Небезызвестный украинский ресурс Цензор.НЕТ под заголовком "Русские знали наши пути выдвижения, и туда летело все - и 152-е, 120-е, и "Грады"..." опубликовал любопытное интервью бывшего командира роты 47-й отдельной механизированной бригады вооруженных сил Украины Николая Мельника, получившего тяжелые ранения в первые же дни участия его бригады, оснащенной американскими боевыми машинами пехоты М2А2 ODS-SA Bradley, в ныне знаменитых эпизодах наступления на Работино на Ореховском направлении в Запорожье в июне 2023 года. Какие-либо комментарии к этому примечательному тексту представляются просто излишними.Юрист, который с 2014 года время от времени присоединялся к добровольцам в Авдеевке, в 2022 году попал в 47-ю бригаду и потерял ногу во время первого же штурма подразделения на Запорожском направлении в июне 2023 года.
Только месяц назад Николай Мельник снова поднялся на свою единственную ногу. 38-летний мужчина трижды подорвался и получил тяжелые ранения. Ему не только оторвало правую ногу, но и разорвало левую, обожгло обе руки и лицо. Поэтому лечение было довольно продолжительным, пока киевлянин наконец-то смог передвигаться в инвалидном кресле, а затем и начать ходить с помощью ходунков. Николай мечтает о протезе, но культя должна хорошо зарубцоваться, сформироваться… Да и стопу правой нужно восстановить – с ней сейчас работают реабилитологи центра NextStepUkraine. А это боль и постоянные медицинские "находки" – то раны воспалились, то нерв нужно сшивать... И не видно конца.
"В 47-й бригаде люди реально прошли три курса молодого бойца"
– К началу полномасштабного наступления [России 24 февраля 2022 года] ты был...
- …командиром стрелкового взвода. Мы обороняли Киев. В июне 2022 года мой взвод стал зенитно-ракетным. Кстати, имели неплохие успехи, даже БЛА оперативно-тактического уровня сбивали. Но потом командир 47-го полка Ваня Шаламага пригласил меня на должность командира роты. Я согласился.
– Вы до этого были знакомы?
– У нас были общие друзья, скажем так, по националистической линии. У него отец – националист. Я сам себя стараюсь относить к этой категории, хотя сейчас она иногда дискредитирована. Ваня увидел во мне перспективу. В принципе, за время обороны Киева я надеюсь зарекомендовал себя нормально, как и наш взвод.
– До 2022 года ты всегда был с добровольцами, периодически приезжал на войну. Какой у тебя военный опыт и с кем сотрудничал?
– Я сотрудничал с 1-й штурмовой ротой. Как сотрудничал, был подчиненным. Приезжал и становился в строй, выполнял те задачи, которые мне давали. Надо было мыть пол – мыл, нужно было носить мины – я таскал мины, нужно было еще что-то делать – брал и делал. Я не обжаловал не то что ни приказа – даже пожелания, ни Тенгиза, ни Да Винчи, ни других своих друзей-командиров. Потому что, честно, в этой иерархии я был не на очень высокой позиции, но это меня устраивало, потому что я: а) считал, что обороняю Украину; б) помогал своим друзьям – надо же. И это верно. Именно этот опыт помог мне быстро сколотить взвод, когда надо было защищать Киев. Я знал, что делать, знал, что такое война, понимал вызовы. И, в принципе, понимал, что делать с солдатами, чтобы они просто не разбежались. Мы все помним, какой бардак был в первые дни обороны Киева, как, простите, отдельные стрелковые взводы, даже роты просто убегали с позиций. Почему? Потому что эйфория заканчивается в тот момент, когда тебе дают автомат и говорят: "Иди туда, обороняй сектор". У нас тоже по-всякому бывало. Но мы выполняли любой приказ. В том батальоне, где мы были, наш взвод считался одним из самых лучших.
– С чего вы начали в 47-й бригаде? Я так понимаю, ты с ними вместе прошел обучение за границей.
– Когда меня звали в 47-ю, говорили, что это будет новая рота, которую я смогу создать сам. Но в результате я пришел уже в созданную роту. Она даже прошла обучение на западе Украины. Прихожу, мне говорят: "Вот 110 человек, принимай". Спрашиваю: "Как? Мне говорили создавать роту". – "Она уже создана, лови". Что делать – принял.
