероломно проталкивать своих единомышленников. И раньше это бывало, но тут интенсивно заработала эдакая «фабрика звезд», падающих с чужого неба.
От этой же группировки исходила и другая, прямо скажем, чудовищная идея — выборы директоров заводов. Со всей очевидностью стало ясно, что процесс перестройки пошел неправильно, что он наполнен разрушительной начинкой. Последовало также образование кооперативов на заводах. Легализовались «цеховики». Возникли проблемы с торговой сетью. Взяли семь табачных фабрик закрыли на ремонт, оставили три, и курильщики оказались без папирос и сигарет. Такая же ситуация была со стиральным порошком. Раздувалось народное недовольство.
Это была дурость или провокация?Конечно, провокация. Потом еще в невзоровских «Секундах» показывали по ТВ, как колбасу везут на свалку, ну, вроде уничтожения теперешних санкционных продуктов.
...
Взрыв общественного мнения, произведенный письмом «Не могу поступиться принципами», всполошил группу Яковлева. Они увидели опасность крушения их замыслов и начали действовать. Два дня заседало Политбюро, известно поименно, кто кого поддержал. Для меня было приятным удивлением узнать, что точку зрения Лигачева, помимо других, принял и бывший многолетний посол СССР в США Анатолий Добрынин.
Разделились примерно поровну, но
итогом было все же поражение группы так называемых «консерваторов» — Горбачев принял сторону Яковлева. Статью в нашей газете решили признать ошибкой и поручили дать ей отповедь в «Правде». В итоге «Правда» дала целую полосу, посвященную письму Андреевой, которая называлась «Манифест антиперестроечных сил». Я знаю поименно, кто ее готовил, и что редактировал Яковлев — каждую страницу после написания возили ему на одобрение.
...
После публикации в «Правде» была дана команда, чтобы все общественные организации, все СМИ выступили и заявили, что не поддерживают позицию Андреевой,
зомбиаппарат заработал на полную мощность. Включаешь телевизор — там нас осуждают, на радио и в газетах — то же самое, и так несколько месяцев изо дня в день.
Они хотели уберечь целостность мифа о перестройке, потому что они знали, что это миф, в рамках которого
было выработано лексическое оружие против СССР, вброшены термины, которые трактовались двояко, — так называемая нетравмирующая лексика. Никто из них не смел сказать: будет дикий капитализм. Все было завуалировано, зашифровано, а тут вдруг — разоблачение.
...
Политбюро два дня обсуждает статью Андреевой, газеты изо дня в день разбирают ее по косточкам, ТВ тоже обсуждает вас. Складывается странное впечатление оторванности не только элиты, но и журналистов от процессов, происходящих в стране: события в Казахстане, Карабахе.
Горбачев не мог уже развязать узлы в Карабахе, Сумгаите, Казахстане, как не может ныне Путин развязать узлы в Грузии, на Украине, в Приднестровье. Для Горбачева и для всей верхушки тогда было решающе важно, что скажет Запад, который здесь играл сильную сдерживающую роль.
Я думаю, что
было несколько вариантов разрушения СССР — пробовали разные. Например, был вариант с Прибалтикой, вариант в Азербайджане, Армении, Грузии, где разжигался национальный вопрос. Но, кроме вариантов с периферийной попыткой развала Союза, самым главным направлением распада стали республики, создавшие СССР, — Россия, Украина и Белоруссия (например, выход РСФСР из общей экономики, замысел создания своих денег).
Были проекты разрушения экономики СССР: создание искусственного дефицита, доведение до абсурда благой цели борьбы с алкоголизмом, проект по переписыванию целого ряда основополагающих законов без четкого плана реформы. Были программы вроде пресловутой «500 дней».
Я считаю, что
Запад удачно воспользовался процессами, названными «перестройка в СССР», и наполнил их своим содержанием, найдя в нашем обществе силы, которые активно воплотили его политику. Горбачев меня ругал и укорял, что я, мол, не понимаю, что перестройка идет дорогой Ленина. Но дорога-то вела к Ельцину, а от него — к прямой телефонной линии из Беловежской пущи к президенту США Бушу, которому первым делом доложили об умерщвлении СССР.
...
Потом заговорил ГКЧП. По вашему мнению, что это было? Попытка государственников спасти СССР, хитрый, но неудачный ход Горбачева или попытка Янаева совершить переворот?
Это был фактически финал, проигрыш Горбачева.
Известно, что он сам создал ГКЧП, этакий своеобразный МЧС. К тому времени он разгромил ту часть Политбюро, которая могла его остановить: Лигачева, Воротникова, Никонова. Но посмотрите, каких людей он включил в чрезвычайный комитет! Там ведь нет никаких либералов. ГКЧП — это паллиатив из людей вроде бы советской ориентации на случай, если придется вводить чрезвычайное положение — например, при неудачном развитии переговоров в Ново-Огарево.
Подбор людей в ГКЧП был очень сомнительный и нереальный. Сам он в комитет не вошел. Видно,
была заложена идея: «главное — без меня». Да и потом, уже в Форосе, как известно, он сказал комитетчикам: «Действуйте без меня». Он хотел быть в стороне и в глазах Запада остаться союзником, быть непричастным к происходящему, а ГКЧП в случае чего подавить, разогнать, наказать, что, собственно, и было сделано.
Выходит, это был не комитет, а пугало. Как же тогда получилось, что они решились выступить?
Они были вынуждены выступить. Горбачев бежал от проблем — уехал на отдых в Крым, когда у него во дворце, в Ново-Огарево, фактически пылал пожар восстания республиканских лидеров. Это чудовищно! Но он уходит в тень и оставляет в Москве этих «птичек». Они дисциплинированные люди. И вот наступает час «икс». Самым азартным из всего комитета был заместитель министра обороны СССР Валентин Варенников. Но он солдат, он не мог взять управление на себя.