– Кто там был, люди каких профессий? Был ли кто-то с военным опытом?
- Было несколько так называемых АТОшников, но среди них были совершенно разные люди. Были те, кто просто отсидел некоторое время в блиндажах. Такие вообще не собирались ничего штурмовать. Их главной задачей, как я увидел, было быть понезаметнее. Мы потом с ними расстались. Но были люди, действительно прошедшие АТО. Вот у меня Петя Колодий стал техником роты. Человек, во-первых, на своем месте, во-вторых, храбрый, в-третьих, ты понимаешь, что человек воевал и знает, что делать. Это человек, который мог разобраться в любом моторе, достать детали. И когда нас подбили, он меня прикрывал, кричал: "Командир, я рядом!" Я заставил его отойти, прыгнуть в траншею. Но он действительно храбр, я его уважаю.
В общем контингент был очень разношерстный. Был человек, который откровенно сказал: "У меня много детей. Я на боевые не пойду. И вообще, у меня энурез – вот справка". Что сделаешь? Были те, кто не всегда понимал, куда попал. Были просто мобилизованы, их привезли, бросили, и они тоже не понимали, что происходит.
Но у большинства была высокая мотивация. Люди приходили из больших бизнесов. Я задавал вопрос: "Зачем? У тебя все было хорошо". – "Я считаю, что это правильно – защищать Украину". Именно на людей с высокой мотивацией я пытался опираться.
- Расскажи о подготовке, потому что ваша бригада едва ли не дольше всего готовилась, прошла разные методики. Как ты оцениваешь, людей в принципе научили воевать?
- Подготовка была долгой, потому что сначала это была, как я помню, разведка. Затем это стал штурмовой полк, позже – механизированная бригада. Тактика штурмового полка и механизированной бригады совершенно разная. Поэтому людей пришлось переучивать. Была ли подготовка долгой? Да, была. Но виноваты ли люди в этом? Нет. Солдат не виноват в том, что у командования постоянно меняются планы.
- Ну так хорошо, что подготовка проходила долго, люди учились…
– Понимаете, в большинстве люди "перегорали", и ты просто заставлял их еще раз найти в себе огонь. Постоянное общение, постоянные объяснения, почему так происходит. Поймите: сначала ты штурмовой полк и учишься штурмовать дома. Потом говорят: ты – механизированная бригада и дают [бронированные машины класса MRAP] MaxxPro, которые ты видишь впервые в жизни. На них дают гранатометы, кажется, Мk 13 и ты не понимаешь, как их поставить. А потом у тебя все забирают, и дают [БМП] Bradley, но на них тоже нужно поехать учиться. То есть реально произошло три процесса обучения, люди прошли три КМБ. Разумеется, они "перегорали". И я очень рад, что в моей роте люди не потеряли этот огонь, и когда нужно было выполнять задания, они выполняли. Я скажу, что очень большая ответственность была на командирах взводов, которые где-то поняли мою логику, где-то сами пришли к выводам. И когда сказали, например: "Вы будете штурмовать ночью", люди совершенно сознательно тренировались ночью, ставили себе метки и учились ходить по траншеям – ночью. Даже после учебы в Германии мы продолжали учиться. Мы не давали солдатам расслабиться.
– Хорошо, а ты сам? Ты знал, что твои друзья, пока ты учишься, воюют. Как ты сам себя мотивировал, что наступит тот день, когда и ты пригодишься?
- Было тяжело понимать, что друзья воюют, а ты… Да ты понимаешь, какая на тебе ответственность. Ты – командир роты, у тебя 119 человек личного состава. Если ты сейчас начнешь ныть, то все, рота развалится. Сложно. Ну ладно. Взял мяч – играй…
– Bradley действительно надежная машина? Какое впечатление она произвела на тебя?
- У американцев совершенно другой подход к обучению, не совковый. Как происходит обучение на БМП в украинской армии? "Детки, вот БМП, только мы не будем ее заводить, потому что соляры нет. А вот пушка, но мы не будем стрелять, потому что патронов нет. И вообще, руками ничего не трогайте, потому что развалится. Лучше отработаем десантирование - и все". То есть фактически солдат знает, как десантироваться с "боевой могилы пехоты" (потому что БМП-2 – это боевая могила), и все. Вот так происходит процесс обучения в нашей армии. А в американской: "Вот Bradley". И соляра не заканчивается, патроны тоже. В день мы настреливаем по 74 выстрела, наезжали нормальные километражи. Американцы не боялись. В первый день объяснили, где что, а на второй день мы уже сели на машины и каждый из экипажа (пехота училась отдельно, экипажи – отдельно) проехал по пять-десять километров. Я в первый день езды элементарно ночью уже сдавал назад, заправлял технику. И они всегда спрашивали: "Хотите еще?" Я говорил: "Хочу". У нас были и ночные стрельбы, и дневные стрельбы, и круглосуточные, и мы спали в машинах. Опять же, пока мы не научились, пока каждый механик-водитель не понял, что от него требуется, пока каждый наводчик-оператор, каждый командир машины не разобрали и не собрали ту [25-мм автоматическую пушку] Bushmaster за семь минут... К сожалению, когда у меня не получалось, я очень эмоционально реагировал, поэтому американские солдаты говорили: "О! Николай, #б твою мать!" Но с восьмого раза у меня получилось, я понял, как это делается. Пока ты не научишься делать все на автомате, ты никуда не идешь. Ты не выполняешь следующее упражнение. Возле каждого был инструктор, около каждого переводчик. Не научиться использовать современные машины – невозможно.
– Слушай, а было такое ощущение: о, это крутая машина! Мы сейчас на них точно победим!
– Да, было ощущение, что это крутая машина. И было чувство уверенности. Ты на ней настолько научился, ты понимал, что при чем, какие поломки могут быть, как их ликвидировать. Опять же, как проходят ротно-тактические учения? В первый день ты изучаешь, что от тебя надо, но вот тебе поле – огромное, вот тебе Bradley – учись маневрировать. И ты учишься маневрировать взводами, ротами, ты общаешься с каждым командиром машины. Были те, кто работали на "бехах" [БМП-1/2], они говорили: "О, это бомба-ракета!"
– Тогда вы уже знали, что вас готовят, чтобы на каком-то направлении провести мощный штурм, что на вас делается большая ставка?
– Я это понял на ротных учениях, а убедился на батальонных тактических. Потому что то, что мы на ротно-тактических и батальонных штурмовали, отражало и рельеф Херсонщины, и "зубы дракона". Американцы заморочились и сделали все, что нам нужно штурмовать. Единственное, что не было предусмотрено, это заминированные посадки. Во время ротно-тактических и батальонных учений мы это постоянно использовали, заходя через посадки в тыл (американцы играли роль русских). Я гордился своими ребятами, которые реально проходили по шесть-восемь километров по лесу, обнаруживали наблюдательные пункты противника. Очень интересно было. У каждого командира роты был такой же командир роты – американец, и ты должен был задавать ему вопросы. Если ты не стыдился, тебе все объясняли. Я постоянно задавал вопросы. Мой "кептен Джек"... У него от меня даже глаз дергался, но пока я до конца не понимал задачи, я от него не отходил.
Мы очень часто ночевали на тех учениях, и он в двадцатый раз объяснял мне, как правильно использовать Bradley. Опять же были люди, воевавшие в Персидском заливе, и они объясняли, каким образом они там противодействовали танкам. Всё это было интересно. В принципе, я всех очень жестоко мучил. У меня был Крис, он уже погиб… У него был очень хороший английский, и мы вдвоем постоянно долбили американцев, чтобы все понять. Думаю, проблема нескольких рот бригады, офицеров бригады была в том, что вместо того, чтобы так же долбить своих инструкторов, они шли спать. Это мое мнение.
"Своим солдатам я сказал: в сложной ситуации вы будете биться не за Украину - вы будете биться друг за друга"
– Когда вы приехали в зону ответственности и получили задание? Когда ты получил приказ идти на штурм?
– Сначала нас передислоцировали в Запорожскую область, на юг, это было еще в середине мая. Там была уже корпусная планировка, на нее пригласили всех командиров рот. Там нам начали показывать, что будет дальше. То есть, в мае я прекрасно понимал, что нужно делать, понял задачу своей роты. Собрал командиров взводов и командиров отделений и стал каждому доводить его действия. Мы даже смогли смоделировать позиции, которые нам нужно штурмовать, и каждую ночь мы отрабатывали-отрабатывали-отрабатывали… Мы напрягли все наши финансовые ресурсы, покупали приборы ночного видения, потому что их не хватало, хотя мы были лучше заряжены, чем другие бригады. Было очень сильное родство. Каждый солдат понимал свою задачу, каждый мог ясно сказать, что он делает на каждом этапе.
- А груз ответственности, что вся страна на вас смотрит, что вот сейчас вы до Мариуполя дойдете, и мы победим… Это на вас не давило?
- Слушайте, я уже давно в этой жизни… Я понимаю, что такое пафосный треп. И понимаю: то, что планируется, может пойти не по плану. И я своим солдатам говорил простую вещь: будет сложно, и тогда вы не будете сражаться за Украину – вы будете сражаться друг за друга, за того, кто справа, слева, сзади, впереди. А я буду драться за вас до того момента, пока буду в состоянии. И я совершенно спокойно объяснил: после меня руководит друг Лис (Евтушенко Дмитрий Саныч), лучший офицер, которого я только видел. Честно, я считаю, что у него очень большие перспективы. Дмитрий Саныч выбывает– за ним друг Крис (Царство Небесное), Крис выбывает – Профессор (Царство Небесное), тот выбывает – другой командует… Все понимали передачу управления взводами, все понимали передачу управления отделениями. Да, это проходило из-за определенного непонимания со стороны солдат: ну что ты от нас еще хочешь? Мы учимся уже девять месяцев, мы турникеты с закрытыми глазами накручиваем… Что ты еще хочешь?
– Когда был первый штурм, на который вы пошли? Каков ваш первый опыт?
- Первый опыт – мы опоздали на штурм … По плану мы должны были штурмовать сразу за 3-м батальоном. Но из-за провалов в планировании мы, мягко говоря, опоздали часа на три, так, конечно, помочь уже не могли. Уже было утро, а днем с русскими было очень сложно воевать из-за их превосходства в артиллерии, авиации, БЛА. Потому мы встали в посадку уточнить задачи. Они, учитывая полученный опыт 3-го батальона, были откорректированы. Теперь нам нужно было пройти не 12 километров, а всего шесть. Но из того, что мы уже услышали от 3-го батальона и других… Вы же понимаете, армия – это большой колхоз, все начали друг друга спрашивать: что, как, где? Услышав, что и как было, объяснил командирам взводов и отделений их задачи, пообещал подразделениям разграждения, что мы будем прикрывать их до тех пор, пока будут стрелять "Бушмастеры". Так и вышло. Мы их прикрывали, они проделали свою работу, за счет этого нам все-таки удалось захватить определенные позиции, отразить контратаки и, в принципе, спокойно подготовиться к обороне. Русские контратаки не смогли нас выбить.
- Какого это числа произошло?
– 9 июня. Мы захватили позиции, отразили первую контратаку, начали закапываться. Я получил ранение, управление перешло к Лису, он в дальнейшем руководил ротой, и руководил довольно удачно.
Мы выполнили стоящую перед нами задачу с минимальными потерями. Когда у других рот уже были "двухсотые", большинство техники подбито, у меня было всего десять "трехсотых". Погибшие появились уже после того, как я выбыл. Но для этого были объективные причины, потому что русские артиллерией просто мешали наши позиции с черноземом.
"Пулеметная пуля перебила мне правую ногу, я начал прыгать на левой - наступил на противопехотную мину"
– Как ты подорвался, как это было?
- Да как… Мы вызвали Bradley, которая должна была эвакуировать первых раненых. Я увидел, что она сейчас поедет по минному полю, выскочил из посадки и принялся махать руками, куда ей идти. Почувствовал выстрелы, увидел, как улетает моя нога, удивился… Скорее всего, это был крупнокалиберный пулемет, потому что на вражеской позиции "Реал" стояли танки, они и работали. Я принялся прыгать на левой ноге, наступил на противопехотную мину, упал на спину. Пожалуй, сработал "лепесток", потому что в тот период, когда мы захватили и отразили первую атаку, произошло массовое дистанционное минирование. В небе через каждые десять метров было взрыв, взрыв, взрыв… От того небо стало получерным, я такого даже в фильмах не видел. Сработала детонация, перевернула меня в живот. Под грудью тоже что-то сработало – меня снова подбросило. Броник у меня хороший, потому взрывная волна пошла по рукам. После этих всех подрывов я упал, лежу и разглядываю: руки сожжены. Понимаю, что ничего сейчас себе накрутить не могу. Но возле меня был друг Пиро, я крикнул: "Пиро, спасай!" Пиро побежал по минному полю меня спасать. И спас. Через минуту или две наложил мне четыре турникета, привязал паракордом ту ногу и потащил.
– Она была рядом? То есть пытались спасти оторванную ногу?
– Она держалась на куске мышцы, болталась. Пока это происходило, я ему кричал, чтобы передал по рации о ранениях, о передаче управления. Не знаю, почему не потерял сознание. Пока не услышал, что все понимают о передаче управления, я не успокоился, я его долбил. Он с одной стороны перевязывает мне ногу, а с другой я ему кричу: "Передавай управление!" За это время Bradley увидела, где минное поле, заехала в проход. Эта машина меня и эвакуировала. Поэтому меня вывезли довольно быстро. Дальше хорошо сработал наш батальонный медик друг Ковер.
- Ты говорил, что за две минуты до подрыва побратим посоветовал тебе застегнуть воротник на бронежилете…
- Когда мы увидели, что идет мощное дистанционное минирование, друг Пиро сказал: "Командир, давай все-таки воротник тебе натянем". Мой кевларовый воротник был свернут, мне его через две-три минуты натянули. Во время моих подрывов его разорвало в лохмотья. Я его сохранил, потому что в нем были осколки. Они были даже в турникетах, которые были у меня на конечностях. Они были повсюду. Кевларовый воротник, напашник, броня меня спасли, я выжил.
– Сколько рота оставалась на той позиции? Какие задачи она выполняла? И как удачно, можешь сказать?
– Я очень горжусь своей ротой, солдатами. Я максимально доволен собой, потому что я их научил, как правильно воевать. Я максимально доволен тем, что понял, кто сможет командовать после меня лучше всего. Я принял те управленческие решения, которые от меня требовались. А бойцы не просто отбивали контратаки на этой позиции, находясь в полуокружении. Они постоянно продолжали ее штурмовать… Они не потеряли управления, не потеряли боеспособность. Они потом штурмовали "Реал", штурмовали "Барселону", Работино. То есть продолжали бои.
- Почему у вас были такие испанские названия позиций – "Бенфика", "Реал"?
– Не знаю, может, в корпусе был футбольный фанат. Но все позиции были названы в честь футбольных команд. Моя основная задача была какая? Захватить "Шахтер" и "Динамо", пройдя через "Реал".
Если видели видео, как вражеская рота погибает через четыре минуты, то это как раз позиция "Динамо". Поэтому очень горжусь своей ротой, они красавчики. Но очень многих потерь можно избежать, если бы не формально выполняли приказы. Я сейчас не очень хочу критиковать нашу власть, наших командующих, но иногда казалось, что солдат не берегут. Были случаи, когда нужно было бить по позициям, но говорили: "[M109A6] Paladin - дорогие снаряды" ... Поэтому тоже гибли люди. Потому что нужно было отработать артой, но не отрабатывали по какой-то непонятной причине. И поэтому гибли мои пацаны.
– Как долго дрались за Работино? Думаю, ты внимательно следил за этим.
– Подождите: задача взять Работино стояла в первый день. То есть бои за Работино велись с восьмого июня и до того момента, как его взяли [в конце августа].
– Твои ребята туда заходили тоже.
– Конечно. Они заходили, делали засады, очень хорошо отрабатывали. Наша 4-я рота, несмотря ни на что, со сжатыми зубами продолжала идти вперед. Несмотря на потери ранеными. У многих моих бойцов пять контузий. Друг Файер за это наступление имел многочисленные ранения и постоянно возвращался. Ну, сейчас его уже размотало нормально, будет долго отдыхать. Три ранения только в боях за Работино… И так у многих.
– Очевидно, что русские на этом направлении готовились к штурмам. Они не испугались "Леопардов" и не побежали, как ожидалось.
- Весь план большого контрнаступления базировался на простых вещах: москаль видит "Брэдли", "Леопард" – и убегает. Все. "Пацаны, да вы их там размотаете!" - "Но ведь на "Брэдли" нет активной защиты!" - "А ты не ссы! Она и так хорошая". - "А танкисты ни разу не стреляли из "Леопарда"! - "Да ты не ссы, они работали на Т-72!" Это при том, что все пацаны были охренены, я просто полюбил наших танкистов.
- Какой-то танкист случайно к вам прибился…
– Это вообще была бомба-ракета! Т-64 на тралах должен был работать с другой ротой. Но тогда был определенный управленческий бардак. Мне передают Т-64, я с ним отрабатываю, вхожу в слаживание. Надо штурмовать – у меня его забирают, дают других пацанов, которых я вижу впервые в жизни и которые не понимают задачи, они просто в афиге от того, что здесь оказались. И их уработали, кажется, в первые же минуты боя с ПТУРа. Мы продолжаем бой, откатываемся, закатываемся, продолжаем маневрировать. И тут мне по рации: "Друг Фриц, а что мне делать?" Говорю: "Это кто?" – "Я такой-то такой-то", – понимаю, что это танкист, который должен быть с другим подразделением. "Да ты же должен быть…" – "Да где там, я с вами, вам в хвост стал…" – "Киса моя! – обрадовался я. – Ну, сейчас у нас дело пойдет! Там первый взвод, обходи, готовься" . Определенные элементы случайности, связанные с тем, что некоторые решения старших командиров не были логичны конкретно в этой ситуации, только запутывали. Но благодаря этой путанице у меня оказалась еще одна "Тешка" на тралах, которая мне проложила путь на позицию "Бенфика". А почему проложила – потому что в принципе УР [установка разминирования] отработала по этой позиции до того, в первые минуты боя. Нам удалось это сделать, и просто нужно было, чтобы прошел танк и еще раз проделал проход, чтобы пехота не подорвалась. Это все как сериал какой-то.
- Война – это всегда хаос?
– Контролируемый хаос! Здесь главное, во-первых, не сойти с ума, а во-вторых, понять свою позицию в этом хаосе. И попытаться тем или иным образом подчинить его общей цели и цели. Да, это был хаос. Какие-то роты из-за этого хаоса заканчивались через 15 минут, кто-то – за 30, другие бригады вообще продемонстрировали "рекорды". Моя рота не закончилась, у нас были минимальные потери. Да, были машины подбитые. Меня вообще первым подбили, 152-й [мм] как врезал…
- И Bradley...
- …Bradley выдержала все. Снаряд попал под правый борт, была повреждена гусянка. Броня выдержала обломки, но от ударной волны порвало проводку в машине… Единственный случай, когда Bradley не выдержала удара – это была работа вертолетов, уже через неделю. Ка-52 ударил по машинам, и одна Bradley сдетонировала. Но есть случаи, когда не сдетонировали, когда выдерживали и такие удары. В принципе это очень надежная машина. Это не БМП-2, где гибнет весь экипаж, нет. Bradley может быть подбита, но экипаж выживает. И мотор всегда колотится. Механик-водитель приходит в себя от контузии, мотор колотится – поехали дальше.
Да, хаос. В этом хаосе важно не потерять связь со старшим командиром. Потому что нужна артиллерия, нужны текущие приказы. А когда это перестает происходить, когда приказы комбата передает сержант батальона – это не очень хорошо. Потому что приказ о передаче управления сержанту ты не слышал. А в наушниках ты точно слышишь, что это не твой комбат говорит. Опять же очень важно, чтобы старшие командиры понимали, что происходит на поле боя. Знаете, система управления в 47-й была настолько высокой, что у себя на планшете я видел, где была каждая из моих машин. Это помогало в управлении, ты понимал, кто где. И комбриг понимал, кто где, и комбат понимал. Единственное, чего они не понимали – что действительно происходит на поле боя. А ситуация была довольно проста: ПТУРы в каждой посадке. Русские знали наши пути выдвижения, и по этим путям летело все – и 152-е, 120-е, и "Грады"… И вот ты идешь, а где ты будешь маневрировать? Только вперед-назад, потому что все остальное заминировано. Причем нами же…
"Не думаю, что есть хоть один человек, который хочет в армию, но мы все хотим защитить Украину"
– Ты пятый месяц лечишься, воммтанавливаешься. Какова ситуация с левой ногой – она тоже очень серьезно пострадала?
– Да. "Противопехотка" сработала. К сожалению, потому, что мне недостаточно хорошо обработали раны в Запорожье, начался процесс нагноения, пришлось срезать пол-стопы, хотя она в принципе выдержала. Были многочисленные переломы плюсновых косточек, но стопа есть… Из-за большого наплыва раненых у врачей просто не хватало времени нормально чистить раны. Меня почистили первый раз уже в Днепропетровске, через двое суток, когда начался процесс нагноения и стал вопрос ампутации и левой ноги. Но я не дал, и врачи, слава Богу, мне помогли. Нога спасена, но не в полном составе. Ну, ничего, тренируюсь.
- У тебя долго восстанавливались руки, поэтому ты не мог самостоятельно пересаживаться.
– Я ничего не мог ими делать. Руки были разорваны взрывной волной, но тут подшили, там подшили – нормально… Могу уже браться за перекладину, чтобы подтягиваться. У нас хорошие хирурги, хорошо собирают. Потому сейчас уже все нормально. Но в первые дни было, конечно, тяжело. Лежишь, привязанный, руки сожжены, трубка во рту, только одна мысль: снесло тебе яйца или не снесло… ( смеется). Слава Богу, уточнил у медсестер, они сказали, что все нормально.
– Не так давно ты впервые встал на ногу. Какие были ощущения? Насколько больно?
– Очень больно! Потому что у меня была пересадка мышц на стопе, и они еще недостаточно зажили. Но в общем все хорошо, нужно только немного времени. Мне повезло, потому что здесь, в клинике, такой не жалеющий тренер. Я ему говорю: "Не смей меня жалеть!" – и он красавчик: "На тебе эту трапецию, вот тебе сапог, чтобы было проще ходить – пошли!" Было больно, но я пошел. Это очень важный этап для меня. У меня было их несколько. Первый этап – ты сам можешь сходить в туалет. Это очень важно, кстати. Второй этап – ты можешь подняться. Я поднялся 17 августа. А в сентябре я начал на одной ноге ходить с костылями. Это уже неплохо. Меня еще предстоит несколько операций: перебиты нервы, убрать контрактуры. Еще долго лечиться. Но я знаю, что пойду. Знаю, что у меня будет классный протез, я буду человеком-терминатором . И все будет хорошо.
Однажды мне позвонил знакомый офицер и говорит: "Ну, вы давайте, восстанавливайтесь. В следующем году тоже будет контрнаступление". А я ему говорю: "У меня ног уже не хватит на следующее контрнаступление". – "Мы же должны дойти до Крыма!" – "Я же не против, но у меня реально не хватит конечностей…" Еще раз штурмовать "в лоб" подготовленные позиции русских – не самая лучшая идея. Очень надеюсь, что после произошедшего сделали выводы… Наступление – это всегда потери. Но все же хотелось, чтобы было лучшее взаимодействие между родами войск, чтобы у нас появилась авиация, чтобы мы не боялись вертолетов, чтобы у нас были средства против этого. Очень хочется, чтобы были кадровые выводы.
– Ты все равно хочешь вернуться в армию? Что ты думаешь об этом?
- Не думаю, что есть хоть один человек, желающий в армию. Но… Мы все хотим дальше защищать Украину. Спрашиваете, хочу ли я в армию? Нет, не желаю. Вообще. Я там не высыпаюсь. Вернусь ли я защищать Украину? Да. В каком состоянии, на какой должности – я не готов ответить. Потому что, вероятно, уже не получится штурмовать посадки.
- Почему у тебя позывной Фриц?
– Ой… Фрицем меня впервые назвал друг Галичанин в 2016 году. И прижилось. Я никогда не скрывал, что немец наполовину. Знаете, у меня семья "антисоветчиков": одни были в "Гитлерюгенде", другие – в УПА. И все встретились в Сибири, от этой любви родилась моя мама. Потому так сложилось. В принципе, я достаточно скучен и методичен, когда что-то нужно выполнять. Думаю, я где-то соответствую своему позывному.
Виолетта Киртока, Цензор. НЕТ
https://bmpd.livejournal.com/4 ... .html
Она жива разве? 
LuckyStarrr
